Песня ветра. За Семью Преградами (СИ)

И вот теперь осенняя ночь шепталась в кронах криптомерий над ее головой и недовольно хмурила на нее с неба свои глаза-звезды. Холодок пробирал сквозь шерстяную форму, заставляя Лиару ежиться и поплотнее обхватывать себя руками. Даже не задумываясь о том, что делает, она выбрала из этого ветерка самые теплые потоки и окружила ими себя и своих друзей, отчего ночь перестала казаться такой неприветливой и злой, как поначалу. Правда, окружающая обстановка все равно действовала несколько угнетающе, и вскоре Младшие Сестры вокруг нее попритихли, перестав болтать и громко хихикать. Теперь они молча ступали вперед, белые фигуры на фоне темного ночного леса, словно лунные блики на воде или танцующие на ветру мотыльки.

Все было странно сейчас, волшебно, непривычно. Особенно после всего того, что рассказала им Держащая Щит. Сейчас мир казался Лиаре каким-то особенно загадочным, таращившим на нее свои черные ночные глаза, шелестящий на ветру вокруг нее и над ней. Ее ноги бесшумно приминали мох, ставший к осени каким-то непривычно жестким и неподатливым. Подумать только всего месяц тому назад на рассвете они с Шатур ходили сюда с лукошками, чтобы собирать алую крупную бруснику. Солнце тогда пробивалось золотыми лучами сквозь прозрачные своды криптомерий, и в его рассветных лучах сочными градинами крови устилала ягода ярко-зеленые кочки. И они с Шатур, восхищенно переговариваясь, ползали под густым сводом, набирая полные пригоршни ягоды, позабыв обо всем на свете, любуясь игрой солнечных лучей на тонких серебристых паутинках с нанизанными на ниточки каплями росы. И едва не пропустили тренировку у Гутур, зазевавшись и почти позабыв о времени.

Лиара улыбнулась, отпуская золотое видение и глядя на то, как тревожно раскачиваются толстенные ветви криптомерий над головой. Все менялось, каждая секунда этого времени не была похожа на предыдущую, каждый следующий день нес с собой совершенно иные сказки, совершенно иную жизнь. Все менялось вокруг нее, словно мир наконец-то открывал свои глаза и безмолвно таращился на самого себя, словно наступал миг тишины, самый главный, самый торжественный, самый напряженный. Миг чуда и великих дел, миг, в который все изменится, после которого ничто уже никогда не будет прежним.

- Ветер меняется, - тихонько проговорила идущая рядом Рада. Лиара вскинула голову и взглянула в лицо своей нареченной, своей любимой, Небесами суженной. Странное ожидание сквозило в ее чертах, глаза напряженно вглядывались во что-то, видимое лишь ей.

- Все меняется, - отозвалась Лиара, покрепче сжимая ее ладонь в своей.

Впервые в жизни ей было не страшно встречать эти перемены. Их несли золотые глаза Держащей Щит и надежные плечи Великой Царицы. И Рада стояла подле нее, несгибаемая, как скала, способная выдержать любую бурю, любой шторм, который только может швырнуть на них разбушевавшаяся от ярости осень. И Лиара не боялась перемен, больше не боялась.

Они шагали среди высоких темных стволов криптомерий, что окружали их безмолвными стражами ночи. Тонкие веточки кленов клонились под ветром, царапали их за стволы, и лес полнился шорохами и стуком. Облака ползли так низко, почти что над самыми кронами деревьев, изорванные, клочковатые, чересчур торопливые. Лиара смотрела на них во все глаза. Весь мир спешил. Измученный, усталый, донельзя истерзанный, мир так спешил навстречу… чему? Тому, что должно было случиться? Тому, что должно было измениться? Он словно молил, обессиленный и донельзя слабый, молил из последних сил об избавлении. И Лиара все гадала: об избавлении от чего? И чего же он так просил?

А потом они пришли. Сделав последний поворот, тропинка вывела их к излучине безымянной реки. Вволю напившаяся дождями, река поднялась и разлилась широко, полностью укрыв своими полами прибрежную гальку, подступив к самым корням деревьев, заграбастав черными пальцами даже густые прибрежные травы, которые теперь залило целиком вместе с кочками, и лишь самые горбыли их спин торчали над темной беспокойной стремниной. Река плескала в темноте, шептала, шелестела травами, волокла по течению сорванные ветром листья. Было так темно, что Лиара даже не видела ее противоположного берега. Из темноты вырастали понурые головы плакучих ив, длинные ветви которых, будто волосы рыдающей над водой женщины, полоскало течением, тянуло, дергало. Лиара заметила большой валун, под одной из ив. В нем было углубление, где собралось немного воды, и в нем плавал длинный сухой листок, который ветром гнало по кругу.

- Мы пришли, - объявила Иштум. Она низко поклонилась реке и зашептала под нос катехизис. Остальные Младшие Сестры последовали ее примеру.

Лиара тоже вознесла хвалу Аленне. Еще какие-то полгода назад она бы и не задумалась об этом, во всяком случае, таким образом. Лиара всегда любила воду, любила подставлять лицо дождю и ощущать его мягкие прохладные поцелуи на коже, любила сугробы снега, в которых можно с хохотом валяться, любила студеные ручейки с водой сладкой и такой холодной, что от нее стынут зубы. А уж как ей нравилось море: огромное, неспокойное, рычащее растревоженным зверем и без конца бьющееся и бьющееся о скалы в бессильной злобе. Ее всю жизнь учили, что всей этой водой заправляет Асафир, Бог Воды и Морской Пучины, но никогда Лиара не испытывала желания сказать ему хоть что-то или обратиться к нему за помощью. Он никак не ассоциировался с той манящей невероятной красотой искрящегося солнца в бегущем по камешкам звенящем ручье или стоячей воде заросшего ряской и тиной озера, сквозь спокойную зеленую толщу которой наискось пробиваются к замшелому дну ослепительно-золотые копья света. Зато ассоциировалась Аленна, и сейчас, когда Лиара почти что в ноги кланялась бурлящему во тьме перед ней норовистому осеннему половодью, она почти видела холодные и гневные глаза Жестокой, Ее стиснутые в нитку губы, Ее недобрый взгляд.

- Будь милостива к нам, Мани Ручьев и Рек, - едва слышно прошептала она, чувствуя, сколько силы и правды вкладывает в этот простой призыв, в котором и в помине не было торжественной пафосности служб Церквей Молодых Богов. – Будь милостива и нежна и распахни нам навстречу Свои ледяные руки.

- Вот сюда мы и шли, - прозвучал рядом удовлетворенный голос Иштум, и Лиара обернулась, не выпуская из своей ладони пальцы Рады. – Посветите мне.

Не раздумывая, Лиара раскрыла крылья за спиной, также поступили и остальные Младшие Сестры. На открытом пятачке возле самой реки в отсветах золотых крыльев теперь был виден маленький росточек, разбросавший в стороны тонкие зеленые листочки. Он трепетал на ветру, словно живой, низко клонясь к земле от его порывов, но упрямо тянулся вверх, отказываясь сгибаться и кланяться перед разошедшейся во все стороны рекой.

- Это – ива, дерево Милосердной, - негромко проговорила Иштум, присаживаясь на корточки возле ростка. Остальные Младшие Сестры полукругом обступили ее, не разговаривая и наблюдая за тем, что она делает. Ладони Иштум нежно обняли пару все еще зеленых листиков, торчащих на самой макушке ростка, огладили их, будто живое существо. – Я знаю, Каэрос больше любят сосну, дерево Роксаны, но мне почему-то эта крохотная ива напомнила тебя, Светозарная. – Иштум взглянула на нее, и в ее изумрудных глазах отражались золотые переливы света от крыльев. Улыбка на ее губах теперь была рассеянной и какой-то очень особенной, посвященной маленькому ростку между ее ладоней. – Обычно так бывает легче, если с тем или иным ростком ты чувствуешь близость. И мне очень хотелось бы вырастить для вас эту иву, если вы не будете против.

- Конечно же нет, - голос Рады звучал сипло и как-то потрясенно. – Только скажи, что нам делать.

- Спасибо тебе, Иштум, - улыбнулась Лиара и легонько тронула ее за плечо. Она знала, что анай не любят публичного проявления чувств, но по-другому просто не умела.

Зеленоглазая Раэрн только как-то неуверенно тряхнула головой, кивнула им и вновь повернулась к растению, сосредоточено глядя на него.

- Обычно мы не отдаем предпочтение какому-то отдельному ростку и поем всей Роще, каждому растению в ней. Но мне всегда казалось, что лес как будто… отзывается что ли, если ты обращаешься и к какому-то растению в частности. Они ведь живые, каждое из них и все вместе. – Голос Иштум стал глуше, нежнее. – Наставницы говорят, что так мы заводим любимчиков, и что этого делать ни в коем случае нельзя. Но разве же плохо, что кто-то из них кажется красивее других? Разве же можно пройти мимо заболевшего, погибающего под забивающими его сорняками ростка? Просто потому, что таков закон, только потому, что все должно развиваться гармонично, и не нам решать, кому помогать, а кому нет?