Я в любовь нашу верю...(СИ)

Вдоль одной из таких улиц, засунув руки в карманы, брела высокая красивая девушка с золотисто-каштановыми волосами, собранными в высокий хвост. Невзрачность ее добротного темно-серого пальто оживлял нежно-розовый шарф из мягкой шерсти — прошлогодний рождественский подарок одной из подруг. Девушка куталась в шарф, неторопливо двигаясь вперед и внимательно разглядывая рождественскую иллюминацию и случайных прохожих вокруг себя.

Рождество в Японии было не просто праздником. Двадцать пятое декабря негласно стало здесь Днем Влюбленных — эдаким эквивалентом середины февраля у католиков. Увидеть повсюду лотки, набитые красными мягкими сердечками, открытками, статуэтками-амурчиками и прочими милыми безделушками на улицах было вполне обычным делом. И парочки. Много-много счастливых влюбленных парочек, высыпавших на токийские улицы в честь праздника. Их можно было увидеть повсюду: и на улицах, и в парках, и в торговых центрах, и в многочисленных кафе, где места были забронированы уже за пару недель до Рождества. Всюду нежные улыбки, томные взгляды, рука в руке, крепкие объятия… Все, чего так не хватало изнывавшей от тоски Мако.

Ей, одиноко бредущей по сверкающему проспекту, было не с кем провести свой последний день перед финальной битвой. Все, что Кино могла — это сходить на кладбище да положить скромный букетик калл на припорошенные снегом надгробия родителей. От Джедайта же, ее первой любви, даже горстки праха не осталось — сгинул навек, бесследно. Сейчас, среди всей этой толпы, Макото чувствовала себя как никогда одинокой. И мысль о том, на всем белом свете нет человека более одинокого, чем она сама, вертелась юлой в голове девушки.

Вдруг Мако почувствовала на своем плече чью-то тяжелую руку. Вмиг тело ее подобралось подобно натянутой струне, руки невольно сжались, и Кино резко развернулась, готовая атаковать обидчика, но кулак ее неожиданно резко замер у самого носа ошеломленного Мотоки.

— Ой… — выдала Мако и убрала руку за спину, натянуто улыбнувшись. Неловко вышло!

— Кхм… — откашлялся Фурухата, стараясь сгладить неловкость. — Не ожидал тебя здесь увидеть. Привет!

— Мда, я тоже, — пробубнила Кино, разминая за спиной пальцы. — И тебе привет.

Несмотря на то, что расставание их оказалось не таким-то уж радужным, девушка была искренне рада видеть Мотоки. Пусть даже при встрече она чуть было не врезала ему между глаз. Тепло, окутавшее вдруг Мако, являлось сродни тому самому чувству, когда понимаешь, что встретила старого друга.

— Ты один?

— Ты одна?

Фразы, произнесенные парнем и девушкой одновременно, вызвали неловкий смешок и прилив смущения.

— Да уж, глупо вышло… — прокомментировала ситуацию Кино, смущенно потеребив сережку. — А где Рейка?

Мотоки помрачнел и, сунув руки в карманы, глухо ответил:

— Уехала в Египет. Карьера для нее всегда была важнее прочего.

— О-о-о… — сочувственно протянула Мако, но Фурухата лишь пожал плечами.

— Ничего. Я отпустил ее.

Девушка внимательно посмотрела на Мотоки, но ничего не сказала, не решаясь озвучить любую из мыслей, что крутились в голове. Они просто стояли и смотрели друг на друга, причем во взгляде парня отчетливо читалось чувство вины.

— Ты в день приезда Рейки так незаметно ушла и больше не давала о себе знать… — неловко начал он, переминаясь с ноги на ногу. — Наверное, считаешь меня последним негодяем.

— Мои мысли были менее категоричны, — тут же последовал ответ — немного резкий, как показалось Макото, и она, чтобы сгладить впечатление, принялась раскачиваться взад-вперед, перекатываясь с носка на пятку.

— И все-таки извини меня за все, что произошло, — произнес Мотоки, приближаясь к Кино на шаг. — Ты можешь отрицать, но я могу представить, каково это… — парень будто бы нарочно избегал облачить в слова ту давнюю проблему, и Мако произнесла про себя: «Ну же, скажи это! Прости меня за то, что бросил тебя ради своей бывшей. Будь же честен сам с собой, Мотоки Фурухата!»

Но вместо этого Кино лишь улыбнулась и пожала плечами:

— Правда, это не имеет значения.

Парень заметно расслабился. Почувствовала облегчение и Мако. Вместе с этим к ней, казалось, словно вернулось чувство восприятия реальности. Сейчас Рождество, и они с Мотоки стоят посреди залитой огнями улицы, не отличаясь от большинства окружавших их парочек. Разве что за руки не держались и не нарушали дистанции. Парень, казалось, тоже чувствовал запах пряностей и корицы, слышал веселый смех и музыку, вдыхал свежий рождественский воздух, воспринимая это все так же явственно, как и она сама.

— Что ж, — подвел итог Фурухата, разведя руками, — раз мы в этот день оба без пары, то почему бы не сходить на каток, а потом выпить по чашке горячего какао или глинтвейна?

— Не откажусь! — воссияла Макото. Мотоки предложил ей руку, и они двинулись сквозь толпу влюбленных парочек, становясь неотъемлемой ее частью.

Девушка, с гордостью вышагивая рядом с Фурухата, уже предвкушала легкий бег коньков, прикосновение ветерка, остужающего разгоряченные от катания щеки… А потом пряный вкус глинтвейна и корицы на губах. И в этот вечер — последний вечер, — она не будет одинока.

Минако приняла решение провести Рождество так, чтобы не было времени думать о грустном — праздник как-никак, причем один из самых любимых. С самого утра девушка вертелась как белка в колесе: пробежалась по торговому центру, выбирая подарки для себя и родных (порой она покупала в самую последнюю минуту), потом съездила к родителям, чтобы обменяться этими самыми подарками… К счастью, мистер Айно в этот день был дома, и у них с Ицуми на вечер запланирован романтический ужин в ресторане. Мать так и светилась от счастья, довольства и предвкушения грядущего свидания с супругом, что Минако по-хорошему позавидовала ей. В конце концов, миссис Айно достойна этого.

Домой девушка вернулась уже к обеду. Артемиса дома не было, но он оставил на столе корявую записку, что ночевать домой не явится. «Котяра, что с него взять!» — подумала Минако и улыбнулась. Наскоро переодевшись, она с удобством устроилась на диване и, взяв в руки карандаш и блокнот, с головой окунулась в творчество, благо прилив вдохновения, полученный от прогулок по нарядным токийским улицам, способствовал этому.

Строки ложились на бумагу одна за одной. Каждое слово было на своем месте, словно кто-то невидимый нашептывал Айно текст будущей песни. Поправив то и дело сползающий с плеча свитер с широким воротом, Минако сунула карандаш за ухо и несколько раз перечитала написанное. Сделав еще несколько пометок, девушка осталась довольна результатом; затем, вскочив с дивана, она помчалась к своей мини-студии, дабы посмотреть, как текст ложится на музыку, написанную Рей еще в начале сентября.

Минако старалась не просто так. Завтра вечером должен был состояться концерт на открытом воздухе, и в нем должны были принять участие молодые и перспективные исполнители, чьи имена хоть и были на слуху, но не входили в список самых известных. Айно была как раз из этого числа. Для выступления нужна абсолютно новая песня, нигде не звучавшая, и Минако хотела выйти на сцену с песней о любви, предательстве и прочих превратностях судьбы; но, в свете недавних событий с легкостью изменила решение. Точнее, текст песни. После концерта воительницы отправятся на битву, и девушка напоследок хотела исполнить нечто сильное, серьезное, идущее из глубин беспокойного сердца. Новые слова идеально легли на музыку Рей, и Айно репетировала новую песню до тех пор, пока не осталась довольна собой.

Каждый раз, когда Минако заводила последние два куплета, ей в голову пришла одна идея — настолько безрассудная, что Айно поначалу гнала ее от себя, а затем, в силу своего авантюризма, приняла и обдумала. «Почему бы и нет?» — не без лукавства подумала девушка и решила все же провернуть ее. Последствия, конечно, не заставят себя ждать, но к тому моменту Венера и ее подруги будут уже далеко.

К тому моменту на улицу опустился вечер, однако снаружи было светло, как днем — все эти иллюминации, гирлянды, фонарики и разноцветные огни давали столько света, что тьма невольно отступала под их натиском. Зрелище, открывавшееся из окна Минако, было воистину сказочным. Казалось, что на Токио вместо снега выпал дождь из золотых огней. Они были всюду: на земле, растянутые сверкающей сетью, на деревьях, чья веточка была тщательно увита тонкой золотой нитью… И среди всего этого великолепия неспешно прогуливались влюбленные парочки.