В мире льда и темноты (СИ)

Клаус опустился на противоположное кресло, сжимая руками голову, не зная, что теперь нужно сказать. Да и стоит ли вообще что-либо говорить?

- Единственный твой шанс жить – это стать подобной мне, - тихо продолжил он, чувствуя, как его душа разрывается от всепоглощающей любви к этой девушке и желания защитить ее от всего этого. – Я помогу тебе… Уверен, ты все быстро поймешь сама, научишься жить так, чтобы не приносить никому страданий. Главное обрести гармонию внутри себя, и тогда все будет намного легче. Возможно, конечно, ошибки в самом начале, но ты справишься. Я всегда буду рядом…

Слушая его слова, которые, казалось, больше влияли на него самого, чем на Кэролайн, девушка медленно поднялась с кресла. Теперь уже она опустилась рядом с Клаусом на корточки, поспешно стирая сбежавшие по щекам слезы, чтобы он не видел их.

- Послушай меня, - нежно улыбнувшись, проговорила она, заглядывая в лишенные блеска жизни глаза вампира. – Я сейчас жива. Я рядом. И буду рядом столько, сколько уготовано мне судьбой. И не нужна мне никакая иная, не моя жизнь, потому что я не хочу ничего менять. Я не хочу перестраивать себя, перерождаясь заново, и проходить то, через что не смогу пройти, я уверена. Прошу тебя, позволь мне прожить эту жизнь. И позволь мне просто быть рядом. Разве ты желаешь мне того, через что прошел сам? Разве ты думаешь, что кто-то или что-то может повлиять на мою любовь к тебе? Пусть даже сама смерть!

- Мне кажется, ты совсем ничего не понимаешь, Кэролайн! – взгляд Клауса вспыхнул от тоски и горя, которые разрывали его изнутри. – Ты умираешь! Ты не будешь со мной рядом! Ничего уже не будет!

- Это ты не понимаешь… - Кэролайн поднялась в полный рост, с грустью переводя свой взгляд к высокому потолку. – Я всегда буду рядом, чтобы не произошло… Сделав меня вампиром, ты не спасешь меня. Этот выход не для меня, и ты это знаешь… Для меня то будет такая же смерть, которая уже ждет меня. Не мучай себя тем, что не можешь помочь мне. Значит так нужно. Значит так правильно. И если счастье быть с тобой должно быть таким скоротечным – я смирюсь с этим. Мне просто важно, чтобы ты был со мной. Сколько бы времени это не длилось.

Руки Клауса самопроизвольно сжались в кулаки. Словами не передать, какую боль он переживал внутри себя, какую войну вел со своим разумом и сердцем…

- Когда придет время, я обращу тебя. – твердо прозвучал его голос. – Хочешь ты того, или нет! Я не позволю тебе умереть! Пусть ты станешь самым кровожадным монстром, который только может существовать, но ты будешь жить!

Грустно покачав головой, уже не стараясь сдерживать слезы, Кэролайн направилась к входной двери.

- Я верю, что ты изменишь свое решение… - прозвучали ее слова, перед тем, как за ней закрылась дверь.

Еще несколько минут Клаус неподвижно сидел в опустевшем холле, погруженный в свои мысли. Затем он резко поднялся с кресла, начав мерить комнату шагами. Машинально он плеснул себе виски в стакан, но не сделав и глотка, с яростью разбил его о стену. Стремительным рывком он перевернул барный столик, разбив все его содержимое, затем эта же участь постигла несколько полок с сувенирами и фарфоровыми вазами. Круша все, что попадалось под руки, Клаус остановился лишь у стены, в которую с яростью врезался его кулак, так что с нее посыпалась штукатурка. Разбив руки в кровь, Клаус все равно не мог хоть немного приглушить ту боль, что завладела им всем, заполняя все его мысли пронзительной скорбью.

========== 22. Окутанные дымом. ==========

Я под дождем спрячу все свои слезы,

Я ненавижу с тех пор эти звезды,

Ночами светили они, было поздно,

Когда я орал “помоги”, я серьезно,

Улыбнись небу, и зарыдай тучам,

Сходи с ума со мной, или кричи лучше,

Я пришью себе крылья, и научусь летать,

А когда кровь остынет, я улечу в свой рай

И когда пульс на ноль, и последний стук,

Ощутишь на себе прикосновение рук,

Пусть грусть опять, но она прекрасна,

Пусть злость и страсть, но я одену маску.

Лучше скрывать в себе то, что ты добрый,

Лучше всем врать, что несчастлив, смотри,

Палки в колеса суют без разбора,

Лучше скрывай в себе то, что внутри.

Лучше сейчас, ведь потом будет поздно,

Всю твою душу, они заберут,

Сотри меня с памяти, словно и не было.

Я же приду к тебе хлопьями снега,

Когда не будет наших с тобой глаз – прости,

Когда мне просто однажды придется уйти.

Там где пустота без витрин и машин

Окутанные дымом, вот он наш мир.

Очередное сообщение в телефоне отозвалось мелодичным звуком, как и в самом аппарате, так и в сердце Кэролайн. Она знала от кого это послание, даже не взглянув на номер отправителя. И также она знала, что кто-то очень важный для нее стоит сейчас под ее окнами, ожидая когда она выйдет, или хотя бы как-то ответит на все его многочисленные «Прости» и «Люблю», отправленными им.

Уже несколько дней прошло, как Кэролайн, закрывшись в своей комнате, не желала никого видеть и слышать. Кроме пережитого потрясения из-за открывшейся тайны, она не могла смириться с намерением Клауса спасти ее во чтобы то ни стало. Все эти долгие одинокие ночи напролет девушка думала о том, что может ожидать ее дальше. Что может произойти, если она примет предложение Клауса о вечной жизни? И все больше убеждалась, что не должна так играть с судьбой, уготовившей для нее иную участь. Сможет ли она наблюдать, как постепенно уходят все ее близкие? Всю эту безмерную вечность она будет только терять, хоронить, оплакивать… Не говоря о том, что прежде всего ей нужно будет бороться с собой, со своей новой сущностью. А если она совершит ошибку? Несомненно, из-за нее кто-то пострадает. А если она убьет кого-то? Кэролайн знала наверняка, что не переживет, если подобное случится. Почему кто-то должен страдать из-за того, что она решит подарить себе вечную жизнь? Никакого самолюбия не хватит, чтобы искупить те ошибки, которые, несомненно, совершит она, став иной. Как бы не было больно осознавать, что так многого она не успела еще сделать, увидеть, но это ее жизнь, какой бы срок ей не был отмерен. Оставалось убедить в этом Клауса и окончательно заверить себя, что так правильно. Выбора нет. Клаус не понимает этого, не хочет признавать очевидного. А ей так хотелось быть с ним как можно чаще сейчас. Быть рядом и не задумываться о том, что он может в любой момент обратить ее, повинуясь своей эгоистичности.

Телефон брякнул еще раз, оповещая о новом сообщении. Не выдержав и отбросив, до того сжимаемую в руках, подушку, Кэролайн прочитала его.

«Я не сделаю этого, пока ты сама не решишь. Только не молчи. Прости меня.» - эти несколько слов оказались для Кэролайн более чем желанными. Большей разлуки она не выдержит. Не секунды больше невозможно было терпеть это одиночество.

Быстро поправив волосы и проведя помадой по губам, Кэролайн стремительно вышла из комнаты, спускаясь в гостиную.

- Куда ты? – сложив руки на груди, у лестницы ее встретила Элизабет, смерив напряженным взглядом свою дочь. – Там ночь уже!

- Я ненадолго… - Кэролайн попыталась обойти мать, но та снова преградила ей дорогу.

- Ты к нему собралась? – женщина больше утверждала, нежели спрашивала. – Ты не должна иметь с ним никаких дел! Он опасен!

- Опаснее, чем моя болезнь в моей жизни больше ничего нет. Так ведь, мама? – взгляд небесно-голубых глаз в полумраке комнаты, казалось, и вовсе был хрустальным из-за искрившихся слез. – Он вернулся, мама… Он спас меня… Появился именно тогда, когда был так нужен… И я хочу быть с ним, нравится тебе это или нет!

Не сумев больше препятствовать дочери, Элизабет с тоской и скорбью наблюдала из окна, как Кэролайн бросилась в объятия вампира, закружившего ее в воздухе, прижимая к себе, как что-то самое ценное в его жизни.

Большие напольные часы показывали около трех ночи, когда огонь в камине еще едва слышно потрескивал. Укрывшись мягким пледом, Кэролайн прижималась к груди Клауса, ласково сжимающего ее ладонь, время от времени поднося ее к губам и целуя тонкие пальчики. Так спокойно и умиротворенно Кэролайн чувствовала себя впервые за несколько дней. Прерывая тишину они тихо говорили о всяких пустяках, отдавались в плен нежных поцелуев и просто наслаждались этой желанной близостью друг друга.