Мир После (СИ)

Не люблю его до дрожи в руках: в Мире После, наличие двух и более возможностей развития событий ни к чему хорошему не приводят… Никогда.

Потому беру пять подсоленных булок, полностью проигнорировав полку со сладкой выпечкой.

— Хорошая шкурка, — радостно улыбнулась женщина, стоявшая за прилавком, разглядывая тушку убитого мною зайца, — Пять булок за неё — мало. Возьми ещё кваску, — она наклонилась и достала из-под прилавка литровую бутылку кисло-сладкого напитка.

Я была приятно удивлена — пожалуй, впервые за долгое время. Такой щедрости было не сыскать на всей территории юго-запада, а я посетила не одну деревню… Бажен сказал, что люди здесь потеряли голову от страха? Что ж, боязнь их собственного пастыря положительно влияет на местное население.

— Благодарю, — сухо сказала продавщице и быстро убрала бутыль в сумку.

Теперь можно и о ночлеге подумать… Вдохнув в последний раз запах хлеба у лотка с выпечкой, я резко развернулась и пошла в сторону спальных улиц.

Дамас был одним из наёмных стражников Десятки, осевших здесь несколько лет назад. Его дом располагался на самой близкой к воротам улице, среди жилищ таких же, как он, наёмников: неброский, но чистый, не новый, но целый — без трещин или прогнивших досок, этот дом был один из немногих, посещать которые для меня было не просто необходимостью, но и… потребностью.

— Рин, — высокий, широкоплечий мужчина сорока с небольшим лет (никогда не спрашивала точную дату его рождения), с чёрными волосами и такими же чёрными глазами, смотрел на меня, стоя в дверях своего дома.

На нём были штаны из грубой ткани и выцветшая майка, некогда бывшая такой же чёрной, как и волосы её хозяина; на ногах были простые вьетнамки, что вызвало у меня лёгкую улыбку… хотя, носи я тяжёлые ботинки по двадцать четыре часа в рабочую смену, я бы тоже предпочла для ног нечто свободное и не ограничивающее поступление воздуха к стопе.

Наверное, Дамас был красив. Я в этом мало понимала. Я знала только одно — он знает обо мне то, что позволяет ему точно также, как и мне, пользоваться нашим знакомством.

— Дамас, — отозвалась я, решив не тратить время на приветствия, и молча зашла внутрь дома.

— Ты рискуешь, приходя ко мне до темноты, — сказал мужчина, в голосе которого было столько же тепла, сколько и в моём: то есть — нисколько.

Мы знали, кто мы, и мы не видели смысла в глупом проявлении эмоций.

— Что, и ты боишься вашего нового пастыря? — с едва заметным сарказмом поинтересовалась я, доставая из сумки три булки и квас.

Одна ему, две мне, и две — на завтра. Я всё ещё не решила, останусь ли здесь надолго, потому не видела смысла выкладывать всё своё сокровище на стол. Хотя я знала — заработок Дамаса позволяет ему баловать себя булками едва ли не три раза в неделю!

Пожалуй, стоит и впрямь задуматься над вступлением в ряды наёмников. Даже за половину платы.

— Его теперь боятся все, — отозвался Дамас, внимательно следя за всеми моими приготовлениями.

— Но не ты, — я подарила ему такой же внимательный взгляд.

— Его должна бояться ты, — чуть мягче ответил стражник.

— Сегодня разве что ленивый не сказал мне об этом, — безразлично отозвалась я, откусывая от хрустящей булки и едва успевая подавить стон наслаждения.

Дамас хмыкнул. Значит, всё-таки не успела…

Мужчина прошёл к полкам, грубо прибитым к стене, и достал оттуда две глиняные кружки. Не то, чтобы у него не было других, просто Дамас знал, как я отношусь к металлу и пластику. Пить из них — мало приятного, а стеклянной посуды в Мире После почти не осталось.

— Будь осторожнее, ладно? — мужчина придвинул ко мне кружку, полную вкусного напитка, которую я тут же, под его взглядом, и опустошила, не отрывая от него глаз.

— Странно слышать от тебя подобное, — честно ответила ему, начиная разглядывать мышцы на его плечах, вздутые вены на его руках, его широкую шею, его большие, но жёсткие, как я знала, губы…

Я отложила недоеденную булку и встала из-за стола.

— Идём, — сказала мужчине, глаза которого так знакомо потемнели, а зрачки — расширились.

Дамас поднялся вслед за мной, и мы прошли в дальнюю комнату, стену которой были обиты какой-то странной тканью, изолирующей звук. Здесь стояла большая деревянная кровать, застеленная немного выцветшим, но чистым бельём, небольшая тумба и шкаф с оружием.

Я сняла с себя меховой жилет и кинула его прямо на пол, потому что знала — он такой же чистый, как и всё в этом доме. Дамас был хозяйственным мужчиной. Я до сих пор не понимала, почему он не заведёт себе жену?

Вслед за жилетом на пол упала облегающая фигуру кофта темно зелёного цвета — на ней была пара дырок, но я любила эту вещь, потому расставаться с ней не собиралась…

Вслед за жилетом я стянула с себя новые штаны, оставшись в спортивном нижнем белье. Бегать по лесу в стрингах было так же неудобно, как спать в лифчике с косточками и жесткими чашечками. Подобная роскошь осталась в том, прежнем мире. И как бы не уговаривал меня Бажен, приобретать нечто подобное для сомнительного удовольствия созерцать свою фигуру в более приглядном виде, я считала большой глупостью.

Я подняла взгляд на мужчину и ощутила, как сердце начинает стучать быстрее. Это был один из немногих способов заставить моё тело на самом деле реагировать на что-то. Да, когда я приходила к Дамасу, я ощущала, что я — живая. Что я могу чувствовать, что я могу ощущать…

Мужчина, успевший избавиться от майки, резко подошёл ко мне и двумя грубыми движениями избавил меня от остатков одежды.

— Ты красивая, Рин, — голос Дамаса прозвучал ниже его обычного, разговорного, и в нём появилась так завораживающая меня хрипотца.

Я не знала, как правильно реагировать на комплименты, потому решила промолчать, позволяя ему смотреть на меня, а затем не выдержала и потянулась к его штанам.

— Не торопись, — Дамас схватил меня за руки, останавливая их движение и продолжая смотреть на моё тело, — Я очень давно тебя не видел.

Я знала, что осмотр продолжится недолго, потому позволила ему и это. Тем более мне нравилось, с каким желанием мужчина смотрит на меня — это доставляло мне удовольствие. И это заставляло моё сердце биться быстрее. А в следующее мгновение моё тело уже было уложено на кровать, а остатки одежды — отброшены в сторону, и я почувствовала себя по-настоящему живой…

Это было странно — что на его теле не появляется скверна. Он грешил самым страшным из способов, он должен был быть поражённым этой заразой с головы до пят. Он должен был превратиться в Грешника уже раз десять. Но этого не происходило.

Я не знала, почему остаюсь неподвластной самому главному бичу Мира После.

Скверна. Она появлялась на телах людей в виде небольших чёрных пятен на коже; через несколько дней после появления, она могла сойти на нет, если люди полностью переставали грешить и всем своим сердцем отдавались молитвам. Но, если человек продолжал допускать грешные мысли в свою голову, через несколько дней всё его тело становилось покрытым скверной, а сам он превращался в Грешника — существо без сознания, разум которого имеет лишь одну цель — разрушение. Разрушение всего вокруг. Иногда даже разрушение самого себя: я частенько видела Грешников с откусанными пальцами или с отсутствием кожи на некоторых частях тела. Они не ведают, что творят, они живут одними лишь инстинктами, вся их сущность есть один сплошной грех. Грешников можно узнать по глазам, окутанным пеленой, почти чёрной, пятнистой коже, и по резковатым, нелогичным движениям в случае, если на них сохранилась одежда, скрывающая их суть.

Но Грешники были не самой большой опасностью Мира после: да, они убивали людей и чаще всего их ели, но с ними можно было справиться, их можно было убить, — в отличие от…

— Рин, — голос Дамаса вернул меня в реальность, вынуждая посмотреть в черные глаза обнажённого мужчины, — Ты опять надолго задумалась.

— Я хочу ещё, — честно сказала ему и перевернулась, оседлав мужчину.