Разоблачение Атлантиды (ЛП)

Алексиос оглядел переполненную комнату ожидания, вспоминая бесчисленные разы, когда он и знакомые ему воины нуждались в лечении. В отличие от целительных комнат Атлантиды, которые были полны свежего воздуха и солнечного света, шелковых подушек и цветов из дворцового сада, это помещение, полное потерявших надежду, травмированных людей в ожидании помощи, пахло потом, кровью, лекарствами и отчаянием.

Грейс съежилась на оранжевом пластиковом стуле, странно маленькая без своего вооружения. Он стоял напротив нее, прислонившись к торговому аппарату, и старался вспомнить, когда еще он видел ее без оружия, но так и не смог. Лук, ножи и ружья были частью нее, странно несовместимые с ее красотой и ее именем.

Грация [3]. Имя подходило ей. Она была грацией в движении, как в бою, так и в мирной жизни. Только не сейчас, когда она, в ожидании плохих новостей, съежилась на этом уродливом стуле, обхватив колени руками.

После того как они сняли все заметное для других оружие, он помог ей пройти в помещение скорой помощи, стараясь не обращать внимания, как что-то сжимается у него в груди, когда он держит ее в своих объятиях. Затем она отошла от него и рухнула на стул, где и сидела с тех пор без движения. Алексиос провел добрых десять минут, убеждая персонал больницы, заметивших кровь на его волосах и лице, в том, что ему не нужна помощь. В конце концов, он прорычал что-то типа «это не моя кровь», и врачи отстали от него с некоторым облегчением, к которому примешивалась толика страха. И с тех пор он ждал. И ждал.

Он ненавидел ждать.

Охрана больницы была наготове, и полиция уже ехала сюда. К счастью, у Грейс были великолепные контакты с местным отделом паранормальных оперативников, и Алексиос уже раньше встречал некоторых офицеров. Он не беспокоился о полиции. В отдел паранормальных оперативников в любом случае надо было сообщить о нападении.

Однако ему не хотелось анализировать причины того, почему он так сильно переживал о Грейс.

Она как бы привязала себя к нему. Выбрала его в наставники, не поинтересовавшись его мнением на этот счет, когда он впервые руководил совместным с повстанцами Сент-Луиса заданием.

Он огрызался на нее в попытках заставить оставить его в покое. Постоянно. И, когда она просто отошла в сторону и продолжила следовать за ним как тень, он попытался сменить тактику и начал попросту ее игнорировать.

Если уж быть честным, он только притворялся, что не замечает ее. Грейс было трудно не заметить. Она была чертовски независима, с горящими темными глазами, с острым, как бритва, умом. Стройная, с крепкой, хорошо развитой мускулатурой, она оставалась такой же спортивной, как и в то время, когда еще была ребенком. Квинн рассказывала ему, что уже в пятнадцать лет Грейс была претендентом на участие в Олимпийских играх по плаванию.

Но десять лет назад мир изменился. И Грейс изменилась вместе с ним. Группа женщин-вампиров, празднующих новообретенную свободу, когда вампиры и оборотни заявили о своем присутствии миру, натолкнулись на старшего брата Грейс в баре. Он не выжил в той вечеринке.

Грейс с трудом перенесла его смерть.

Они с братом были совсем одни в этом мире. Их отец умер, когда они были совсем детьми, а мать умерла от рака незадолго до гибели брата. Квинн сказала, что Грейс была раздавлена. Потеряна.

Но она нашла цель в жизни — сражаться. Провела последние десять лет, тренируясь с командой армии повстанцев. Алексиос видел ее в бою, она действительно была хороша. Чертовски хороша. Но последние десять лет она держалась только за счет гнева и адреналина, и если Мишель умрет, Мишель — единственная подруга из ее невинного детства, Грейс снова сломается.

Алексиос видел все признаки этого. Он знал, что это уже наступало. Единственное, чего он не мог понять, так это почему он хотел быть рядом с ней, когда это произойдет. Это было очень по-человечески — быть таким эмоционально зависимым.

Слишком лично для атлантийского воина, который поклялся служить своему принцу и морскому богу, который дал обет прожить свою жизнь свободной от большинства обычных эмоциональных привязанностей.

Доктор в окровавленном хирургическом костюме толкнул двери в помещение и внимательно огляделся вокруг:

— Николс? Мишель Николс?

Кровь отлила от лица Грейс, но она все же вскочила со стула:

— Да, это я. То есть я ее подруга. Что случилось? Как она?

Доктор нахмурился, и Алексиос направился к ним через комнату. Он не хотел, чтобы Грейс услышала эти новости в одиночку.

— Она потеряла много крови, и у нее пробито легкое, — сказал доктор, вытирая лоб тыльной стороной руки, — Я не хочу лгать вам. Мы сделали все, что смогли. Теперь остается ждать и наблюдать. Если ваша подруга боец, у нее может быть шанс выкарабкаться.

Грейс замерла, говорить она не могла. Алексиос обнял ее, приказав себе не думать о том, как правильно было чувствовать ее в своих объятиях. Она была просто солдат, временно попавший в его отряд, и теперь была его очередь поддержать ее.

— Спасибо, доктор, — произнес он, — Мы подождем тут.

Доктор кивнул, едва взглянув на Алексиоса, затем снова внимательно посмотрел на него, к чему воин уже привык за последние годы, хотя всё еще испытывал горечь.

Доктор спросил:

— Надеюсь, вы не против моего профессионально любопытства. Где вы получили такие шрамы на лице? Не думали ли вы прибегнуть к пластической хирургии?

Глаза Алексиоса подернулись льдом. Он пожалел в очередной раз, что не может просто врезать человеку, чьи гениталии были больше мозгов.

— Ваша забота неуместна, доктор. Хотя я и благодарю вас за нее, — проскрипел он в ответ, стараясь не подавиться собственными словами.

Грейс повернулась к нему и прислонила голову к его груди. Это были первые признаки слабости, которые она проявила в его присутствии. Волна желания оберегать поднялась в его душе.

— Мне надо на свежий воздух, — прошептала она, — Пожалуйста, Алексиос, пожалуйста, помоги мне. Выведи меня отсюда.

— Спасибо еще раз. Мы подождем еще новостей, как я уже говорил, — кивнув врачу, Алексиос крепко обнял Грейс.

Потеряв всякий интерес к Алексиосу, доктор уже отошел в сторону, но вдруг остановился и с симпатией на лице обратился к ним:

— Она будет некоторое время в отделении интенсивной терапии. Вам двоим надо пойти помыться и немного отдохнуть.

Кивнув вновь и не утруждая себя ответом, Алексиос повел Грейс к выходу. Двери раскрылись с характерным шипением и трое мужчин на улице, сунув руки под куртки, резко повернулись в их сторону. Они немного расслабились, когда узнали Грейс и Алексиоса.

— Здесь все чисто, — сказал коренастый, тот, кто перегонял их машину. По-видимому, Спайк. Или Бутч. Одно из этих странных имен, которыми пользовались повстанцы и которые не были именами. — Что нового?

Грейс кивнула, но так и не произнесла ни слова. Легкая дрожь сотрясла ее тело, и Алексиос понял, что слезы уже на подходе.

— Почти все в порядке, — коротко доложил Алексиос, — Мишель долго пробыла на операционном столе. Доктор говорит, что она потеряла много крови. И сказал, что она выживет, если боец по натуре, а мы все знаем, что она и есть боец.

Он говорил это всем, но обращался своими словами только к Грейс. Она судорожно вздохнула, и он понял, что последняя часть его послания дошла до адресата.

— Она справится, — повторил Алексиос, — Мы немного пройдемся. Вы уверены, что путь свободен?

Высокий мужчина с продубленной кожей и крючковатым носом кивнул:

— Мы наготове. Мы были уверены, что с наступлением темноты вампиры появятся, но так и не увидели ни одного из них. Ребята также патрулируют вокруг больницы на случай появления оборотней.

— Мы будем недалеко, — ответил Алексиос.

Он повел Грейс вниз по тротуару, подальше от огней и звуков отделения скорой помощи. Она шла неуверенно, спотыкаясь, как марионетка, танцующая на веревочках у пьяного кукловода. Они подошли к невысокой каменной стене, частично скрытой от чужих глаз кустами. Устроив Грейс, Алексиос сел рядом и обнял ее. Он держал ее в своих объятиях, пока она рыдала.