Жёнка (СИ)

   С тех пор холода и не боюсь. А Боров боялся. Он всегда болезненный был. А мы, хоть и похожи на лицо были: одинаковые очи, волосы, нос - всё одно фигурою были разные.

   Годы шли, я, возясь с починкою забора или чем ещё по хозяйству, постигал азы родового боя, которые сызмальства передавал отец. Я собирался последовать тропою старшего брата, уйти в орду, лелея мечты ещё сызмальства вместе с Владом, да отец был против, считая, что отдали дань орде в виде одного сына, и хватит, и уехал. А потом нашёл мне Голубу. Я был против, да отец уже сговорился. Хотелось сделать гадость и сбежать, да отец напомнил обычаи, что опорочу невесту. Девка потом замуж выйти не сможет, скажут, порченная какая, что жених бросил. Вот я и пожалел Голубу, она-то не была виновата в моей вражде с родителем.

   Отец дом нам поставил. Я тогда на него обижен был, ненавидя всех и каждого. Решил сбежать со свадьбы, да Влад отговорил. Мол, сим покажу свою трусость, а так воины не поступают. Потому я сделал по-своему, женившись и уехав с Голубою в Выселки. Не хотелось оставлять Борова одного с отцом, потому позвал его с собою. Избу собирался большую ставить - места всем хватило бы.

   Да Боров отказался, мол, не хочет на моей шее сидеть, да и отцу помощь не помешает. При всём он не винил того ни в чём и считал порою его гнев справедливым.

   Время шло, я образумился, а с братом связь мы держали через одного купца. А после Боров прислал письмо - женится. Девка красавица, пусть мелковата, зато хозяюшка. Одно удивляло: неужто отец образумился на старости - такой дар ему преподнёс? Мне , правда, с Голубою повезло, отец нашёл хорошую жёнку. Но к Борову он всегда относился не очень и с моим отсутствием, мне казалось, стал его гнобить.

   Потому красивая девка попахивала тухлятиной в руках отца. Я посоветовал брату приглядеться к ней, может, попорченная какая.

   На что было ещё одно письмо. Он повстречал её и стал сохнуть. Не может дождаться свадебки.

   Равномерный тихий голос мужа, вкупе с причёсыванием погружал меня в состояние дремы. Постепенно я начинала видеть обоих братьев, их отца. А когда Бер замолчал, на меня внезапно нахлынули яркие красочные воспоминания.

   После того, как с Ухватом подралася, какое-то время не выходила из дому. Матушка, видя моё состояние, пыталась наоборот посылать то за водою, то ещё куда. С опаской, но я выполняла поручения. Всё же в дневное время народу по селу много ходит, не будет же Ухват прямо на улице приставать. Тогда-то отец уже сговорился с одним дедушкой, улыбчивым старичком, вечно теребящим свою седую бородку. Я не могла дождаться свадебки, да только спешить было нельзя. Мало ли, подумают, что брюхата от другого.

   - Здравствуй девица! - окликнул меня высокий ладно сбитый парень, с серыми очами, тёмными усами и выделяющемся раздвоенным подбородком.

   Он меня напугал изрядно, то ж я и накинулася на него с вёдрами да коромыслом. Окатила водою да избила. Драпал парень - только в путь, неуверенно говоря, что он не хотел обидеть.

   Мужское внимание уже начинало раздражать. Отец говаривал, что я родилась слишком красивой для села - мне б княжною быть. Да только жаловал один Ухват, а теперича ещё какой-то юноша сыскался. После того я его не видела.

   Было даже жаль, что не поговорила, может, зря его так отвадила? С другой же стороны, у меня жених есть и свадьба вовсю готовилась, в то время, как его родители должны были новую избу поставить.

   За мною приехал будущий свёкор, мы всю ночь ехали и следующий день, приехав уже затемно. На дворе уже столы стояли, готовые принять гостей. Уложили спать нас с родителями в отдельной светёлке, на лавках. А с утра суетилися со свадьбою. Набежала куча народу, кто готовит, кто подаёт, дети бегают суетятся - помогают. Меня с утра в баньку париться отправили, вместе с женихом. Увидела, покраснела, очи долу опустила.

   - Ну здравствуй, девица.

   А у меня дрожали губы, я не знала, как глядеть в его очи. Стыдно-то как. Надеюсь, он меня простит, ведь я его избила.

   Попросила у него прощения, да он посмеялся и сказал, что я хорошая. Сам меня раздевал, веником обхаживал. А я списывала жар во всём теле на банный, а сама от смущения не знала, куда деваться. Потом мы поменялися местами - уже я его парила, и после друг друга водою холодною обливали.

   По выходу из баньки, меня бабы забрали, одели в свадебную сорочку, мною вышитую, а вот он не надел ту, что ему приготовила. Не подошла ему моя, пришлось отцовскую свадебную надевать. Будущий свёкр был недоволен, но я не обратила внимания.

   Парень же мне понравился. Руки не тянул, куда не следовало, и страху не внушал боле. Мне спокойно стало, но ещё поплакать надобно, огорчение высказать, что кончается жизнь вольная и мне горько. Девицы затягивали песню жалобную.

   Слёз почти не было, не мастак я притворятися. Даже рада была попрощаться с девичьей честию. Ведь поблизости от Ухвата жить не хотелося.

   Его матушка расплела мне косу девичью, заплела две косы. Приятная женщина. Похоже, повезло мне с его родителями. Передала почти уже свекровь меня в руки жениха.

   А после волхв заключал союз на открытом капище, где ещё трава не совсем пожухла, поклонилися мы богам, клятвами обменялися. Руки нам рушником связали. После и пир устроили.

   Муж почти не ел, да и мне кусок в горло не лез. Пили лишь взвар. Нам кричали "Горько" незнакомые люди, а я глядела лишь на мужа моего.

   Отпустили нас в избу бревенчатую порожнюю новую, свежим древом пахнущую, теперича нашу.

   Боров поднял меня на руки да внёс в дом. То надобно, чтоб домовой любил хозяйку и жаловал, а я словно тут всегда была, ведь порог и не переступала вовсе.

   Муж не сводил с меня взгляда дивного. Я его разула, сняв сапоги красные, и он за мною последовал.

   - Василисушка, родимая, - голос мужа изменился, стал хриплым. Руки очерчивали контуры лица, тела, неуверенно лаская.

   - Боров, муж мой, - подняла робко очи и, не выдержав, расплакалась. Неужели я теперь жена, настоящая? И никто больше не тронет меня? Только Боров растерялся, вытер реки текучие.

   - Не плачь, любимая, коли хочешь, обождём?

   - А как же простыни?

   - Я могу порезатись.

   - Не стоит, милый.

   И я сама, поборов застенчивость,обвила его шею руками, встала на носочки да поцеловала.

   Столько нежности он дарил мне, столько счастия.

   Благодарила я богов за своего мужа. А на утро свекровь явилася. Влезла к нам в постель, согнавши с простыней. Муж попытался возразить матери, да она шикнула на него. Проверила тела наши на повреждения, после чего удалилася, прихватив трофей. Странно ведёт себя, ведь вчера была вежливой, обходительной и соловьём заливалася. Что же теперь изменилося? Боров же тоже странно вёл себя. Почему матери слова не сказал?

   А муж мой стиснул кулаки да по стене ударил.

   -Ты чего дом обижаешь? - напустилась на него. А вспомнив, на кого напустилася, вымолвила: - Прости, - очи долу опустила. Негоже без почтения с мужем говаривать.

   - Да так, прости. Я выйду, надо остыть малость, скоро вернусь.

   Боров наскоро оделся в сорочку свадебную да ушёл, хлопнув сенною дверью, отворил, попросил у дома прощения, да прикрыл на сей раз тихонько. А я стояла и улыбалася. В душе разгорался огонёк неведомого доселе чувства, но прекрасного.

   Только я успела собраться, переплести волосы, голову повязать платком, как услышала шаги за спиною.

   - Уже вернулся? - я повернулась и замерла в нерешительности. Предо мною стоял свёкор. Как мне теперь его величать? Батюшка? - Здравствуйте, проходите! - я отвесила ему земной поклон, теперь они - моя семья. Не важно, зачем пожаловал. Зашёл в гости, принять надобно.

   - Накормишь старика? - подивилась я такому обращению, да виду не подала. Стала метаться по избе, искать, что вчера с пиру осталося, для нас ведь отдельно яства полагалися. Накрыла на стол, тут и муж пришёл. Шепнула ему, чтобы уважил отца, а мне корову подоить надобно, что нам свёкры подарили.