Тайна клана

Я была в ужасе, когда он решил ехать, думала, что больше его не увижу. Он хотел, чтобы мы поженились до его отъезда, но я сказала «нет». Я не могу ни за кого выходить замуж. Нет ничего постоянного, и я не хочу обманывать себя. Так или иначе, он взял деньги, поехал домой и обнаружил там лишь обожженные, пустые поля.

Теперь он здесь, и мы переезжаем, и я надеюсь, что в этом новом городе может начаться новая жизнь.

М. Б.

Ближе к вечеру я решила отыскать свои викканские книги. Я легла на кровать и выслала на разведку свои сенсоры – ощупать весь дом. Долго я не получала никакого отклика и начала было думать, что зря трачу время. Но потом, минут через сорок пять, я поняла, что чувствую книги в мамином шкафу, в чемодане, в самой глубине. Я заглянула туда, и действительно они оказались там. Я принесла их в свою комнату и положила на письменный стол. Если мама или папа захотят как-то реагировать на это, то пусть их… Для меня с молчанкой покончено.

В воскресенье вечером, когда я делала домашнее задание по математике, родители постучались ко мне в комнату.

– Войдите, – сказала я.

Дверь открылась, и мне стала громче слышна музыка, доносившаяся из комнаты Мэри-Кей. Я поморщилась.

Наши с ней музыкальные вкусы резко не совпадают.

Я увидела стоявших в дверях родителей.

– Да? – холодно сказала я.

– Можно нам войти? – спросила мама. Я пожала плечами.

Они вошли и сели на кровать. Я старалась не смотреть на лежащие на письменном столе викканские книги.

Папа прочистил горло, и мама взяла его за руку.

– Прошлая неделя была очень… трудной для всех нас, – сказала мама, и вид у нее был такой, будто она говорит по принуждению и с неохотой. – У тебя были к нам вопросы, а мы не были готовы на них ответить.

Я молча ждала. Она вздохнула.

– Если бы ты сама не узнала, то я, наверное, никогда не захотела бы рассказать тебе об удочерении, – сказала она, и ее голос упал до шепота. – Я знаю, что делать этого не рекомендуется. Говорят, все должны быть открытыми, честными. – Она покачала головой. – Но мысль о том, чтобы рассказать тебе, не казалась нам правильной. – Она подняла глаза, посмотрела на папу, и он кивнул.

– Теперь ты знаешь об этом, – продолжала мама. – По крайней мере, какую-то часть. Может, будет лучше, если ты узнаешь все, что знаем мы. Хотя я в этом не уверена. Я уже не знаю, как будет лучше. Но похоже, у нас нет выбора.

– Я имею право знать, – сказала я. – Это моя жизнь. Я ни о чем другом не могу думать.

Мама кивнула.

– Да, я вижу. Итак… – Она тяжело вздохнула и с секунду смотрела на свои колени. – Как ты знаешь, мы с папой поженились, когда мне было двадцать два года, а ему двадцать четыре.

– Угу.

– Мы хотели сразу же завести детей, – сказала мама. – Мы пытались это сделать целых восемь лет, но безуспешно. Врачи находили у меня разные отклонения: то гормональный дисбаланс, то эндометриоз… Дошло до того, что каждый месяц я по три дня плакала из-за того, что не забеременела.

Папа не сводил с нее глаз. Он высвободил свою руку из ее руки и обнял за плечи.

– Я молилась, чтобы Господь послал нам ребенка, – сказала мама. – Ставила свечи и молилась, молилась… В конце концов мы обратились в агентство по усыновлению, и там нам сказали, что ждать придется три или четыре года. Но мы все равно подали заявление. Потом…

– Потом однажды нам позвонил один знакомый, адвокат, – сказал папа.

– Шел дождь, – вставила мама, а я в это время думала об их друзьях, пытаясь вспомнить, был ли среди них адвокат.

– Он сказал, что у него есть для нас ребенок, – сказал папа. Он пошевелился и сунул руки себе под колени. – Маленькая девочка, которая нуждалась в том, чтобы ее удочерили. Частным образом.

– Мы даже не раздумывали, – сказала мама. – Сразу согласились! И он пришел к нам в тот же вечер с девочкой и передал ее мне. А я как только взглянула на нее, сразу же поняла, что это и есть мойребенок, тот самый, о котором я так давно молилась. – Мамин голос сорвался, и она вытерла глаза.

– Это была ты, – сказал без всякой на то необходимости папа. Он улыбнулся своим воспоминаниям. – Тебе было семь месяцев от роду, и ты была такая…

– Такое совершенство, – перебила его мама с просветлевшим лицом. – Ты была пухленькая и здоровенькая, кудрявая, с большими глазами, и ты посмотрела на меня снизу вверх… И я поняла, что ты – та самая. С того момента ты стала моим ребенком, и я убила бы всякого, кто попытался бы отобрать тебя у меня. Адвокат сказал, что твои настоящие родители слишком юны, чтобы растить ребенка, и просили его найти для тебя хорошую семью. – Она покачала головой, вспоминая. – Мы даже не подумали об этом, не спросили никакой дополнительной информации. Мне было достаточно того, что у меня есть мой ребенок, и, признаться честно, мне было абсолютно все равно, откуда ты взялась и почему.

Я стиснула зубы, чувствуя, что начинает болеть горло. Может, мои настоящие родители отдали меня кому-нибудь, чтобы спасти, если знали, что им грозит какая-то опасность? Правду ли говорил адвокат? Или же меня просто нашли где-нибудь после того, как они погибли?

– Ты была именно тем ребенком, о котором мы мечтали, – сказал папа. – В ту ночь ты спала между нами, в нашей постели, а на следующий день мы пошли и накупили всяких детских вещей, о каких только слышали. Это было как тысяча рождественских праздников. В тебе воплотилось исполнение всех наших желаний.

– Неделей позже мы прочитали о пожаре в Мешома-Фолз, – печально сказала мама. – О том, как в сгоревшем дотла сарае были обнаружены два тела. Когда их опознали, то оказалось, что они принадлежали людям, чьи имена были вписаны в твое свидетельство о рождении.

– Мы хотели узнать больше, но в то же время боялись сделать что-то, что могло бы помешать удочерению, – сказал папа. Он покачал головой. – Стыдно признаться, но мы просто хотели, чтобы ты осталась с нами, вот и все.

– Но спустя несколько месяцев, когда удочерение стало окончательным – а оформление прошло действительно очень быстро, и все наконец стало законным, и никто уже не мог отобрать тебя у нас, – тогда мы попытались узнать больше, – продолжала мама.

– Как? – спросила я.

– Мы попытались связаться с тем адвокатом, но он уехал в другой штат. Мы оставляли для него сообщения, но он ни разу не ответил на наши звонки. Это было как-то странно, – добавил папа. – Можно было подумать, что он нас избегает. В конце концов мы отступились.

– Я просмотрел газеты, – продолжал папа. – Я поговорил с репортером, который писал о пожаре, и он связал меня с мешомской полицией. После этого я провел кое-какое расследование в Ирландии, когда ездил туда по делу. В то время тебе было два года, а мама ждала Мэри-Кей.

– Что ты узнал? – спросила я тихо.

– А ты уверена, что хочешь это знать?

Я кивнула, крепко вцепившись в свой стул.

– Я действительно хочу знать, – сказала я более твердым голосом.

Я знала то, что рассказала мне Элис и что сама узнала в библиотеке. Мне надо было знать всё.

– Мейв Риордан и Ангус Брэмсон погибли во время того пожара в сарае, – сказал папа, глядя вниз, словно считывал эти слова со своих ботинок. – Это был поджог, то есть убийство, – пояснил он. – Ворота сарая были заперты снаружи, а вокруг все было облито бензином.

Задрожав, я во все глаза смотрела на папу. Я нигде не читала, что это определенно было убийство.

– На некоторых обгоревших кусках дерева были обнаружены какие-то символы, – сказала мама. – Оказалось, что это руны, но никто не знал, почему они были там написаны и почему были убиты Мейв и Ангус. Они были не очень общительны, не имели долгов, по воскресеньям ходили в церковь. Это преступление так и осталось нераскрытым.

– А что в Ирландии?

Папа кивнул и сел поудобнее.

– Как я уже сказал, я ездил туда по делам, и времени у меня было мало. Я даже не знал, что искать. Но я съездил на один день в Бэллинайджэл, тот городок, откуда, как меня информировали в мешомской полиции, была родом Мейв Риордан. Когда я туда приехал, смотреть там оказалось не на что. Пара магазинов на главной улице да пара безобразных многоквартирных домов новой постройки. В моем путеводителе говорилось, что это старая живописная рыбацкая деревня, но в таком случае от нее едва ли что осталось.