Видение (ЛП)

Она взглянула на логотип «Королевских Рядов» и отложила вязание.

— Я Лонни. Лонни Диар.

— Клэр и Лиам, — представилась я. — Мы из Квартала. — Положив руки на бедра, я посмотрела на разложенные овощи. — Не смогла убедить Сдерживающих, что листовая капуста полезна.

— Листовая капуста хорошая пища, — сказала она, одобрительно кивнув, будто бы я пыталась распространить среди них «Евангелие».

Я взглянула на ее стол, на нем были выставлены ряды аудио и видеокассет.

— Эй, Лиам, — позвала я, махнув рукой. — Можешь поискать что-нибудь другое для поездки домой.

— Ты критикуешь мой музыкальный вкус? — спросил он, улыбаясь Лонни и подходя к ее столу, чтобы посмотреть на товар.

Лонни наблюдала за ним, на ее лице отразилось легкое благоговение, словно она впервые увидела прекрасную скульптуру.

Как я тебя понимаю, — подумала я.

Лиам взял кассету.

— Что за «Эйс Оф Бейс» [23]?

— Тебе лучше продолжить слушать ККР [24], — ответила я и улыбнулась, а в это время из палаток вышла девушка, пересекая двадцать метров между нами, чтобы осмотреть овощи. Она была худой, но хорошо сложенной, с телом уже не девочки, но еще не девушки, а волосы были заплетены в две косички, лежащие на ее темных плечах. На ней не было туники. На ней были обрезанные джинсы и изношенная майка.

— Сколько за свеклу?

— Две за доллар, — ответила я с улыбкой.

Она утвердительно кивнула, вытащила доллар из переднего кармана и передала мне.

— Тебе нужен пакет? — спросила я.

Она покачала головой, взяла две свеклы и поскакала обратно к палаткам.

Первая успешная продажа. Теперь нам просто нужна была хоть какая-нибудь информация.

— Иглз [25], — гордо произнес Лиам, осторожно положив свою покупку в коробку.

Я не могла не рассмеяться.

— Если она пережила войну, думаю, она сможет пережить и поездку с рынка домой.

— Осторожность еще никому не помешала, — сказал он, снова вставая за моей спиной. — Я готов к розничной войне.

— Приятно знать, — сказала я с улыбкой.

— Вы слышали о вчерашнем случае в Квартале?

Я взглянул на Лонни, пропустив удар сердца. Это был вопрос, который позволит нам начать сбор информации.

— Мы были там, — ответила я и позволила ей увидеть всю правду об этом кошмаре в моих глазах.

— Люди судачат об этом, — сказала она. — У всех есть мнение.

Наводящий вопрос, но ничего неожиданного.

— Это Новый Орлеан, — уклончиво проговорил Лиам.

— Какие мнения могут быть у людей? — спросила я. — Мне кажется, то, что произошло, было довольно однозначно. Погибло много людей.

Она опустила свои спицы-стрелы.

— Что ж, но никто не погиб бы, если бы не Паранормальные.

— Вы имеете в виду, если бы они не напали на нас? Согласна. Это было катализатором.

Мой ответ ее удовлетворил.

— Удивлена, что вести добрались сюда так быстро.

Я не была удивлена, в конце концов, Гэвин узнал об этом во внутренних районах. Мне хотела понять, как узнала она. Сюда дошли новости, или люди из лагеря Кутюри знали, что что-то должно произойти?

— Сарафанное радио, — ответила Лонни, и на этот раз в ее глазах появился намек на подозрительность. — Я имею в виду, конечно, хорошо иметь надежные средства связи. Но при этом даже в Квартале нужно некоторое время, чтобы новости распространились.

— За исключением Сдерживающих, — добавил Лиам, в его голосе ясно слышались нотки отвращения. — Вместе с Кабильдо, казармами, Островом Дьявола, мы всегда знаем, что у них на уме.

— Мы многое слышим, — произнесла Лонни. — Новости добираются в конце концов и сюда. Что касается Квартала, я однозначно не смогла бы там жить.

— Почему это? — спросил Лиам.

— Постоянный контроль. Практически военное положение и близость к тюрьме. К Сдерживающим.

В Лагере Кутюри были мониторы магии? Я огляделась и не заметила знакомых черных ящиков. Но Сдерживающие устанавливали их даже загородом, возможно, жители лагеря их демонтировали. Или, может быть, про лагерь просто забыли.

Женщина исполнила какую-то очень сложную петлю с набрасыванием пряжи, а затем снова отложила вязание.

— Я добрая христианка и я не принимаю магию. Но люди не виноваты в том, что произошло, в войне, да мы и не дети. Нам не нужны камеры, следящие за нами двадцать четыре часа в сутки. Это фашизм.

Она говорила о тех вещах, о которых мог бы говорить тот, кто хотел поднять оружие против Сдерживающих. Но это не то, что говорил Иезекииль или декларировалось в Манифесте. Ревейон не заботился о конфиденциальности. Для них не имела значения Конституция. Они заботились об аннигиляции.

— Не могу с этим спорить, — сказал Лиам, подошел ко мне и посмотрел на лагерь. — Трудно жить под пристальным вниманием и быть самим собой. Наверное, у вас больше возможностей жить так, как вы хотите.

— На первый взгляд это не так уж и много, — согласилась она. — Но у нас есть свобода и у нас есть наша община. И не нужно ничего другого.

Вот почему Лонни была довольна своей судьбой. Все ли в лагере Кутюри чувствовали себя также?

* * *

Люди прогуливались мимо нашего стола, скорее всего, чтобы поглядеть на нас, а может и посмотреть на то, что мы продавали. Я продала еще несколько свёкл и пучков листовой капусты, и кое-что обменяла на две банки сиропа из тростника марки «Мейсон», катушку шпагата из конопли ручной работы и небольшой бумажный пакет с вяленой олениной. Никогда не знаешь, что найдешь загородом.

Пока они осматривали меня, я разглядывала их. Никто не носил туник, но, возможно, для Ревейона это просто была униформа «на особый случай». Эти люди выглядели так, будто жили на земле, и это было нелегко. Худые тела и лица, они трудились, чтобы сохранить то, что у них было, чтобы улучшить условия в том месте, которое предназначалось только для временного проживания.

Они делились слухами о взрывах, переходя от стола к столу, но никто не признавался, что знал об этом заранее, или знал, что кто-то вовлечен. С другой стороны, никто их и не обвинял.

Но все же… У меня было ощущение, что здесь что-то скрывают, что-то под поверхностью, что мы не могли видеть. Что-то делало жителей лагеря напряженными. Возможно, атака заставила людей нервничать и бояться, что война наступит снова. Не думаю, что это единственная причина — у меня было чувство, что есть что-то еще — но мы здесь уже три часа и не нашли этому никаких убедительных доказательств.

Мне пришла мысль в тот момент, когда мои пальцы коснулись сердцевины свеклы, которую я разрезала в качестве образца, покрывшуюся грязью и соком. Я напоказ вытерла руки о перед фартука, а после стала разглядывать пятнистые пальцы и грязные ногти.

— Черт возьми, — пробормотала я, нахмурившись, глядя на них. — Надо было взять с собой перчатки — я снова опустила руки и извиняющимся взглядом посмотрела на Лонни. — Здесь есть место, где я могла бы вымыться? Может быть, кран, где я могла бы промыть руки, прежде чем мы вернемся?

Она с минуту смотрела на меня, затем указала на переулок между палатками, который вел вглубь.

— Мойка по этой дороге. Пройди четыре дорожки прямо и поверни направо.

— Спасибо, — ответила я, изображая облегчения. Я посмотрела на свои руки. — Выглядит как в первый раз, когда я красила полотенца. Это был большой, кровавый, свекольный беспорядок.

Лонни слегка засмеялась, а я повернулась к Лиаму так, чтобы только он мог видеть мое лицо.

— Со мной все будет хорошо, — сказала я. Выражение его лица давало ясно понять, что ему не нравится идея нашего разделения. Я понимала это чувство, но у меня была цель, и я была уверена, что он это тоже понимает. Поход на мойку, по крайней мере, давал нам шанс заглянуть внутрь лагеря — возможно единственный наш шанс сегодня. Мы и так потратили слишком много времени, чтобы уйти без информации.