Пламенное сердце

– Примерно. Зое нужна бумага для черчения.

– Канцелярские принадлежности! – воскликнул я, и тут меня понесло: – Забавно, но я подозревал, что у вас груды этого добра хранятся под кроватями.

Самоконтроль и сейчас не изменил Сидни, но уголки ее губ слегка приподнялись. Она посмотрела на Джилл.

– Тебе что-нибудь нужно?

Джилл покачала головой, а я решил подать голос:

– Мне бы не помешал новый этюдник, краски и…

Сидни вздохнула и изобразила страдальческое лицо.

– Адриан, я не с тобой беседую. Пойдем, Зоя. До встречи, ребята.

Они зашагали было прочь, но затем Сидни вдруг остановилась.

– Ой, мне надо сказать Джилл еще несколько словечек. Держи. – Она сунула Зое ключи от машины. – Выведи машину из гаража.

У Зои сделались такие глаза, словно Сидни ей сообщила, что завтра Рождество. Это смотрелось мило, и мне пришлось себе напомнить, что Зоя – непрестанная помеха моей личной жизни.

– Спасибо!

Зоя схватила ключи и беззаботно убежала.

Сидни с любовью взглянула ей вслед.

– Значит, финальная распродажа в «Контейнер Стор»?

– Ой, ну брось, – фыркнул я. – Не надо притворяться, будто ты выше всего этого?

Сидни ухмыльнулась и повернулась к нам. Ее волосы вспыхнули в солнечных лучах расплавленным золотом, и у меня перехватило дыхание.

– Итак, на самом деле у тебя нет никакого разговора ко мне? – уточнила Джилл с лукавой улыбкой.

Сидни пожала плечами и убрала прядь своих чудесных волос за ухо.

– В общем, ничего особенного. Просто хотелось перевести дух. Приятно поболтать с вами обоими.

Но она уставилась на меня, и я ощущал напряжение. Я знал, что Сидни, как и мне, приходится прилагать максимум усилий, чтобы держать дистанцию. Я отдал бы все, что угодно, лишь бы сейчас обнять ее, погладить по щеке или прикоснуться к ее волосам. Кашлянув, Сидни потупилась и, похоже, попыталась подыскать безопасную тему для разговора. Ну, отчасти безопасную. Сидни понизила голос, а глаза ее заблестели.

– У меня получилось. – Она прикусила губу и продолжила: – С солью. Я вложила в нее все четыре стихии.

Джилл ахнула. Она была в курсе наших поисков.

– И у тебя получится воспроизвести чернила Маркуса?

Сидни энергично закивала.

– Самое сложное сделано. Теперь соль нужно измельчить и ввести в любой раствор для татуировки. Но нужен подопытный кролик. Адриан – ты храбрый парень. Не будешь возражать, если я произведу опыт на тебе?

– Я верую в твои способности, – заявил я Сидни, – но, может, тебе лучше подождать и поставить эксперимент на ком-нибудь из новых рекрутов Маркуса – ну тех самых, с сияющими очами.

– Можно и так. Кстати, вряд ли соль навредит подопытному. Главный вопрос – сработает метод или нет. И единственный способ все выяснить – это дождаться, когда алхимики попытаются заново сделать татуировку нашему кролику. Мы, разумеется, к такому не стремимся… – У Сидни сделался восхитительно задумчивый вид. – Вот если бы я заполучила чернила алхимиков и попробовать бы с ними поработать, но, увы… Здесь требуется особое разрешение. Кроме того, у меня нет под рукой пользователя земли.

Я ухмыльнулся.

– Думаю, Эйб с радостью тебе поможет.

– Ага, – сказала Сидни. – Я не сомневаюсь. Я уверена, что он был бы в восторге, узнав о моем побочном проекте.

Внезапно на горизонте показалась Зоя, сидевшая за рулем зверской машины. Она не заехала на бордюр и не врезалась в стену дома, так что я счел это многообещающим. Кстати, Сидни внимательно наблюдала за сестрой. Удовлетворенная увиденным, она сменила Зою на водительском месте и помахала нам рукой. Наши взгляды встретились, и я на несколько мгновений утонул в ее янтарных глазах. Когда автомобиль скрылся за углом, я вздохнул и почувствовал, что Джилл понимающе смотрит на меня.

– Ладно, – буркнул я. – Я запишусь на прием.

Джилл обняла меня.

Я позвонил психиатру, которого рекомендовал Карлтонский центр здоровья, тихо надеясь, что до приема пройдет некоторое время. В конце концов, врачи узкой специализации всегда загружены, верно? И этот тип действительно много трудился – но как раз завтра у него образовалось окно, поскольку пациент отменил запись. Девушка-регистратор прощебетала, что мне очень повезло. И что мне оставалось делать? Я смирился с судьбой и отменил занятия на завтра. Ровена обзовет меня прогульщиком, когда я потом спрошу у нее, что я пропустил.

Врача звали Рональд Микоски, но я сразу же позабыл его имя, поскольку он в точности походил на Альберта Эйнштейна, укомплектованного растрепанными седыми волосами и усами. Я предположил, что в кабинете будет кушетка, на которой я стану валяться, бормоча что-то о матери, но я ошибся. Врач уселся за стол, а мне показал на бархатное кресло. Вместо блокнота у него был ноутбук.

– Итак, Адриан, – начал Эйнштейн. – Расскажите мне, что привело вас сюда?

Я собрался было выпалить: «Девушка меня заставила», – но фраза показалась мне натянутой.

– Моя девушка думает, что мне не помешал бы визит к вам, – исправился я. – Я хочу принимать антидепрессанты.

Кустистые брови приподнялись.

– В самом деле? Мы здесь не просто раздаем рецепты, мы поначалу докапываемся до сути. Вы в депрессии?

– В настоящий момент нет.

– Но иногда это с вами бывает?

– Конечно. Ну, то есть она же со всеми бывает, правда?

Врач спокойно встретил мой взгляд.

– Разумеется. Но ваши депрессивные ощущения хуже среднего?

– Кто знает? – Я пожал плечами. – Они ведь субъективные, так ведь?

– А ваша девушка думает, что они хуже среднего?

Я заколебался.

– Да.

– Почему?

Тут я завис. Я не был уверен, что готов разговаривать на такую щекотливую тему. Меня застали врасплох, хотя я был подкованным в вопросах, связанных с психическим здоровьем. Меня в свое время просветила Лисса. В общем, я понимал, что психиатры выписывают рецепты, а психотерапевты обсуждают проблемы. Я думал, что просто приду сюда, скажу, что мне нужны таблетки, и получу их.

– Потому что… я тогда пью.

Эйнштейн побарабанил пальцами по столу.

– Много?

Я снова готов был ляпнуть про субъективность, но предпочел ответить прямо:

– Да.

– А когда вы счастливы, вы тоже пьете?

– Ну, пожалуй… но почему бы не дать себе порезвиться?

– А вы чувствуете, когда вы не в духе.

Вот и очередная возможность пошутить! О, я мог бы рассказать про дух! Но как описать мои чувства в те мрачные часы, когда тень духа накрывает мою душу? А даже если бы я и нашел слова, смог бы Эйншейн ими проникнуться? Кто смог бы мне посочувствовать на самом деле? Никто – и это было хуже всего. Я всегда ощущал себя одиноким. Даже другой пользователь духа не смог бы полностью понять то, что переживаю я. У каждого – свой личный ад, и, конечно, я не мог упомянуть о духе.

Однако я поймал себя на том, что беседую с Эйнштейном, изо всех сил стараясь описать свои чувства. Через пятнадцать минут врач перестал барабанить пальцами по столу и стал просто слушать, иногда задавая уточняющие вопросы. Вскоре он стал допытываться у меня, как я себя чувствую, когда счастлив. Особенно его интересовало, как мне свойственно проводить свободное время, а еще – в чем заключается мое «необычное поведение». Когда данная тема исчерпалась, врач выдал мне груду тестов, которые, в принципе, были посвящены одним и тем же проблемам.

– Боже правый! – не выдержал я, возвращая листы бумаги. – Я даже не думал, что это настолько трудно – определить психа!

В глазах врача блеснули веселые искорки.

– Термин «псих» используют некорректно и часто. А также его употребляют, чтобы заклеймить человека и вынести ему приговор. – Он постучал себя пальцем по голове. – Все мы завязаны на биохимию, Адриан. Наши тела, наш мозг. Это одновременно и простая, и крайне сложная система. И в ней очень часто что-то идет не так. Какая-то мутация клетки. Какой-то нейрон выпадает из цепи. А может, медиатора недостает.

– Моей девушке понравились бы ваши речи, – сказал я, потом кивнул на груду бумаг. – А если я не псих, мне все равно нужно пить таблетки?