«Мы с тобой из разных миров...» (СИ)

Девушка в следующую секунду побежала вперёд и, оказавшись возле Милосы, схватила её за свободную от оружия руку. Рассчитывая столкнуть женщину вниз, Астрид сама не удержалась на краю высокого утёса и камнем полетела в бушующую океанскую воду… а вслед за сорвавшимися с обрыва всадницами тут же устремились две драконьи фигуры ― Сицилии и Сапфиры…

==========================================================================================================================

Музыка «вдохновения»:

— Hurts — «Somebody to die for»;

— Audiomachine — «An unfinished life»;

— Fired Earth Music — «Phantasm».

Комментарий к Глава 40. Последняя битва Последняя глава. Остался эпилог :)

Спасибо соавтору за помощь :)

========== Эпилог ==========

Полгода спустя.

Прошли долгих шесть месяцев со дня сражения, произошедшего над Змеиным Перевалом. В тот же день между Темискирой и Олухом было установлено неофициальное перемирие, которое вскоре будет закреплено подписанием «Северных договорённостей», и многолетняя война, заведшая в тупик два независимых и гордых народа, наконец, закончится.

Однако, как оно часто и случается в таких случаях, как этот, не все викинги согласились принять мир с амазонками, равно как не все эллинки решили позабыть о горестях, принесённых скандинавскими язычниками на их земли. Именно поэтому, не желавшие мириться с подобным положением олуховцы и гречанки, покинули пределы своих родных архипелагов и отправились в соседние земли на поиски иной судьбы.

Тех же, кто решился-таки последовать за своими вождями и начать писать новую страницу в книге совместной истории двух народов, впереди ожидало огромное количество трудностей, преодолеть которые без взаимной терпимости и помощи не представлялось возможным…

Первый шаг навстречу был сделан лишь через полгода после развязавшейся над Призрачным Островом бойни: на Олух было отправлено первое гербовое письмо, подписанное темискирской королевой. Милоса лично пригласила на закрытый вот уже как две сотни веков архипелаг, ни много ни мало, викингов, которых лишь недавно мечтала изничтожить как таковых, равно как и память о них…

Три небольшие фигуры, принадлежавшие драконам и человеку, ютились на высоком утёсе, носящем диковинное для скандинавского слуха и языка название Ириада.

Холодный, но вместе с тем показавшийся слишком нежным для привыкшего к суровым холодам викинга ветер нещадно трепал находящиеся в привычном беспорядке каштановые волосы. Зелёные глаза юноши застилала колючая слёзная пелена, принесённая морозным воздухом, а обветренные покрасневшие руки с силой сжимали тёплые, отороченные мехом, перчатки. Шатен, за полгода будто бы постаревший на пару лет, с тоской смотрел на расстилающийся впереди океан и плотнее кутался в походный тёплый плащ, силясь спрятаться от редкого снега, настойчиво желавшего согреться теплом человеческого тела.

Стоя на краю скалистой пропасти, юноша внимательно вслушивался в скорбную песнь, слова которой то и дело подхватывали юркие снежинки, гонимые ветром, и уносили с собой далеко-далеко за пределы темискирского архипелага. Звуки древней береговой речи то и дело касались чуткого слуха и заставляли всё чаще и всё сильнее сжиматься, казалось, за шесть месяцев успевшее закаменеть мужское сердце…

Конечно, умом викинг не мог понять древних молитвенных текстов, но его искалеченная пустыми надеждами и бесконечными поисками душа кричала от скорби, которой была пропитана каждая пропетая эллинской жрицей фраза…

Иккинг, сердце и разум которого вот уже много дней к ряду терзала вина за не спасённую им невинную жизнь, с силой сжал кулаки и с диким криком отчаяния и боли упал на колени на припорошенную снегом землю. Мужской глас языческой нимфой пронёсся над домами и темискирскими лесами, стремясь поскорее улететь за горизонт с желанием разнести по свету всю ту печаль, что сковала душу молодого викинга.

Лежавший возле какого-то камня Беззубик беспокойно заурчал, призывая всадника посмотреть на него. Однако юноша был настолько сильно погружён в чувство собственной вины и беспомощности, что не обратил никакого внимания на своего названного брата.

Ещё раз окинув усталым взглядом покрытый девственным снегом архипелаг, юноша нехотя встал с земли и медленно подошёл к дракону, ютившемуся возле массивного булыжника. Присев рядом с рептилией, всадник с горечью посмотрел в сторону лежащей неподалёку Сицилии, которая теперь была единственным живым воспоминанием о павшей в бою девушке.

Тощая Фурия, глаза которой более не сияли яркой бирюзой, раскрыла сильно обтрепавшиеся за последние месяцы крылья и безжизненным грузом уложила их на заснеженные холодные камни. Жалобно скуля, измождённая голодом рептилия искалеченной лапой скребла свежевыпавший снег, будто бы это могло облегчить страдания её драконьей души.

― Эй… ― тихий голос раздался над утёсом и ящер, поведя пёстрыми ушами, повернул голову к воину. ― Иди ко мне. ― Сицилия несколько мгновений внимательно смотрела на шатена, а затем нехотя поднялась с земли и, прихрамывая на перебитую лапу, направилась в его сторону. Оказавшись рядом с юношей, рептилия недоверчиво заглянула в два потускневших изумруда, будто бы ища в них что-то, а после положила свою голову ему на колени и тихонько заурчала.

Иккинг откинулся на горячий бок Беззубика и с тоской посмотрел на утопающее в океане кроваво-красное солнце, бросавшее последние лучи на частые пышные облака.

«Астрид любила такие закаты…»

Усмехнувшись, шатен запустил руку под тёплый плащ и выудил из внутреннего кармашка брони небольшой кулон, который он носил под сердцем вот уже пять лет. Внимательно осмотрев сидящего на полумесяце серебряного дракона, всадник снова перевёл взор на океан и невольно погрузился в воспоминания полугодовой давности.

Перед глазами стали появляться картинки последней скандинаво-эллинской битвы: горящие гневом глаза амазонской королевы… Астрид, успевшая спасти его от неминуемой гибели в когтях Лунного Духа… страшная бойня над Призрачным Островом… две летящие на острые прибрежные скалы фигуры… пустота…

Иккинг, до сих пор до конца не осознавший, что же всё-таки произошло между Милосой и Астрид, с содроганием вспоминал, как белокурая хрупкая девушка без тени страха бросилась на родную мать и столкнула её с края высокого утёса… вспоминал, как маленькую фигурку поглотили холодные воды океана…

Знала ли она, гордая всадница, что всё обернётся именно так?

― Конечно, знала… ― шатен, держа в одной руке дорогую побрякушку, второй поглаживал скулящую Сицилию. ― Тише…

Викинг краем глаза взглянул на пернатую рептилию и сочувственно поджал губы. Он прекрасно помнил как дракониха, боясь подлететь ближе, пыталась в океанских волнах отыскать свою наездницу… помнил раздирающий душу рёв, вырвавшийся из пасти обычно спокойной и игривой Фурии… помнил он, с каким остервенением Сицилия бросилась на Лунного Духа, успевшего спасти от смерти свою всадницу, но помешавшего поймать Астрид…

И вот теперь искалеченная в бою рептилия, за полгода не подпустившая к себе ни одного наездника, лежала рядом с человеком, от которого всё так же сильно пахло драконами и мятой и который почему-то напоминал ей о сестре.

Шатен против воли снова взглянул на миниатюрный кулон, по-прежнему покоившийся в его руке.

― Так вот у кого это ожерелье, ― сзади послышался спокойный знакомый голос. Викинг резко повернул голову и увидел стоящую перед ним Милосу, облачённую в чёрные меховые одежды.

― Вы знаете, чьё это? ― Иккинг медленно, стараясь несильно тревожить Сицилию, поднялся с земли и протянул к женщине раскрытую ладонь, в которой лежал филигранный дракон. Амазонка мягко улыбнулась и подошла чуть ближе.

― Конечно, знаю, ― воительница коротко кивнула и внимательно взглянула на украшение. ― Это моё.

Шатен, явно ожидавший другого ответа, удивлённо изогнул брови и вопросительно уставился на всадницу.