Чудовище (Страшно красив)

— Вас это не устраивает?

За окном налетевший порыв ветра трепал упрямую красную розу. Несколько лепестков оторвались и улетели.

— Нет, не устраивает. Когда получаешь деньги не за что… выходит, я просто ворую их у твоего отца.

— Считайте это перераспределением богатств. Мой отец получает громадные деньги за имя. За имидж. Он зарабатывает в десятки раз больше тех, кто готовит студию, снимает передачу, — в общем, делает все, чтобы самоуверенная физиономия Роба Кингсбери не исчезла с телеэкранов. Он не заслуживает таких денег. А вы заслуживаете, поскольку вы продолжаете заниматься наукой, даже потеряв зрение. И деньги никогда не падали вам с неба. Это, знаете, как в романе про парня, который грабил богатых и раздавал награбленное бедным.

Естественно, вместе с Уиллом в спальню пришел и Пилот. Он жался к ногам хозяина. Я шевельнул пальцами, подзывая пса.

— Напрасно вы думаете, что я ничему не учусь. Сколько книг я успел прочитать за это время! «Собор Парижской Богоматери», «Призрак Оперы», «Франкенштейн». Сейчас читаю «Портрет Дориана Грея».

Уилл улыбнулся.

— Получается, тематическое чтение.

— Да. Эта тема — темнота. И люди, живущие во тьме.

Я все пытался подозвать Пилота. Пес никак не реагировал. Глупое животное!

— Мы могли бы поговорить об этих книгах. У тебя есть вопросы?

— Хотел спросить. Вот Оскар Уайльд — он был геем?

— О боже! Я-то думал, у тебя серьезные мысли. Может, даже откровения. Что-то умное.

— Не надо читать наставления, Уилл. Так был или не был?

— Был. И немало за это пострадал. — Уилл дотронулся до поводка Пилота. — Пилот к тебе не подойдет. Он чувствует такое же недовольство, как и я. Время перевалило за полдень, а ты все еще в пижаме, валяешься в кровати.

— А с чего вы решили, что я в пижаме? — удивился я.

— По запаху. И пес тоже. Но он это вдобавок и видит. И нам обоим это очень не нравится.

— Хорошо. Я через минуту оденусь. Это вас осчастливит?

— Меня — возможно. Особенно если ты примешь душ.

— Договорились. Так расскажите мне про Оскара Уайльда.

— Его сексуальная ориентация дорого ему стоила. Когда раскрылись его отношения с сыном одного лорда, Уайльда судили. Отец молодого человека утверждал, что Уайльд соблазнил его сына и вовлек в противоестественную связь. Литературная слава не уберегла Уайльда от тюрьмы, где он и умер.

— Я тоже в тюрьме, — сказал я.

— Адриан…

— Не возражайте. Взрослый мир любит врать. В детстве тебе долдонят: главное — не внешняя красота, а то, что у тебя внутри. Богатство души и все такое. Взрослые врут. На самом деле все по-другому. Что Феб из «Собора Парижской Богоматери», что Дориан… да и прежний Кайл Кингсбери — они вели себя с женщинами по-скотски, а из-за красоты им все сходило с рук. Когда ты уродлив, ты всю жизнь как в тюрьме.

— Я этому не верю, Адриан.

— Извините, но мне кажется, слепота сделала вас идеалистом. Можете не верить, но я прав.

Уилл вздохнул.

— Адриан, когда мы снова начнем занятия?

— Уилл, цветы в саду умирают.

— Вот что, Адриан. Если ты не прекратишь днем спать и мы не возобновим занятий, я уйду.

Теперь я смотрел на него. Я понимал, что Уилл на меня сердит, но не верил, что он может уйти.

— Но куда вы пойдете? Нелегко найти работу, когда вы… Я хотел сказать…

— Я закончу твою фразу. Нелегко найти работу, когда вокруг полно зрячих преподавателей. Да, нелегко. Зачастую люди видят слепого и начинают его либо жалеть, либо обманывать. Как-то у меня было собеседование с одним типом. Он мне так и сказал: «А вы не думаете, что в вашем положении работать опасно? Вдруг вы за что-нибудь зацепитесь, упадете и кого-нибудь покалечите? А если ваша собака кого-то укусит?»

— И поэтому вы ухватились за возможность учить такого лузера, как я?

Уилл не кивнул и не сказал «да». Он сказал другие слова:

— Я много учился, чтобы полноценно работать. Чтобы не быть обузой другим. Я не могу… не имею права сдаться и все бросить.

Он говорил о моей жизни. Я ведь и прежде жил на отцовские деньги. А если я не сумею снять заклятие, мне придется и дальше жить за его счет.

— Я не хочу ни жалеть, ни обманывать вас, — сказал я. — И очень не хочу, чтобы вы ушли.

— Для этого мы должны возобновить регулярные занятия.

Я кивнул, забыв, что он этого не видит.

— Завтра. Не сегодня. Завтра обязательно. Мне сегодня надо кое-что сделать.

— Твое «завтра» не отговорка?

— Нет. Обещаю вам: завтра мы возобновим занятия.

Глава 7

Я понимал: время ночных прогулок по городу заканчивается. Становилось все холоднее. Моя теплая куртка уже не бросалась в глаза, и я уже не казался людям обычным бездомным бродягой. Я не раз ловил на себе пристальные взгляды, и только быстрота моей реакций спасала положение. Оглянувшись, человек видел лишь мою спину и считал морду чудовища плодом воображения. Я не мог рисковать. Я начал выходить из дому позже, когда улицы и метро пустели и было меньше шансов, что меня поймают. Но это меня не устраивало. Мне хотелось жить жизнью улиц. А тут еще наш разговор с Уиллом и мое обещание возобновить занятия. Какие занятия, если ты ночь болтался по городу и готов заснуть прямо на полу? Я знал: Уилл — человек принципиальный. Если я не выполню обещание, он уйдет. А мне очень не хотелось с ним расставаться.

Меня ждала долгая зима, когда придется сидеть взаперти. Зато сегодня я мог идти куда угодно и ничего не бояться. Это был единственный день в году, когда никто не бросит на меня настороженный взгляд. Хэллоуин, День всех святых.

Я всегда любил Хэллоуин. Лет с восьми — это точно. Помню, мы с Треем забросали яйцами дверь одного нашего соседа за то, что он отказался играть с нами в «кошелек или жизнь» и назвал праздник глупостью. В тот день по Нью-Йорку бегало тысяч двести сорванцов в костюмах Человека-Паука. А когда я подрос и впервые попал на Хэллоуин в Таттл, где девчонки щеголяли в ажурных костюмах французских служанок, я полюбил этот праздник еще больше.

Он и сейчас оставался для меня любимым. Сегодня я на один вечер мог почувствовать себя нормальным человеком и не опасаться случайных разоблачений. Я вовсе не думал встретить кого-то, чтобы разрушить заклятие. На такое я не замахивался. Мне хотелось просто поговорить с какой-нибудь девчонкой. Если получится, потанцевать с ней, почувствовать, как она обнимает меня в танце. Всего один вечер.

Я стоял у входа в школу, где праздновали Хэллоуин. Это была пятая по счету школа. В остальных висели предупреждения: «ПУГАЮЩИЕ КОСТЮМЫ НЕ ПРИВЕТСТВУЮТСЯ». Рисковать я не хотел. Вдруг кто-то попытается содрать с меня «маску»? Должно быть, эта школа была частная. Ребята выглядели вполне прилично. Уровень не такой крутой, как у Таттл, но это меня устраивало.

Я прошел в вестибюль. Из распахнутых дверей тускло освещенного спортивного зала доносилась музыка. Там танцевали. Кто-то держался имеете, но большинство развлекались в одиночку. У дверей стояла девчонка, продававшая билеты. Школьных удостоверений она не спрашивала. Вполне подходящее место для меня.

Так чего же я медлю? Я замер в нескольких футах от продавщицы билетов, одетой как Дороти из «Волшебника страны Оз». Правда, в фильме у девочки не было татуировок и пурпурных волос.

Мимо меня проходили парни и девчонки. Никто даже не оборачивался в мою сторону. Отлично. По манере держаться я легко распознавал будущих чир-лидеров, сборщиков средств для различных фондов, политиков, вечных шутов и тех, кто сегодня надеялся кого-нибудь снять. Были и такие, которые сами не знали, зачем сюда пришли. Я долго стоял, разглядывая толпу.

— Клевый костюмчик, — услышал я.

Диджей запустил «Monster Mash

[19]

— Эй, парень, я с тобой разговариваю. Костюмчик у тебя клевый.

Это была продавщица билетов. Здешняя Дороти. Все, кто хотел попасть в зал, уже прошли туда. Мы остались с нею одни.