Путь человека (СИ)

И с каждой подобной деталью, с каждым жестом внимания, понимания, терпения — Хью становился счастливее. Его искалеченная душа тянулась к этому, словно умирающий от жажды — к роднику.

Болезненно, неправильно, неестественно — плевать. Для Охотника и без того почти не было причин придавать значение чужой оценке, а уж теперь-то… Но тем лучше он начинал видеть отголоски страха в Брегис. И не хотел, чтобы напарница боялась его. Пытался сдерживать свои порывы, вести себя как нормальный человек. Плохо получалось. Это было заметно по её вопросам, осторожной опаске — естественной реакции нормального человека на странное поведение постороннего.

Впрочем, кто вообще мог теперь назвать Хью нормальным?

Даже он сам — не мог. И это осознание двоилось в восприятии, мешало видеть мир простым и понятным.

С одной стороны, было больно, ведь Охотник больше никогда не станет полноценным: вывернутый наизнанку, изуродованный не физически — духовно. И Брегис тоже это прекрасно видела. Лучше, чем кто-либо, с каждой проведённой бок о бок секундой.

С другой стороны, Хью не просто понимал, но и принимал своё нынешнее состояние. Не имел иллюзий — и этим пользовался. С “пристукнутых” ведь взятки гладки, правда? А ещё это так восхитительно-легко — не лгать… Иметь возможность без глупого стеснения говорить о своих мыслях и чувствах, обезоруживая собеседницу, вновь и вновь ловя выражение хмурой растерянности на веснушчатом лице. Растерянности — но не отторжения.

Время будто замедлилось, когда женщина начала оседать, зажимая бок. За её спиной опускал пистолет белолицый гигант в одеждах Церкви.

Они хотели забрать её. Забрать у него Брегис. Они пытались забрать единственный свет, в который Хью уже по-настоящему верил.

Он не знал, видела ли напарница Сон. Не спрашивал и не допускал возможности проверить. Сам риск того, что эта женщина может умереть окончательно, выпадал из картины его мира как неприемлемый.

И потому сознание Охотника захлестнула чистая, яркая как взрыв магической звезды ненависть. Мир подёрнулся звонкой и прозрачной пеленой с привкусом крови. Своей? Чужой? Разницы нет.

Главное — голова врага разлетелась кровавыми ошмётками, давая время на то, чтобы вогнать в бедро Брегис шприц с кровью. Но к месту боя уже спешили падальщики — и Хью злобно ощерился, взглянув в пустые чёрные глаза служителей Церкви. По лезвию топора скользнули язычки пламени, порождённые шероховатой бумажкой.

Он не позволит им забрать её.

Кровь лилась рекой, щедро орошая лицо и одежду. Охотник без сомнений, без колебаний убивал всех, кто смел приблизиться к нему с его ношей. Звонкий и яркий мир, пустая голова без единой лишней мысли. Его сокровище должна выжить. Все, кто этому мешает, должны умереть.

Служители Церкви… Такой же сброд, как и остальные, только прикрываются красивыми одеждами и якобы полномочиями.

Возможно, стоило тогда принять предложение Королевы Аннализы… Нет, выбор Хью между бессмертной властительницей Кейнхарста и обмякшей на руках Брегис был очевиден. Странно, что напарница тогда, в тронной зале, выглядела уязвлённой… Неужели от того, что он назвал Королеву прекрасной? Она ведь и была прекрасной. И одинокой. Но Хью не стал — и не станет её рыцарем.

Часовня Идона встретила привычным густым духом ладана. Агата оказался бесценен в вопросе оказания помощи, подтвердив правильность выбора Хью когда-то. И именно его длинным рукам, покрытым сероватой кожей, Охотник сумел доверить Брегис — потому что у самого они нещадно дрожали. Потому что стоило уложить напарницу на лежак из плащей и каких-то тканей в тихой библиотеке, стоило понять, что её жизни уже почти ничего не угрожает, и здесь никто на них не нападёт, как Хью начало трясти. Истерика от запоздалого ужаса подкатывала к горлу удушающей волной, и только жалобный голос Агата смог встряхнуть, заставить вспомнить, что дело ещё не было завершено. Охотнику требовалось стать глазами жителя часовни, чтобы всё закончилось по-настоящему хорошо.

***

Запах старых книг и ладана. Привычный запах крови. Непривычное тепло…

Брегис распахнула глаза. Вокруг царил полумрак, едва рассеиваемый почти прогоревшими свечами — библиотека под часовней Идона, кажется.

Охотница повернула голову и наконец увидела, что держало её. Кто.

Он сидел рядом, уронив голову на грудь, и, похоже, спал, сжимая в сухих ладонях её руку. Если подумать, впервые они касались друг друга без перчаток. Кожа Хью была грубоватой, чуть царапающей мозолями, доставшимися явно от топора. Даже странно, что человек с такими пальцами выбрал столь тяжёлое оружие. Ему бы на музыкальных инструментах играть, а не…

Брегис осеклась и вгляделась в дремлющего напарника. Нет, не показалось — плечи подрагивали. И не только они.

— Хью, — она аккуратно сжала пальцы в ответ и вздрогнула, когда Охотник почти мгновенно вскинул лицо, жадно и отчаянно впившись в неё взглядом. И от полувысохших влажных полосок на впалых щеках Брегис стало совсем не по себе.

— Ты чего? — медленно сев, она убедилась, что о ней позаботились как следует: тело отозвалось фантомной болью в боку и напомнило о нескольких синяках и ссадинах, но раны уже не было, а также ощущались бинты. Хью всё это сделал? Да и до часовни с того места добираться не так уж близко…

— Я испугался, — Брегис пропустила момент, когда вдруг оказалась в крепких объятиях. А ещё она теперь отчётливо ощущала бившую напарника дрожь. От этого возмущение и злость увяли, толком головы не подняв — оттолкнуть его сейчас у Охотницы просто не хватило бы духу.

— Совсем дурной, да? — охрипшим от неожиданности голосом спросила она, неуверенно похлопав Хью по спине. Тот послушно убрал руки — и замер, почти не дыша, когда Брегис притянула его обратно, положив ладонь на голову и тяжело вздохнув.

— Кровь даже выпущенные кишки обратно слепит, а тут какая-то пуля…

***

Он чувствовал, как тёплые пальцы перебирали каштановые с проседью волосы, и не смел спугнуть это чудо. Хью окутывал запах напарницы — терпкий, щедро сдобренный кровью и порохом, но это не мешало, напротив — ведь это была именно она, и никто иной. Неповторимая.

— Вот что мне с тобой делать, а? — он блаженствовал от лёгких касаний, и в конце концов не смог не обнять в ответ. Уже не истерически цепляясь — а так, как хотел всегда, как мечтал, но не смел надеяться.

— А со мной надо что-то делать? — вздохнул Охотник в ключицу и ощутил почти такой же новый вздох, коснувшийся затылка. Кончики пальцев вновь зарылись в его волосы. Жест настолько домашний и тёплый, что хотелось застонать от счастья, прижать эту женщину к себе как можно крепче и не отпускать никогда.

— Понятия не имею, — Брегис была честна, он тоже. И, кажется, это начинало устраивать не только его.

— Хью.

— М? — оказывается, Охотник успел почти задремать, убаюканный лаской и покоем.

— Ты там кровавую баню устроил.

— Как ты узнала? — он попытался отстраниться, вскинуть голову, чтобы посмотреть в глаза Брегис, но та не отпустила, прижав к себе крепче. Даже шикнула. Боялась, что он увидит на её лице страх?

— Ты меня своими объятиями всю в крови перемазал, — в чудесном голосе страха не было. Были усталость, смирение и — Хью не поверил своим ушам — толика… смеха?

— Прости, — теперь растерялся уже он. Охотник успел привыкнуть, что Брегис доверяла ему с оглядкой и свою опаску старалась прятать. А тут…

***

Она не хотела его предавать.

Не из страха или жалости. Неожиданная мысль, когда обнимаешь человека, готового залить весь мир вокруг кровью — просто ради кого-то.

Это по-прежнему пугало. Всё так же сквозило неестественной одержимостью. Но Брегис уже стала центром мира для искалеченного Охотника. От этого было никуда не деться, не скрыться. Да и его попытки спрятать самого себя внутри не могли пройти мимо внимания. Так или иначе, она не могла изменить ничего — кроме своего отношения.