Пурпурные крылья

Алек прижался ухом к ее горлу. Он слышал, как ее кровь мчится по венам, словно багровая река. Один восхитительный укус, одна капля его крови, и они сольются воедино навсегда. Но он никогда не впадал в такое отчаянье, чтобы насильно решить эту проблему, если она и захочет этого, то лишь тогда, когда будет к этому готова. Когда же она захочет его?

В это время мимолетные виденья, быстрее, чем Алек смог осознать, заполонили его разум, подталкивая его к тому, чтобы прижать ее к стене и вонзиться меж ее ног. Алек затвердел от представших зрительных образов. Нет, это не его образы, эти виденья принадлежали ей. Он смотрел, как ее глаза лихорадочно метаются туда-сюда под закрытыми веками. Неосознанно, девушка прогнулась под ним. Она грезила. При иных обстоятельствах он осуществил бы ее мечты без колебаний.

Радиоприемник с таймером показывал, что время близится к пяти часам. Алек почувствовал перемену в ее состояние и понял, что она просыпается. Радиочасы загудели. Таня застонала и вытянула ноги. Не отрывая от нее глаз, он поднялся и надел сапоги. Издав раздраженный вздох, она изо всех сил, с убийственным намерением ударила по нужной кнопке радио. Часы перестали гудеть. Алек застегнул рубашку. Таня перевернулась на правый бок. Алек накинул плащ. Повернувшись и открыв глаза, она подскочила, открыв рот от изумления.

— Алек? — она окинула взглядом спальню и устремила взор на балкон. Французские двери были открыты. Шторы грациозно колыхались под порывом холодного ветра.

Неужели она не закрыла двери вчера вечером?

— Эй! — она покачала головой. Как он смог попасть сюда? И тут Таня посмотрела на подушку рядом с нею. На ней явно проглядывалась вмятина от головы. Она с нежностью дотронулась до нее.

Позднее утром Таня пришла на работу на взводе. Ее раздражали мысли об Алеке. Она со злостью стучала по клавиатуре компьютера, печатая текст. Помощник окружного прокурора, проходя мимо нее, сделал ей комплимент. Она пробормотала ему что-то в том же духе. Ее мысли постоянно возвращались к сегодняшнему утру и прошедшей неделе. У нее возникало такое чувство, как будто она… она не в силах была выразить это словами. Таня проснулась с таким умиротворением, что ей вновь хотелось ощутить его. Ее сердце изнывало по тому чувству покоя. Она испытывала желание вновь пережить те ощущения окутывания и крепких объятий. Так прекрасно просыпаться, чувствуя это. Она никогда не чувствовала подобного за весь период своего взросления. Она всегда была единственной в семье, кто обнимал своих близких. Она никогда и не мечтала, что однажды это случится с нею. Должно быть, ей приснился сон.

Кого она дурачит?

Она скучает по нему. В этом вся проблема. Она скучает по тому, как он держал ее и пристально смотрел в ее глаза, искренне и с озорством. Прежде она никогда и ни к кому не испытывала подобного. Осознание этого потрясло ее до такой степени, что она напечатала сплошную линию на две строки во весь монитор.

Последний разговор ничего не объяснил и не рассеял ее страхов. Единственное, что было очевидно, это его потребность находиться рядом с нею. Так же, как и ей требовалось быть с ним. Может, она слишком торопилась. Может, ей следовало запастись терпением и не заострять внимания на его таинственности. Возможно, Мэтт все-таки был прав. Ее разум противоречил сердцу. Она ненавидела секреты. Секреты, причиняющие боль. Однако она тоже делает ему больно, потому что была не в силах постичь его тайны. Палка о двух концах.

Таня посмотрела на часы, висящие на стене у двери. Время подходило к одиннадцати. Она знала, что ей позвонит кто-то, нуждающийся в помощи, и она побежит сломя голову на подмогу.

— Ти, с тобой все нормально?

Она подняла глаза на Дорис.

— Нет, со мной не все нормально.

Через пару часов после работы Таня, одетая в шерстяные трикотажные брюки, однотонный комплект из вязаного свитера и жакета, длинное стеганое пальто и вязаную шапочку в радужную полоску, невзирая на очередную снежную вьюгу, храбро вышла на улицу.

Она приближалась к углу квартала, где находился приют «Открытые сердца». Наступила пора установить рождественскую елку для ребятишек, которые проживали там вместе с их матерями. Это был так называемый особо сладостно-горький день для детей и их родителей по раздельности празднующих Рождество. В некоторых случаях, отцы отбывали тюремное заключение. По большей части, ребятишки проведут время с матерями, а потом отправятся навестить отцов. После достижения четырнадцати лет Таня никогда не видела своего отца на Рождество или же на какой-нибудь другой праздник. Этим детям повезло.

Рождество чрезвычайно плохо сказывалось на женщинах, подвергшихся насилию в семье. Опасный период, насыщенный праздничным стрессом. Казалось, что число прецедентов растет. Вследствие этого Тане самой предстояло воспрянуть духом.

Она была в пяти домах от приюта, когда увидела, как из него выходит высокий мужчина. Она удивилась, кто бы это мог быть? Мужчины редко входили в приют, если только они не доставляли туда кого-нибудь. Она с интересом наблюдала за его походкой. Она была ей знакома. Он шел уверенными шагами. Рост мужчины был уникален. Неужели это он? Алек?

Неожиданно она поняла, что бежит к незнакомцу. Казалось, что он убыстрял шаг по мере ее приближения.

— Эй, подождите!

— Таня, давай уже сюда. Снаружи подмораживает.

Она прекратила бежать и посмотрела на Кристин, директора приюта. Таня нерешительно улыбнулась ей. Ее подловили на том, что она бегает за мужчиной. Она надеялась, что Кристин не станет ее расспрашивать о нем.

— Давай уже заходи, — повторила Кристин.

Не обращая на нее внимания, Таня стояла возле приюта и смотрела, как мужчина сел в машину. Таня знала, что при необходимости у нее довольно звонкий голос. Он уехал. Алек водил машину? Она никогда до этого не видела его за рулем, если, конечно, это был он. Она вошла в приют, закрыла за собой дверь, сняла пальто и шапку. Ее озадачил мужчина, покинувший приют столь таинственным образом. Она знала, что он слышал ее окрик. Таня поднялась по лестнице приюта.

— Кто это был?

— Кто?

Она собралась сказать «кто», когда шестеро детей пронеслись вниз по лестнице, как стадо бизонов. Схватив ее за руку, они втолкнули ее в гостиную. Подарки?Краем глаза она заметила мешок с выглядывающими из него красочными бумажными коробками.

Алек притормозил на обочине пересечения дорог, неподалеку от Метрополитен-музея [57]. Он собрал всю свою силу воли, чтобы не развернуться и не кинуться к ней. При всем при этом ему все-таки удалось сделать это. Он ушел от нее размашистым, целеустремленным шагом, сел в машину и поспешил прочь, как… летучая мышь из преисподней.

Когда он услышал ее окрик: «Эй, подождите!» — это была музыка для его ушей, которую не смог заглушить даже снежный занос. Но это противостояние обессилило его, а его окружение было не намного лучше. Ему необходимо безоговорочно внести ясность в то, что Иона, как и Мэтт, называют одержимостью или же, другими словами, обескровливанием.

Он вздохнул, вынул ключ из замка зажигания, заблокировал руль и вышел из машины.

Проходя через квартал, он приметил на улице толпу и вспышки фотокамер. Женщина, одетая в блестящий, белоснежный шифон, и мужчина в сером фраке стояли на лестнице. Свадьба посреди зимы. Он обошел жизнерадостную толпу, не желая прорываться сквозь нее. Глубокая печаль перевернула всю его душу. А как бы выглядела Таня в свадебном платье? Он женился на ней в ее предыдущих инкарнациях, и пережитое было прекрасно. Он вспомнил синее платье, в которое она была одета, когда они обручились в Шотландии. Вычурное, довоенное, подвенечное платье, которое было на ней во время их свадьбы на острове Камберленд [58]. Он встряхнул головой и снова вздохнул. Его воспоминания всегда возвращались к несчастным драмам, которые они совместно пережили. Только теперь они видятся в другом свете. Он зашел в тупик или был близок к тому. В ближайшее время он обязательно ей расскажет. Вечером ему предстояло отправиться на бал в Рокфеллер-центр, там он ей и откроется. Тогда уже не будет пути назад, никаких увиливаний, недомолвок и невнятного бормотания. Она должна знать.