Фатум (СИ)

Верный самому себе, мужчина двигался бесшумно и уверенно: его движения были ловкими, выверенными, по-настоящему филигранными: чувствовались долгие годы подготовки. Он безошибочно угадывал следующий ход соперницы, блестяще отражал каждый ее удар: он действительно был хищным зверем – завораживающе прекрасным, смертоносным. На смуглом лице хранителя играла легкая улыбка, однако, его глаза выдавали его напряжение: он был предельно сосредоточен и, к удовольствию Николь, чрезвычайно удивлен – он явно рассчитывал на легкую и быструю победу. Девушка рассмеялась: а ведь она тоже рассчитывала на ужасно скоротечный поединок! Но теперь, вовлеченная в этот смертельный танец, она впервые за последнее время почувствовала себя по-настоящему живой. Если Малик был зверем, то она была ветром, что теребил его усы: легким и неуловимым. У него были когти и клыки, но она просачивалась сквозь них: зверь чувствовал ее, но поймать не мог.

Порхая по арене, Николь и думать забыла об окнах: она была поглощена смертоносным вальсом. Никогда еще она не чувствовала себя такой легкой и изящной; никогда еще она не получала столько адреналина и радости одновременно: Никки видела, как огонек интереса в черных глазах соперника все чаще и чаще сменялся вспышками изумления; и это заставляло ее улыбаться еще шире. Удары мутанта были резкими, быстрыми, мощными: пару раз Николь пыталась их отразить, что было не самой лучшей идеей – физически мужчина был гораздо сильнее – а потому теперь девушка избрала иную тактику: теперь она с удвоенной скоростью начала уворачиваться от вражеской шпаги, заставляя противника наносить все больше и больше выпадов. Но ни один из них не достигал цели. Постепенно, в темных глазах Малика начало проступать раздражение: если у Никки еще оставались сомнения на его счет, то теперь они исчезли – мужчина не поддавался ей, он сражался в полную силу. Но она все еще была на ногах; она все еще улыбалась, и его это злило. Теперь это был уже не вальс с его стремительными, но все же плавными движениями: теперь заиграла музыка танго: резкие выпады, твердые шаги, бушующая страсть. Пантера и ветер исчезли: воздух рассекали ястреб и колибри.

В какой-то момент Николь перестала улыбаться: изумление и интерес исчезли из бездонных глаз Малика – в них бушевал гнев. Если раньше хранитель забавлялся, то теперь он вошел в раж: он не умел проигрывать. И он не проиграет. С утробным рыком мужчина перешел в активное наступление: танец был забыт; началась настоящая схватка. Николь становилось все сложнее парировать его удары, наносить их самой – и вовсе невозможным. Мужчина был повсюду: он неумолимо наступал на девушку, оттесняя ее все ближе к прозрачной стене. Он знал, что она не сможет и дальше сражаться, оказавшись на краю бездны: он прекрасно помнил, какое выражение принимало ее лицо, когда она находилась слишком близко к окнам: они пугали ее до полусмерти. Малику порой казалось, что она боялась их гораздо больше, чем его! Но ничего страшного: он научит ее бояться. Пусть ему нравился огонь, что горел в ее глазах, когда она атаковала его; пусть ее лицо излучало такой свет, что ему вдруг захотелось ослепнуть, он не позволит ей взять над ним верх. Мужчина не мог отрицать того, что Николь была хороша: она действительно удивила его; однако, он все же был лучше. Он был непобедим, и эта девчонка должна уяснить это раз и навсегда.

Перемена была очевидна: тот, кто пригласил ее на этот танец, и тот, кто смотрел на нее сейчас – были двумя разными людьми. Точнее, первый был человеком, второй – воплощением демонической ярости. Движения девушки с каждой секундой становились все менее изящными: она уворачивалась от стального жала в самый последний момент, каждый раз думая о том, а не будет ли следующий выпад последним? Дышать становилось все тяжелее, ноги дрожали: гонка затянулась, и Николь понимала, что вот-вот сгорит. И Малик это тоже понимал: в его горящих глазах появился еще один огонек: мрачное торжество. Он уже праздновал победу.

Силы девчонки были на исходе. Малик видел, с каким трудом она отражала его удары, видел зарождающуюся в ее глазах панику: наконец-то до этой землянки дошло, кому она бросила вызов. Конечно, он должен был отдать ей должное: она удивила его. Снова. И за это он был ей благодарен: его в последнее время было очень трудно удивить. Хотя, с другой стороны, иначе не могло и быть: ниса всегда удивляла его, он просто забыл об этой ее способности – это было в прошлой жизни; в той, к которой ему больше не было возврата.

Малик хотел закончить поединок: девушка была на последнем издыхании. Но каждый раз, после очередного выпада, он продолжал бой – ему нравился их дуэт. Как только все кончится, как только он выиграет, он отошлет ее обратно на Землю: это будет его первое и единственное желание – он сотрет ей память и раз и навсегда вычеркнет все, что так или иначе связано с Эстасом из ее жизни. Так будет правильно и, что самое главное, безопасно: он уже дважды чуть не убил ее, и он не может гарантировать, что не попытается сделать это снова. Ясность покидала его рассудок: он не был хозяином собственного разума. Больше нет. А потому, пока он все еще был собой (более или менее) он должен избавиться от девчонки. И он должен сделать это так, чтобы никто: ни этот некий Стужев, ни кто бы еще не смог до нее добраться… Еще один удар – и он выведет ее из строя. Еще один и все. И еще один…

Малик не мог остановиться. Прекратить бой – означало попрощаться, а он не хотел этого. Рациональная часть его сознания, та самая, что сохранилась от прежнего Кристиана Арчера, нашептывала ему, приказывала прекратить. Вот только то была совсем крошечная часть. Новый же Арчер (или все-таки Малик?) призывал мужчину продолжать: наступать на девчонку до тех пор, пока она сама не попросит пощады; пока она не склонится перед ним, не признает его превосходства. Она была упряма, но он был еще упрямей; она была сильной, но он – еще сильнее: он научит ее подчиняться. Он объездит ее, словно дикую лошадь, и научит есть с его ладони. Она будет его. Она будет принадлежать ему. Полностью. Он сделает ее своей во всех возможных смыслах: он и так потерял слишком много времени. Благородство – удел слабых; сильные же берут то, что им нужно, не церемонясь, не колеблясь, не…Удар прилетел абсолютно неожиданно. Всего мгновенье назад он оттеснял девушку к краю арены, но теперь он с изумлением смотрел на собственные окровавленные пальцы, не веря в происходящее: она задела его. Нет, не так: она проткнула ему руку; она выбила из его пальцев клинок!

Николь не смогла сдержать торжествующей ухмылки: она не была уверена, что ее план сработает, однако, сегодня ей везло. Малик был так поглощен преждевременным празднованием собственной победы, что вел бой на автопилоте – глупейшая ошибка. Движения хранителя, его выпады – все стало таким предсказуемым, что девушке не составило труда просчитать его следующий ход и ударить первой. Она ударила. И попала в цель: шпага Малика отлетела к противоположному концу коридора.

- Неплохо, – оценил хранитель, приходя в себя от изумления. Он перевел взгляд своих чудовищных глаз на соперницу, которая, красная и запыхавшаяся, сияла радостной улыбкой. – Вот только я все еще стою, малышка.

Смысл его слов дошел до нее не сразу: видимо, не он один любил делить шкуру неубитого медведя. Никки все еще улыбалась по мере того, как Малик стремительно приближался к ней: пантера снова вышла на арену. У мужчины не было оружия, но что-то в его взгляде подсказало Николь, что оно ему было без надобности: кажется, Малик собирался продемонстрировать ей значение выражения «убить голыми руками».

Николь вновь начала пятиться назад, выставив вперед шпагу: Малик должен был остановиться, если только он не хотел превратиться в шашлык. Но, судя по тому, как он наступал, он хотел: мужчина и не думал тормозить. Он уверенно сокращал расстояние между собой и соперницей и, когда между его грудью и «иглой» оставались считанные сантиметры, он просто протянул руку, схватил клинок (из его кулака тут же начала сочиться кровь) и резким движением отвел его в сторону. Николь не успела понять, что произошло: она вдруг оказалась зажата между стеной и горячим телом Малика: его глаза-дыры оказались пугающе близко к ее собственным; они жгли ее, видели ее насквозь. Рывок – и шпага Николь со звоном полетела на пол, а рука хранителя – мокрая и влажная от крови – сомкнулась на ее шее: кажется, у этого инопланетянина был пунктик на шеи.