Ночная Охотница (ЛП)

Его бывший дом превратился в развалины - уже очень давно - о чем местные жители рассказывают заглянувшим сюда путешественникам в качестве преданий. Он помнил то время, когда этот дом был полон музыки, смеха и любви. Там, где он сейчас стоял, раньше был огромный зал. Железное распятие висело над его дверью, он собственноручно повесил его. Элизабетт сама выбирала ткань для портьер, богатую и яркую. Дом был старомоден по теперешним стандартам, но тогда он был воплощением изящества и стиля.

Это был его дом.

Сколько ночей он провел стоя на балконе под самой крышей вместе с женщиной, которую он любил, наблюдая, как проплывают облака? Ее кожа была подобна слоновой кости в тусклом и мягком свете луны.

Здесь не осталось ничего, кроме воспоминаний. Ничего, из того, что принадлежало ему прежде, кроме бесконечных сожалений о той ночи, когда толпа невежественных крестьян спалила его дом, разрушив его жизнь.

Эти развалины ничего не значили для него, и когда он стоял среди пыли и щебня, ему все еще чудился голос Элизпбетт, доносимый прибрежным бризом. Будь проклята его великолепная память, он все еще помнил ее тонкие нежные черты. Он не забыл, как она любил его, и он отвечал ей взаимностью.

Любившей его так, что считала его безопасность превыше собственной, маленькая глупышка. Не способная отдать ему душу, вне зависимости от того, как он стремился к этому.

Она отдала ему свою жизнь. Даже столетия спустя. Он все еще не мог себе простить ее жертву.

Щупальца тусклого света придавали этому месту флер некую эфимерность и сентиментальность, оно казалось столь же красивым, насколько являлось ветхим. Он видел ясно каждую деталь, даже те, которые были сокрыты в тени. Это больше не было его домом. Жизнь покинула его - ничего, чтобы могло его затронуть.

Он покинул руины. Чем дальше он уйдет, тем лучше будет себя чувствовать. Хруст камней под его ногами уступил место шелесту травы, касавшейся его обуви. Полевые цветы симпатичными пастельными точками в густой темно зеленой траве пестрели вокруг его дома.

Местами трава доходила ему до пояса, но он свободно скользил сквозь нее, словно нож по маслу. Его шаги были легки и неторопливы, когда он двигался к лесу позади дома. Он казался массивнее, чем он его помнил, столько времени прошло с тех пор, как он здесь жил.

Он ощутил запахи этого места. Ели. Бука. Влажной земли и травы покрытой росой. Дикая сладость наполнила его, напоминая ему, как ему нравилось находиться здесь.

Напоминая ему о том, что он имел до того как прибыли эти люди и лишили его всего.

Могила находилась на опушке леса - неровный камень с тщательно выбитыми на нем буквами, которые теперь поросли мхом. Он хотел высечь ей ангела, ну ему не хватило таланта высечь что-либо помимо ее имени и дат. Он испортил три каменные плиты, которые взял из их разрушенного дома, сломал два долота, почти потеряв разум, ваяя этот памятник, и он вовсе не был прекрасен.

Хотя он предполагал, что Бетте понравился бы этот грубый камень. Она всегда предпочитала простоту витиеватости его манер. Ей бы понравилось, что лес разросся возле места, где она упокоилась. Ей нравилась эта страна, она была влюблена в эти молчаливые, беспристрастные горы. Она так их любила, что отказалась оставить их, и он остался вместе с ней. В конце концов, он увидел большую часть мира, прежде чем вернуться сюда.

Ее любовь была заразительной. Они прожили много лет, прежде чем он завел разговор о том, чтобы показать ей чудеса этого мира. Он видел чудеса, и ему хотелось показать их ей, прежде чем ее жизнь иссякнет.

Возможно, все сложилось бы по- другому, если бы они уехали, и она согласилась поступить так, как предлагал он.

Но она не согласилась. И его боль напоминала ее могилу - ее бледное отражение. Время являлось великим целителем.

Черт бы его побрал.

Он выдрал сорняки и соскреб мох с каменной плиты. Он оставил полевые цветы с их голубыми и фиолетовыми лепестками.

- Я знаю, что ты здесь - пробормотал он, убирая грязь с изогнутой S. - Но я хочу, чтобы те, кто проходят мимо помнили о тебе.

Вид прибранной могилы мог бы напугать местных жителей, но его это не заботило.

Он работал в течении часа, пока могила не приобрела довольно опрятный вид для того, кто не занимался ландшафтным дизайном и садоводством. Он хотел поправить буквы, но передумал. Он попрощался с Элизабетт - на всякий случай - если не сможет оказаться тут снова, и встал.

Скоро рассвет, и ему нужно успеть добраться до своего жилища, прежде чем солнце встанет. Анара - друг, ради которого он совершил эту поездку, позволила ему жить в доме в деревне у подножия Фагарос, с малочисленной обслугой знавшей кем он был. Он мог доверять им, чтобы поддерживать необходимые условия, и создавать иллюзию обыденности.

Его не заботило, что подумают люди, увидев могилу Элизабетт, но он был не настолько надменным, чтобы открыто выставляться перед ними. Он не боялся местных людей, но само место и воспоминания не располагали к ним. Он собирался сократить свое пребывание в Румынии.

Исчез брат Анары. Такое иногда случалось, но не так часто, как в этом и прошлом году. Анара боялась, что ее брат пал жертвой охотника, которая называла себя "Охотницей" По всей видимости, эта охотница возложила на себя миссию избавить мир от всех теневых существ и в частности вампиров. Она серьезно подошла к вопросу, не размениваясь на милосердие. Не имело значения, заслуживает существо смерти или нет, если оно было теневым существом, значит, считалось злом, значит, должно было быть уничтожено.

Бишоп хорошо был осведомлен о собственном виде.

Большинство вампиров - за исключением новообращенных - убивали случайно потому, что были слишком голодны, а вовсе не из-за того что имели дурные наклонности. Это не означало, что не было вампиров отличавшихся жестокостью и порочностью, но они редко вели тихий образ жизни.

Этой Охотнице приписывали более ста убийств по всей Румынии и в восточной части Молдовы. Вампиры и остальные были все больше и больше напуганы. Они считали эту женщину чем-то вроде мифического монстра, притаившегося в тени и ожидающего подходящего момента, чтобы нанести удар.

Бишоп решил раскрыть тайну этой Охотницы, и положить конец этому террору. Он был против бессмысленных убийств, вне зависимости от того, кем являлась жертва или преступник. Когда-то давно он поклялся препятствовать подобным преступлениям, и был намерен сдержать клятву.

Когда их пути с Охотницей пересекутся, одному из них придется умереть.

И это точно был не Бишоп.

Он не уклонялся далеко от дороги, изрытой колеями фургонов, избороздившими склон, когда услышал топот копыт и грохот телеги недалеко.

Его первым инстинктом было взмыть в небо и исчезнуть, прежде чем он был бы обнаружен, но он избавился от безрассудного страха. С такой яркой луной, при такой ясной ночи, был слишком велик шанс, что местные жители - или кто-нибудь еще поблизости - заметят его. Летающий человек вызвал бы сенсацию, и он не хотел даже намека на свое присутствие. Он был достаточно обеспечен, но у него была определенная причина добраться сюда из города пешком.

Знакомый запах достиг его ноздрей. Не человек. Вампир. Другой вампир? Нет, запах был не совсем точным. У него не было достаточно времени, чтобы в этом разобраться потому, как выскользнувшая из темноты тень собиралась его атаковать.

Он развернулся, крутанув нападавшего в воздухе, и припечатав его к земле.

Человек распластался в грязи, но с небывалым проворством и изяществом снова поднялся на ноги. Это являлось существом, тем, что воздух принес ему прежде.

Поскольку его противник снова бросился на него, Бишоп посмотрел на него. Это вообще был не он, а скорее она - фактурная, сильная, довольно симпатичная женщина, полная решимости бороться с ним.

Их пристальные взгляды столкнулись. Ее темные глаза распахнулись, и в течении секунды казалось, что она колебалась. Он был настолько потрясен, что не смог использовать заминку в собственных интересах, но она была сильна. Она стремительно ударила его кулаком, блеснувшим в лунном свете.