Проклятье Победителя (ЛП)

Сейчас было то же самое, если забыть про огромное количество людей, напиравших со всех сторон.

Джесс замедлилась, а затем полностью остановилась и произнесла:

— Ой.

Кестрел открыла глаза.

Девушки стояли у деревянного барьера высотой по пояс, за которым находилась углубленная арена.

— Ты привела меня сюда?

— Я не собиралась, — оправдывалась Джесс. — Я отвлеклась на шляпку одной женщины — ты знала, что шляпки сейчас в моде? — и шла за ней, чтобы рассмотреть получше, и…

— И привела нас на невольничий рынок.

Толпа позади стояла каменной стеной, шумя и копошась от предвкушения. Скоро начнутся торги.

Кестрел попятилась от барьера. Когда ее каблук наступил на носок чьей-то туфли, раздалось приглушенное ругательство.

— Мы теперь ни за что не выберемся, — заметила Джесс. — Придется остаться до окончания торгов.

У перегородки, изогнутой широким полукругом, собрались сотни валорианцев. Все они были одеты в шелка, и у каждого на поясе висел кинжал, хотя некоторые — например, Джесс — носили его больше как инкрустированное украшение, нежели оружие.

Арена внизу была пуста, не считая большого деревянного помоста для торгов.

— По крайней мере, нам хорошо видно. — Джесс пожала плечами.

Кестрел не сомневалась: Джесс понимает, почему ее подруга во всеуслышание объявила, что стекляшки в серьгах — топазы. Понимает, почему та купила серьги. Но жест девушки напомнил Кестрел, что кое-что они обсуждать не могли.

— О, — выдохнула женщина с острым подбородком, стоявшая сбоку от Кестрел. — Наконец-то.

Прищурившись, она смотрела на арену и коренастого мужчину, появившегося посреди открытого пространства. Он был геранцем и обладал типичными для своего народа темными волосами, хотя его кожа имела светлый оттенок, свидетельствующий о легкой жизни. Это, несомненно, стало результатом чьей-то милости, которая также позволила геранцу получить его настоящую работу. Это был человек, который научился угождать своим валорианским поработителям.

Распорядитель торгов остановился перед помостом.

— Покажи нам сначала девочку, — выкрикнула громким и в то же время томным голосом женщина возле Кестрел.

Раздались и другие голоса, каждый из которых требовал своего. Кестрел осознала, что ей сложно дышать.

— Девочку! — снова крикнула женщина, на этот раз еще громче.

Распорядитель, который водил перед собой руками, будто впитывая возбужденные крики, замер, когда до него долетел возглас женщины. Он поглядел на нее, а затем на Кестрел. Казалось, на его лице мелькнуло изумление. Кестрел подумала, что, должно быть, ей это привиделось, потому что взгляд мужчины тут же переметнулся на Джесс, а затем пробежал по всему полукругу собравшихся у барьера валорианцев.

Мужчина поднял руку. На арену опустилась тишина.

— У меня для вас есть кое-что особенное.

Акустика здесь действовала таким образом, что даже шепот разносился по всей арене, а распорядитель знал свое дело. Его тихий голос заставил всех наклониться вперед.

Его рука поднялась в сторону темного сооружения с открытой дверью и низкой крышей, находившегося в дальней части арены. Распорядитель шевельнул пальцами сначала один раз, потом дважды, и Кестрел увидела в загоне какое-то движение.

На арену вышел молодой человек.

Толпа забормотала. Пока раб медленно шел по желтому песку, замешательство росло. Юноша поднялся на помост.

В нем не было ничего особенного.

— Девятнадцати лет отроду, и в хорошем состоянии. — Распорядитель хлопнул раба по спине. — Этот парень, — продолжил он, — идеально подойдет для дома.

Толпа разразилась смехом. Валорианцы подталкивали друг друга локтями и хвалили торговца. Он знал, как развлечь людей.

Стоявший на помосте раб был плохим товаром. По мнению Кестрел, он выглядел, как дикарь. Яркий синяк на его щеке свидетельствовал о драке и являлся обещанием того, что юношу будет сложно контролировать. Его обнаженные руки были мускулистыми, что, скорее всего, только подтверждало убеждение толпы: лучше молодой человек станет работать на кого-то, у кого в руках будет плеть. Не исключено, что в другой жизни из него можно было бы вышколить домашнего раба: его каштановые волосы имели достаточно светлый тон, чтобы понравиться валорианцам, и, хоть со своего места Кестрел не могла разобрать черты его лица, в позе раба было что-то гордое. Однако его бронзовая кожа говорила о долгой работе под открытым небом, к которой он, вероятно, и вернется.

Тем не менее распорядитель торгов продолжал насмехаться.

— Он мог бы прислуживать вам за столом.

Гогот усилился.

— Или занять должность камердинера.

Валорианцы начали хвататься за бока и вскидывать руки в воздух, умоляя торговца прекратить, он их слишком рассмешил.

— Я хочу уйти, — обратилась Кестрел к Джесс, которая притворилась, что не слышит.

— Ладно, ладно. — Распорядитель торгов широко ухмыльнулся. — У этого парня есть кое-какие навыки. Клянусь честью, — добавил он, положив руку на сердце, от чего толпа снова разразилась смехом, ведь всем было известно: геранцы не знают, что такое честь. — Этого раба обучали как кузнеца. Он пригодится любому солдату, не говоря уже об офицере с собственной стражей и оружием, которое нужно поддерживать в надлежащем состоянии.

Послышалось заинтересованное бормотание. Геранцы-кузнецы встречались редко. Если бы отец Кестрел был здесь, он бы, возможно, принял участие в торгах. Его стража не раз жаловалась на низкое качество работы городского кузнеца.

— Что же, пора начинать торги? — произнес распорядитель. — Пять пилястр. Итак, пять пилястр за мальчишку? Дамы и господа, за столь малую стоимость вы не смогли бы и нанять кузнеца.

— Пять, — выкрикнул кто-то.

— Шесть.

И торги начались.

За спиной Кестрел будто стояла каменная стена. Девушка не могла шевельнуться. Не могла рассмотреть лица людей. Не могла даже привлечь внимание Джесс или поднять взгляд к слишком ясному небу. Она решила, что это и были причины, не позволявшие ей оторвать глаз от раба.

— О, ну давайте же, — раздался голос распорядителя. — Он стоит хотя бы десяти.

Плечи раба напряглись. Торг продолжился.

Кестрел закрыла глаза. Когда цена достигла двадцати пяти пилястр, Джесс спросила:

— Кестрел, тебе плохо?

— Да.

— Мы уйдем, как только это закончится. Уже недолго осталось.

Торг приостановился. Было похоже, что раба отдадут за двадцать пять пилястр — жалкие деньги, но никто не хотел платить больше за человека, которого тяжелый труд скоро сделает бесполезным.

— Мои дорогие валорианцы, — сказал распорядитель. — Я кое-что забыл. Вы уверены, что парень не подойдет в качестве домашнего раба? Ведь он поет.

Кестрел открыла глаза.

— Представьте себе музыку во время ужина, представьте, как очарованы будут ваши гости. — Торговец взглянул на раба, который гордо стоял на помосте. — Давай-ка. Спой им.

Только тогда раб шевельнулся. Это было едва заметное движение, и юноша мгновенно взял себя в руки, но Джесс резко втянула в себя ртом воздух, потому что она, как и Кестрел, ожидала, что на арене разразится драка.

Распорядитель резко прошипел что-то рабу по-герански, но Кестрел не расслышала слов.

Раб ответил на своем языке. Его голос был тих:

— Нет.

Возможно, он не знал об акустике арены. Может быть, его не заботило и не волновало то, что большинство валорианцев знали геранский достаточно, чтобы понять его. Это не имело значения. Теперь торг был окончен. Никто не захочет купить его. Не исключено, что человек, который предложил двадцать пять пилястр, уже сожалел о названной им цене за раба настолько непокорного, что он не подчинялся даже своему соотечественнику.

Но упрямство юноши тронуло Кестрел. В его напряженной позе она узнала саму себя в тех ситуациях, когда отец требовал чего-то, чего она сделать не могла.

Распорядитель торгов пришел в ярость. Ему следовало бы закончить торг или хотя бы для вида спросить, не предложит ли кто-либо большую цену, но он лишь стоял на своем месте как вкопанный, сжав кулаки, и, вероятно, пытался решить, какому наказанию подвергнуть молодого человека, перед тем как отправить его на каторжный труд в кузню или на каменоломню.