Пылающий мир (ЛП)

— Что вы такое? — требовательно спрашивает мужчина.

— Я… человек, — отвечает пациент.

— Нет, ты не человек, — говорит мужчина, и ведёт нож ниже по руке пациента, оставляя глубокий порез.

— Эй! — кричит Нора с того конца помещения. Она передает своего пациента другой медсестре и несётся к забытому углу госпиталя. — Какого чёрта вы делаете? Вы кто?

— Мы из Аксиомы. Что это за люди?

— В смысле?

— Они Живые или Мёртвые?

— Они пытаются понять, кто они. Какого хрена ты тычешь ножом в моих пациентов?

— У нас есть приказ изучить этих существ.

— Это зомби. Но они пытаются стать людьми. Что-то еще?

— Мёртвые не могут «пытаться». Они в режиме ожидания перед нападением. Нора закатывает глаза.

— Госпожи боже, опять повсюду Гриджо. Слушай, мне некогда. У меня люди ждут операции.

Он тычет ножом в лицо пациента.

— Они игнорируют наши приказы и мешают оказанию первой помощи, — пациент ударом выбивает из его руки нож. Кажется, мужчина шокирован. — Видите?

— Пошли вон из моего Морга, — говорит Нора.

— Нам нужно забрать нескольких в Купол Голдмэна для изучения. Наверное, для начала хватит троих.

Нора делает шаг в сторону мужчины.

— Я сказала, пошли вон.

Мы замечаем в Норе Грин кое-что интересное. Множество мелких шрамов на руках и лице, отсутствующий палец на левой руке — главы её жизни жирным шрифтом выцарапаны на её теле, они призывают нас прочесть их. Мужчина в белой рубашке тоже их замечает. Они интересуют его, но еще больше его интересует пистолет в правой руке Норы, которым она решительно постукивает по бедру.

Мужчина достаёт рацию.

— Командование? Запрашиваю подкрепление в здание госпиталя, — он смотрит на измазанную в крови униформу Норы и на её налитые кровью глаза. — Мы столкнулись с сопротивлением.

Глава 14

Я ПЛОХО СПЛЮ. У меня это не очень хорошо получается. Сон — это режим прекращения огня, объявленный между мной и жизнью, но я не доверяю своему противнику. Я всю ночь не сплю, ожидая подставы. В те дни, когда я был Мёртвым, спать — означало лежать на полу, смотреть в потолок и пытаться вернуть свою разлагающуюся память. Я жил без сна много месяцев, но когда он приходил, это всегда было ужасно. Я не ложился на перину с книгой и чашечкой ромашкового чая, скорей это было похоже на неожиданный выстрел в ногу — и я, смущённый и испуганный, падал на пол.

С той ночи, когда я лежал рядом с Джули на заплесневелом матрасе и когда впервые по-настоящему заснул, мои взаимоотношения со сном улучшились, но всё же большую часть ночей я бодрствую. Слушаю её тихий храп ранним утром, по движениям, хныканью и неразборчивым словам пробую догадаться, какие кошмары приготовил ей мозг, и как успокоить её, когда она проснётся. Если удача мне улыбается, я на час-другой уплываю в неглубокую дремоту, но мой разум, натренированный за годы смерти, всегда настороже.

Так что получить прикладом по голове оказалось очень кстати. Я выспался, как никогда.

Глубоко-глубоко в тёмном переулке моего разума седой уличный прорицатель бормочет что-то о Судном дне и огне, но я не обращаю на него внимания и прохожу мимо, задрав подбородок. Я чувствую свет. Я на тропическом острове, плаваю в тёплой голубой воде. Надо мной летают чайки, подо мной проплывают дельфины. У меня каменный пресс, а кожа здорового бронзового цвета. Джули сидит на пляже в бикини и солнечных очках. Она намазывает маслом своё тело, огромные груди и длинные ноги. Мы в отпуске, мы влюблены, мы…

Мы в ночном клубе. Музыка грохочет, я танцую с Джули. Я неплохо танцую — бедра, руки и ноги безупречно попадают в такт, изображая секс на глазах сотни незнакомцев, но мне нисколько не стыдно. У меня полные карманы денег и наркоты. Джули развязно улыбается мне, её длинные волосы свисают мне на лицо, красная юбка задирается выше и выше, все завистливо и похотливо смотрят на нас. Я самодовольно улыбаюсь им и увожу Джули домой, в нашу квартиру в небоскрёбе, и мы всю ночь без передышки занимаемся любовью. Мы не смотрим друг на друга, мы смотрим в окно на город, который расстилается под нами, как покорная шлюха, предлагающая нам всё…

Я в частном самолёте. Мне уютно на мягких кожаных сиденьях, я купаюсь в ярких красках тропиков, смотрю вниз на бесконечные просторы разрушенных городов и несчастных дурачков, которые их населяют. Джули сидит рядом со мной. Я смотрю на неё и хмурюсь, потому что я одет как серьёзный бизнесмен — серебристо-серая рубашка и красный галстук, а она не надела ни брючного костюма, ни юбку-карандаш, ни даже пиджак с подплечниками. Она сидит в джинсах и клетчатой фланелевой рубашке, на спутанных волосах — красная кепка. Я хочу её отругать, но замечаю, что и мой наряд далёк от идеала. Ткань рубашки грубая и жёсткая, вместо итальянских туфлей — тяжелые чёрные ботинки в засохшей грязи.

Я смотрю на Джули. У неё печальное и испуганное лицо, умоляющий взгляд.

Кепка промокла с краю, из-под неё по лбу струится кровь, заливая Джули глаза.

Я смотрю вправо и вижу двух мужчин и женщину, одетых так же, как и я. У одного из мужчин в руках серебристый чемодан. Он подмигивает мне. Когда самолёт начинает снижаться, направляясь к бесконечным просторам темно-зелёных деревьев, я вылетаю из сидения. Чем дольше мы падаем, тем громче играет музыка — музыкант яростно лупит по маримбе, ломая молотки.

— Пожалуйста, не оставляй меня, — шепчет Джули мне в ухо. — Пожалуйста, не уходи.

* * *

Я приоткрываю глаза, но не уверен, что проснулся. Музыка всё ещё звучит, хотя громкость теперь нормальная, тропический джаз растворяется в весёлом ритме кантри. Он тоже тихий и неразборчивый, но можно догадаться, что мы переместились в другую культуру. Я нахожусь в какой-то тёмной камере, музыка вытекает из громкоговорителя на потолке, но мне трудно разобрать детали, поскольку перед глазами, как фейерверки в честь дня Независимости, скачут цветные пятна. В голове стучит.

Я слышу скрип петель, и в дверях возникает расплывчатый силуэт. На мгновение его лицо приходит в фокус, но тут же расплывается снова. Этого достаточно, чтобы страх просочился в моё бредовое состояние, потому что я узнаю это лицо. Оно принадлежало умершему. Наверное, я тоже мёртв. Наверное, я умер много лет назад и попал в Ад, в котором планету наводняют голодные дети, ходячие мертвецы и бесконечные бессмысленные войны.

Я набираю воздух в лёгкие и хриплю:

— Перри?

Я ловлю мимолетный испуганный взгляд, а затем фейерверк возвращается…

Я на ферме. Я держу веревку, пока Джули скачет по загону на своём новом жеребёнке. Я никогда не видел её такой счастливой, её лицо как…

Кто-то трясёт меня за плечо. Я хмурюсь и погружаюсь глубже в своё сознание.

Джули прижимается щекой к каштановой гриве жеребёнка, пока я веду его обратно в конюшню…

— Проснись, — кричит мужчина мне в ухо.

Я извиваюсь и пытаюсь заглушить его, кто бы он ни был. Этот ужасный будильник тащит меня в отвратительное утро. «Отложить», «отложить», ну пожалуйста, «отложить».

Мы гуляем рука об руку по ферме. Она тёплая и полна историй. Она принадлежала нескольким поколениям моей семьи и досталась мне от доброго и смелого отца. Он ничего мне не внушал, он верил в своего сына и никогда не говорил, что только бог может любить его грязное человеческое сердце.

Музыка смолкает.

Мои глаза открываются.

Мужчина и женщина за узким столом смотрят на меня. Второй мужчина стоит рядом со мной, прижимая оголенный провод к моим рёбрам. Теперь понятно, почему у меня изогнута спина, напряжены запястья и почему я привязан к стулу длинным коаксиальным кабелем.

Мужчина убирает провод и я обмякаю.

— Какой соня! — говорит женщина в жёлтом галстуке, словно мамаша, упрекающая сына-подростка.

— Приносим извинения за доставленные неудобства, — добавляет мужчина в голубом галстуке.