Книга теней

– Я не возражаю, только ты сначала спроси меня, – беззлобно сказал он.

Мы прошли через двор, потом я провела друзей через дом и выпустила их в парадную дверь.

– Увидимся! – крикнула я и снова встретилась взглядом с Кэлом.

Хэллоуин прошел восемь дней назад.

19. Сон

Все признаки на лицо. Она, должно быть чистокровная ведьма. У нее тонкая кожа, и, кажется, что сквозь нее струится белый свет. Она прекрасна и страшна в своей мощи. Я клянусь на этой «Книге теней», что отыскал ее. Я был прав. Будь благословенна.

В тот вечер неожиданно явилась к обеду тетя Эйлин. Она прошла вместе со мной на кухню и стала помогать мне мыть посуду.

Устанавливая посуду в посудомоечную машину, я неожиданно для самой себя спросила:

– Как ты узнала о том, что ты лесбиянка?

Она с недоумением посмотрела на меня.

– Извини, – сказала я. – Забудь, это не мое дело.

– Да нет, все в порядке, – ответила она, чуть подумав. – Это законный вопрос. – Она еще немного помедлила. – Видишь ли, когда я росла, то чувствовала себя какой-то особенной. Ни мальчиком, ни девочкой, вообще никем. Я понимала, что я девочка, и мне это нравилось. Но мальчиков для меня словно не существовало.

Она наморщила нос, и я засмеялась.

– Я не знала, что родилась лесбиянкой, до восьмого класса, пока не влюбилась.

Я посмотрела на нее.

– В девочку?

– Да. Конечно, она не чувствовала ничего такого по отношению ко мне, и я ничего ей не говорила и ничего не делала. Меня тогда это очень смутило. Сначала я подумала, что это просто мой каприз. Потом я поняла, что со мной происходит что-то странное и мне нужен совет или помощь. Даже медицинская.

– Это ужасно, – сказала я.

– И только в колледже я осознала сама и призналась другим, что я – лесбиянка. Пошла на прием к терапевту, и он помог мне убедиться, что ничего страшного со мной не происходит.

Тетя Эйлин насмешливо улыбнулась.

– Это было нелегко. Мои родители пришли в ужас. Но что они могли поделать? Знаешь, очень неприятно, когда ты разочаровываешь своих собственных родителей или заставляешь их волноваться.

Я ничего не сказала, но уловила некоторое сходство со своими собственными ощущениями и переживаниями.

– Так или иначе, но они очень сильно осложнили мою жизнь. Не потому, что не любили меня, а просто потому, что не знали, как себя вести. Сейчас стало немного легче, но я по-прежнему не такая, какой они хотели бы меня видеть, и они до сих пор не могут с этим примириться. Никогда, например, не говорят со мной о моих склонностях или моих подругах. Полнейшее отрицание. – Она пожала плечами. – Я ничего не могу с этим поделать. Но я поняла: мне нужно принять существующее положение вещей и принять себя такой, какая я есть. Тогда у меня будет меньше трений, меньше стрессов, и я не буду чувствовать себя несчастной.

Я в восхищении смотрела на нее.

– Ты прошла длинный путь, крошка, – сказала я.

Она рассмеялась и крепко обняла меня за плечи.

– Благодарю Бога за твою маму, папу, тебя и Мэри-Кей, – с чувством произнесла она. – Просто не знаю, что бы я без вас делала, дорогие мои.

Весь остаток вечера я сидела на ковре в своей комнате и думала. Я не лесбиянка, но хорошо понимала тетю. Я тоже чувствовала, что я не такая, как мои родители, и даже не такая, как мои друзья. Слишком сильно меня влекло то, что они не смогли бы принять.

Что-то мне говорило: стань я ведьмой, и я буду более спокойной, естественной, сильной и уверенной в себе. Но, с другой стороны, я понимала: поступи я так, это больно ранит тех, кого я люблю больше всего на свете.

В эту ночь мне приснился ужасный сон.

Ночь. Озаренные лунным светом облака казались красновато-лиловыми, сизыми и сине-фиолетовыми. Я летела над нашим городком Видоуз-Вэйли, прохладный ветер овевал мое лицо и обнаженные руки. Здесь, наверху, было красиво, тихо и спокойно. Ветер свистел у меня в ушах, длинные волосы почти горизонтально метели у меня за спиной, платье билось о ноги и облегало мое тело.

Потом я услышала голос, страшный голос, окликающий меня. Я летала кругами над городком, снижалась, словно ястреб, ныряла и кружилась в плотных потоках воздуха. И всюду голос следовал за мной. В лесу с северной стороны городка голос звучал сильнее. Я спустилась ниже, так, что верхушки деревьев чуть ли не царапали мою кожу, и грациозно, на одной ноге, приземлилась на лужайке посреди леса.

Это был голос Бри. Я вошла в лес и, подчиняясь зову этого голоса, шла до тех пор, пока не добралась до болотистой низины, где из-под земли били родники, не столь сильные, чтобы образовать ручей, но все же не дающие земле просохнуть. Самое подходящее место для комаров, поганых грибов и плесени, сверкающей в лунном свете изумрудным блеском.

Бри застряла в трясине, ее лодыжки опутали сгнившие корни. И постепенно, дюйм за дюймом, болото засасывало ее. К тому времени, когда взойдет солнце, она погибнет.

Я протянула ей руку. Моя рука была сильной, крепкой и мускулистой, покрытой серебристой, блестевшей под луной кожей. Я схватила ее протянутую руку и услышала, как вонючая трясина захлюпала вокруг ее лодыжек.

Бри задыхалась от боли, потому что корни никак не хотели отпускать ее.

― Не могу! – закричала она. – Мне больно!

Я размахивала свободной рукой и сосредоточенно думала, что же мне делать. Я тяжело дышала и истекала потом, хотя ясно ощущала пронзительный холод ночного воздуха. Я почувствовала боль в груди – признак того, что вступает в силу магия. Бри рыдала и умоляла меня отпустить ее.

Я махнула рукой в сторону болота и пожелала, чтобы корни отцепились от ног Бри, развязались, расступились и освободили ее. И в то же время продолжала изо всех сил тянуть Бри за руку, словно я была повивальной бабкой, а она рождалась из этого болота.

И вот она закричала, ее лицо осветилось, и я вместе с ней плавно и без всяких усилий поднялась в воздух. Ее платье и ноги были испачканы вязкой черной слизью, и, даже держа ее за руку, я ощущала ноющую боль у нее в лодыжках. Но она была свободна. Я пролетела с ней до опушки леса и там опустила ее на землю. Вздымая в воздух, я слышала, как она облегченно рыдает, и знала, что она следит за моим полетом: как поднимаюсь я все выше и выше, пока не превращаюсь в точку на фоне пробуждающейся зари.

Потом я оказалась в большой грязной комнате, похожей на амбар. Я была ребенком. Инфанта Морган. На ворохе соломы сидела женщина и держала меня на руках. Это не была моя мама, но женщина качала меня и без конца повторяла: «Моя малышка, моя малышка».

Я смотрела на нее круглыми младенческими глазами, любила ее и понимала, что она любит меня.

Я проснулась дрожащая и измученная. И чувствовала себя так, будто болела гриппом и пролежала на кровати не меньше сотни лет.

– Тебе лучше? – спросила меня Мэри-Кей.

Было уже за полдень, я встала, оделась и ходила по дому не зная, чем заняться.

Я думала о Кэле и Бри и о том, что сегодня вечером все будут на круге, и мне смертельно хотелось побывать там. Кэл, наверное, ждет меня, особенно после того, что случилось вчера. Мне надо туда пойти, хоть убейся.

– Да, лучше, – ответила я сестре и взяла телефон, чтобы позвонить Бри. – Я плохо спала и проснулась с адской головной болью, вот и все.

Мэри-Кей сделала себе шоколадное молоко и сунула его в микроволновку.

– Да? Так, значит, все хорошо?

– Конечно. А что такое?

Она наклонилась над стойкой и отхлебнула горячего шоколада.

– А мне кажется, произошло что-то плохое. Я положила телефонную трубку с ненабранным номером себе на плечо.

– Что именно?