Счастливый час в «Каса Дракула»

— Совершенно верно! Этого просто не может…

Мы услышали, что Сэм спускается по лестнице, поэтому прекратили разговор и принялись молча потягивать красный напиток — естественная женская солидарность, существующая с незапамятных времен, сработала и на этот раз.

Мы ужинали при свечах и оживленно беседовали. Даже Эдна вела себя почти как нормальная женщина. Никто не вспоминал об Освальде. Уинни поведала о том, как ее сосед — господин, представившийся Пеппером, — обратился к ней за помощью, после того как в его лаборатории по производству метамфетамина с ним произошел несчастный случай.

— Я обработала ожоги Пеппера, а он решил расплатиться со мной пистолетом, потому что, как он сказал, «здесь, в округе, водятся настоящие подонки», — закончила она, издав сухой смешок.

— Уинни, ты должна поскорее уехать из этого опасного места и перебраться сюда, — сказал Сэм.

— Эдна тоже все время говорит мне об этом, и вот я здесь. — Доктор Хардинг одарила его светлой улыбкой. — Хотя ситуация сложилась непростая.

Я замерла, решив, что она имеет в виду меня, но в этот момент Эдна воздела руки к потолку и воскликнула:

— Неужели вы решили говорить о КАКА даже за столом? Последние события показывают, что для них больше не существует никаких преград.

— Хорошо, — вступила в разговор я. — Мне понятно, почему полицию не поставили в известность о моем похищении, но почему бы вам не разоблачить их в средствах массовой информации?

— Разоблачив их, мы разоблачим себя, — возразила Эдна. — Кроме того, им принадлежат почти все средства массовой информации.

— Сэм говорил, что КАКА по всей видимости, хотят запатентовать вашу ДНК, — вспомнила я. — А может, вам стоит выйти из подполья и сделать это самим?

— Полагаю, что Сэм, как обычно, прав, — проговорила Уинни, ласково взглянув на Сэма. А повернувшись ко мне, добавила: — Больше всего на свете нам хотелось бы открыть свою тайну медикам и ученым, провести исследования и, возможно, даже принести пользу человечеству. Однако жизнь научила нас другому: большинство людей руководствуются эмоциями, а не здравым смыслом. Если бы мы объявили о себе…

— КАКА стали бы поддерживать многовековые страхи и суеверия, — продолжил Сэм. — Они наверняка, пустив в ход всю свою власть, лишили бы нас гражданских прав и объявили, что мы представляем угрозу национальной безопасности. И проследили бы за тем, чтобы никто, кроме КАКА не смог заработать на медицинских исследованиях.

— Вы уверены, что не страдаете манией преследования? — поинтересовалась я.

— Да, — ответил Сэм. — Все это уже было раньше. В прежние времена членов нашей семьи постоянно преследовали и убивали. История относит эти зверства на счет территориальных споров.

— Но ведь такие вещи случались очень давно, когда люди еще были невежественными.

— Это происходило и сравнительно недавно, — возразил Сэм. — Организация, из которой выросла КАКА, то и дело поднимала шум в обществе.

Потом Сэм спросил, слышала ли я что-нибудь о жутком серийном убийце, который пятьдесят лет назад уничтожил несколько семей.

— Да. Он был сумасшедший.

— Если точнее, он страдал от параноидальной шизофрении, — заметила Уинни.

— Наши враги нашли его уже после того, как он выписался из психиатрической лечебницы, внушили ему, что нужно убивать демонов, и пустили в свободное плавание, — продолжил Сэм. — А потом уже никто не заметил, что собственность погибших семей, находившаяся на спорной территории, через агента перешла к Уизерспунам.

— Они ненавидят вас до такой степени? — поразилась я.

— Для них мы не вполне люди, — грустно заметила Уинни. — А поскольку мы нелюди, они считают себя вправе отнять у нас все, даже самую жизнь.

— Хватит говорить об этом! — прервала нас Эдна, слегка стукнув рукой по столу. И начала рассуждать о козьей ферме, которую собиралась посетить.

Сэм и Уинни вежливо присоединились к захватывающей дискуссии о достоинствах козьих сыров, и даже я, изо всех сил стараясь быть любезной собеседницей, то и дело переспрашивала:

— Неужели?

Однако в моей голове по-прежнему роились мысли о жестокой и всемогущей семье Беккетт-Уизерспунов.

Почему же я раньше не обращала внимание на манию величия, которой страдал Себастьян? Почему он решил, что мне столь важны его деньги и положение в обществе? А может, это так и есть? Что если меня и вправду привлекал статус Себастьяна, а не то, что он собой представляет? Мне не хотелось думать, что это правда. Мне не хотелось быть дочерью своей матери Регины.

После ужина Сэм галантно предложил Уинни прогуляться в коттедж к Освальду.

Одной мне стало скучно. Те книги, что хранились в комнате прислуги, представляли собой ассорти из бестселлеров, справочников по флоре и фауне и общедоступной классики. Я взяла давно любимую мною «Джейн Эйр».

Моя мать Регина никогда не возражала против тех друзей, что спокойно жили под книжными обложками. С Джейн мы стали подругами еще во времена моего детства. Наугад перевернув страницы, я застала замерзшую и голодную Джейн в жуткой школе-интернате. Как бы я хотела накормить ее теплой овсянкой!

Глава тринадцатая

Суровые требования деревенской жизни

Я проснулась от резкого стука в дверь и тут же услышала голос Эдны:

— Хватит валяться, юная леди! Пора вставать.

Часы показывали четверть восьмого.

Я медленно сползла с кровати и, прихватив по пути халат, открыла дверь.

— Хочу спросить на будущее — во сколько наступает тот страшный час, после которого нельзя валяться?

— Ровно в семь. Вы уже и так пятнадцать минут провалялись. Помогите мне приготовить завтрак.

Сказав это, Эдна удалилась. А я-то хотела возразить, что, по моим сведениям, почерпнутым главным образом из романов П. Г. Вудхауза, гости загородных резиденций, прежде чем подняться, нежились в своих постелях и только потом не спеша принимали ванну, приготовленную слугами. Я быстро ополоснулась под душем и надела блузку и юбку, с сожалением заметив, что они по-прежнему висят на мне.

Эдна посчитала, что для приготовления тостов моей компетенции вполне достаточно. Вскоре спустились улыбающиеся Сэм и Уинни и начали нахваливать тосты. Представляю, как бы они отреагировали на вафли!

После завтрака Уинни заявила, что хочет меня осмотреть. Приложив стетоскоп к моей груди, она велела глубоко вдыхать и медленно выдыхать. Она проверила мой пульс, кровяное давление и температуру. Перевоплощаясь в доктора, Уинни казалась старше своих лет.

— Ты какая-то хмурая, — заметила я.

Она удивилась и рассмеялась.

— Ты думаешь? — переспросила Уинни и принялась складывать свои медицинские инструменты в сумку.

— Тебя беспокоит мое состояние?

— Да, немного. — Она внимательно оглядела мое лицо, будто бы пытаясь принять какое-то решение. — Я уверена, что у тебя все будет хорошо, и очень надеюсь, что тебе удастся преодолеть инфекцию. Хотя мы и называем ее инфекцией, она ведет себя иначе, чем вирусы, ретровирусы и бактерии. Мы не имеем представления о последствиях, потому что экспериментировать на других людях было бы неверно с этической точки зрения.

Вероятно, я могла бы задавать более осмысленные вопросы, если бы вместо курса «Туфли на высоких каблуках в литературе времен окончания Первой мировой войны: конец невинности» выбрала курс человеческой биологии.

— А что еще ты об этом думаешь? — снова спросила я в надежде, что она побольше расскажет мне о всяких там инфекционных делах.

Уинни нахмурила светлые брови.

— Если инфекция приживется в твоем организме, ты будешь чужой для большинства окружающих, тебе придется соблюдать осторожность в общении с ними и сознавать, что быть им ровней никогда не удастся.

— Я все это уже проходила, док.

— Ты смеешься, а вот взять хотя бы смешанные семьи. Если вступить в брак с обычным человеком, то пытаться завести ребенка очень рискованно. Уровень смертности таких детей — примерно двадцать пять процентов. Это, конечно же, устаревшие данные — девятнадцатый век. Мы-то уже привыкли к тому, что так поступать не стоит.