Фазы неизбежности (СИ)

*

— И ты не собираешься вмешаться? — убедившись, что Нази, сознательно не пользовавшаяся вампирским слухом, отошла достаточно далеко, негромко поинтересовался Герберт, падая в кресло напротив отца. — Черствый вы все же человек, папА, позвольте заметить. Ваша и без того мертвая избранница, кажется, всерьез решила сделаться еще мертвее, а вы сидите тут и ухом не ведете, бессовестно сваливая на меня роль парламентера.

Граф в ответ только коротко вздохнул и, отодвинув от себя книгу, по привычке потер пальцем переносицу, на мгновение прикрывая глаза.

— Пока не собираюсь, — сказал он. — Поскольку не думаю, что от моего вмешательства на данном этапе будет хоть малейшая польза. Для фрау Дарэм я сейчас являюсь едва ли не персонификацией самого вампиризма, с которым она все еще пытается сражаться. Так что любой мой совет, боюсь, будет воспринят ею в штыки, вне зависимости от того, насколько он разумен. Однако, поверь, если ситуация с ее внутренней войной выйдет из-под контроля, я приму соответствующие меры. Должен признать, она прекрасно справляется. Ты, если мне не изменяет память, запросил пощады на третью ночь, и это при том, что пил кровь сразу после инициации.

Уловив едва заметные нотки гордости в тоне отца, Герберт насмешливо фыркнул.

— Ни дать, ни взять Пигмалион, — сказал он. — Да, отец, твоя Галатея, без сомнений, упряма, как стадо горных козлов и высокоморальна, как бенидиктинка! Куда уж мне, ставшему вампиром по собственной воле, до ее успехов, замешанных, между прочим, исключительно на ее глупости. Вот ты, например, знаешь, зачем она ходит в библиотеку, точно на службу?

— Разумеется, знаю, — граф неторопливо кивнул и, уловив совсем рядом частый перестук шагов, тихо добавил: — Каждый сам выбирает причуды себе по вкусу.

Герберт скривился, раздраженно потянув себя за спадающий на бледную щеку длинный локон. С тех пор, как старший фон Кролок обратил Дарэм в вампира, атмосфера в замке царила настолько гнетущая, что сам молодой человек предпочел бы проводить ночи где-нибудь подальше. Однако, несмотря на все сто двенадцать лет, прошедших с той ночи, когда сам он стал немертвым, юноша отчетливо помнил, насколько важно в подобные моменты чужое присутствие рядом. Для Герберта таким, пускай и молчаливым, и до крайности мрачным собеседником в свое время являлся старший фон Кролок, разговоры с которым помогали ему не сойти с ума во время следовавших один за другим мучительных приступов жажды. Для Дарэм же подобным «помощником» поневоле стал сам виконт.

Вот только бессмысленное упрямство Нази, чем дальше, тем больше выводило и так никогда не отличавшегося терпением младшего фон Кролока из себя.

— А я считаю, что это просто смехотворно! — громко сказал он, наблюдая за тем, как Дарэм сгружает на дальний от камина стол несколько очень древних с виду томов. — Нази, я, конечно, рискую тебя удивить, но это не лечится!

Дарэм, сосредоточенно углубившаяся в первые страницы тома, посвященного европейской демонологии семнадцатого века, с потрясающим, с точки зрения графа, упорством сделала вид, что заявления виконта не расслышала. Или, по крайней мере, что обращался молодой человек вовсе не к ней. Фон Кролок и впрямь был прекрасно осведомлен о том, чем ночь за ночью занимается в библиотеке его протеже. С кропотливым упорством цепляющегося за последние свои иллюзии человека Дарэм перелопачивала богатые фонды графа в поисках того, чего в реальности попросту не существовало — способа если не излечиться от вампиризма, то хотя бы вытащить душу обращенного из западни между тропами, дабы она могла упокоиться с миром.

Фон Кролок мог бы сказать Нази, что за двести с лишним лет своего обитания в замке, он прочел все эти книги, часть из которых добыл сам, и ни в одной из них не было ничего, способного помочь. Мог бы сказать, что сам когда-то так же отчаянно искал лекарство от того, что никогда не было болезнью, месяцами не отрываясь от почти выцветших древних страниц, и ни на шаг не приблизился к цели. Однако, глядя на упрямо сомкнутые в тонкую линию губы Нази, он точно знал, что она никогда не поверит ему на слово.

— Оставь ее, Герберт, — спокойно посоветовал он, обращаясь к сыну. — Фрау изволит вести себя неразумно, совершая ровно ту же ошибку, из-за которой в итоге и оказалась здесь. Отнесись к этому с пониманием.

Резкий хлопок книжного переплета за спиной фон Кролока показал, что у способности Нази пропускать не вызывающие у нее одобрения фразы мимо ушей тоже есть пределы.

— Знаете, Ваше Сиятельство, где я видела ваше понимание? — едко осведомилась она, и граф, повернувшись в кресле, устремил на нее долгий, задумчивый, отчасти даже несколько меланхоличный взгляд.

— Могу себе вообразить, Нази, — наконец, сказал он. — Что, впрочем, не отменяет того прискорбного факта, что именно этим ты и занимаешься.

— В списке людей, а также нелюдей, чье мнение я желала бы сейчас услышать, вы, Ваше Сиятельство, занимали бы почетное последнее место, — сухо откликнулась Дарэм и, подхватив со стола несколько книг, добавила: — Пожалуй, именно сегодня я воспользуюсь вашим щедрым предложением и почитаю у себя.

— Как тебе будет угодно, — согласился фон Кролок и, когда дверь библиотеки за спиной женщины захлопнулась, сказал, обращаясь к сыну: — Именно это я имел в виду, когда говорил, что любое мое высказывание сейчас будет подвергнуто критике.

— И это ты называешь критикой? — Герберт коротко рассмеялся. — Отец, а ты не боишься, что она, вдохновившись примером твоей вампирской юности, выждет момент и убьет тебя так же, как ты в свое время не по-джентльменски убил свою «мать», а заодно и кучу ее родственников?

— Не боюсь, — граф вздохнул, глядя на закрытую дверь долгим, рассеянным взглядом и прислушиваясь к торопливым шагам бегущей от нелицеприятной истины Дарэм. — Чтобы убить меня, ей потребуется научиться пользоваться своими силами, причем, учиться ей придется у меня самого. Так что, вместо страха, я, скорее, испытываю надежду на то, что однажды она придет к такому желанию.

*

— Отец, проснись! — вопль Герберта больно ударил по ушам, и фон Кролок резко сел, отталкивая в сторону крышку гроба и по привычке судорожно хватаясь рукой за горло. Чем старше были немертвые, тем медленнее после дневной спячки «оживало» их тело, так что отсутствие юноши в склепе было ничуть не удивительно. Удивительно было то, что Герберт не воспользовался ментальной связью. — Пока ты спишь, у тебя жена сбежала!

Фон Кролок некоторое время смотрел прямо перед собой, в то время, как мысли в его голове сменяли друг друга с бешеной скоростью. Имя Марии на краткий миг всплыло из самых глубин памяти, но тут же было отброшено в сторону — Мария уже двести с лишним лет была мертва.

— Позволь уточнить, — медленно проговорил граф, запрокидывая голову к потолку склепа, туда, откуда, с легкостью проникая сквозь толстые слои камня, звучал голос его наследника. — Кто у меня сбежал?

Секунду спустя Герберт, очевидно, решивший прояснить ситуацию лично, взволнованно сверкая глазами, уже стоял перед застегивающим плащ фон Кролоком.

— Нази, кто же еще, — нетерпеливой скороговоркой пояснил он. — А мог себе выбрать нормальную женщину. Но нет, тебе подавай такую, чтобы головной боли от нее было побольше, а проку поменьше! Я ее предупреждал, что нельзя до бесконечности делать вид, будто мы все тут способны питаться эфиром. И ты предупреждал…

Не вслушиваясь дальше в гневные разглагольствования молодого человека и решив оставить без внимания его заявление относительно неожиданно приобретенного семейного статуса фрау Дарэм, граф прикрыл глаза, из трех нитей, связывающих его с сыном, слугой и новообращенной Нази, безошибочно подхватывая ту, что неразрывным ментальным поводком протянулась от него к Дарэм после инициации.

Герберт притих, наблюдая за тем, как его отец, точно компас, медленно поворачивается лицом на северо-восток.

— Куколь? — коротко спросил фон Кролок.

— Цел и невредим, — откликнулся юноша и тут же поинтересовался: — Ну что? Ты ее чувствуешь?