Сборник Любовь за гранью 11,12,13 (СИ)

- Снимки новые. Сделаны видимо в бараках ее хозяина.

Положил их передо мной и отстранился, не вмешивается, позволяя рассмотреть кадры, на которых несколько мужчин и женщин, измождённых, грязных, в рваной одежде, кто-то без руки или без ноги. Меня передернуло я знал почему – все они пища. И их не жрали сразу, их поедали постепенно. Отрубая ногу, руку. Солдаты брали таких с собой в походы, когда угроза продолжительных голода и жажды была слишком велика.

Все они прикованы цепями к длинным металлическим поручням, выступающим из стен и тянущимся по всему периметру плохо освещённого помещения. Фокус направлен на одну из женщин.

- Говори.

Не глядя на Лизарда.

- Её зовут Нимени.

Румынский. «Никто». Худая настолько, что проглядывают кости. Она сидит на полу, подтянув к себе колени и впиваясь тонкими, почти прозрачными пальцами в звенья цепи, обмотанной вокруг её шеи. На вид не похожа на носферату, но это до определённого момента. Полукровка Рино тоже мало походил на тварь из своего клана пока не выходил на охоту или не испытывал животный голод.

- Принадлежала одному из демонов – военачальников Асмодея, Азлогу.

У неё длинные, неровно обкромсанные волосы неопределённого цвета. На фотографии тёмные, но, скорее всего, просто до ужаса грязные. На другом снимке она наматывает локон на тонкий палец, отрешённо глядя куда-то перед собой.

- Предположительно никакой информацией о себе не обладает.

Резко вскинул голову, чувствуя, как волна ударила в первый раз, больно задевая кости грудной клетки.

- Еёневскрывали!

Лизард практически не делает пауз между этими тремя словами, верно почувствовав моё настроение.

- Она отрицательно качает головой на любые вопросы о себе. Понимет только румынский. Ей или нехило подчистили память, или же она сама от пережитых ужасов сделала блок на определённые воспоминания. Либо… она искусно делает вид, что ничего не знает. В её обязанности входила вся грязная работа в особняке демона. Настолько грязная насколько могут поручить рабыне-носферату: помои, конюшни, чистка клеток церберов, уборные для смертных рабов.

На третьей фотографии она уже стоит. Стоит, прислонившись спиной к поручню, так, будто ей трудно удержаться на ногах. Перевёл взгляд на её колени, выглядывающие из-под рваного мешковатого платья мутного серого цвета. Она склонила голову перед другим рабом с голым торсом. Он, в отличие от остальных, не прикован цепью и держит в руках плётку, которой поигрывает, глядя на истощённую женщину. Надсмотрщик над рабами.

- Она так же была сексуальной рабыней для самых низших. Ее подкладывали под гладиаторов, солдат и заключенных. Страшная участь. Такие долго не выдерживают. Но она продержалась. Значит не так проста как кажется на первый взгляд.

Пауза. Позволяя выдохнуть. Медленно. Осторожно, чтобы не дать прорвать этой грёбаной толще воды плотину из собственных костей. Я не осознавал, что именно со мной творится, но я очень сильно нервничал. Пока не понимал почему и понимать не хотел. Оно накрывало меня изнутри постепенно, погружая в липкую черную трясину, из которой я уже мог не выплыть. Что-то спрятанное лично мною слишком глубоко, чтобы я мог сейчас снять этот собственный запрет.

А этот ублюдок как назло вспарывает мне нервы своими гребаными уточнениями. Он понимает, как мне хочется сейчас задушить его за эти слова? За это абсолютное равнодушие и жестокость, с которыми произносит их о ком-то, кто носит в себе мои молекулы днк и является членом моей семьи. И пусть, блядь, носферату. С другой стороны, именно за бесстрастность я ценил этого нейтрала. Отсутствие страха и заискивания, и умение хладнокровно давать оценки любым ситуациям.

      - Что ещё?

- На этом всё. Будут какие-либо распоряжения по ней?

- Следить за тем, чтобы её нормально кормили и не позволять нанести вред. Никому. Скажи стражникам, что они отвечают за нее головой. Не разговаривать, не допрашивать, не прикасаться. Вымыть и переодеть. Перевести в закрытый блок к обслуге. Внести в список рабов Нейтралитета.

- После всех процедур сделать для вас записи или фото?

- Нет!..- слишком быстро и почувствовал, как на лбу запульсировала вена, - Пока нет.

Когда Лизард вышел, закрыв за собой дверь, я снова посмотрел на первое фото. Нимени. Никто. Демон дал тебе это имя или это ты его взяла? Не имеет значения. Оно тебе шло. До сих пор оно тебе шло. Я ведь и сам себя иногда чувствую этим самым Никто. Кто ты такая? Почему, когда я смотрю на тебя внутри что-то дергается и поднимается паническая волна страха? Откуда ты? С какого гребаного прошлого? С того, что исчезло из моей памяти по вине Нейтралитета или из того, о котором я сам запретил себе вспоминать когда-то. Я разберусь с этим позже, после того как вернусь с детьми из Мендемая. Пока что я не готов копаться в очередной яме без дна с копошащимися призраками и червями. Мне хватит и той могилы в которую меня зарыла эту сука, называющаяся моей женой.

***

Женщина растирала тонкие запястья большими пальцами, когда с нее сняли кандалы и дали пакет с кровью. Дали, а не швырнули на пол. Вначале она решила, что это издевательство. Очередная игра конвоиров или нового хозяина. Они страшно ее пугали. Эти высшие существа, называющие себя нейтралами. От них пахло иначе, чем от вампиров и от демонов. От них воняло жутким мраком и непроглядной бездной из иного мира. Они намного сильнее чем те твари, которым она прислуживала столетиями…эти словно вылезли из глубин Ада. Во всем черном с лицами масками. Мертвенно бледные манекены одинаково одетые с одинаковым ровным широким шагом и стуком начищенных до блеска черных сапог по земле или холодному мрамору покоев Азлога, ее последнего хозяина. Когда они вошли в барак рабов и принялись хватать несчастных, Нимени кричала от ужаса. Она не хотела, чтобы ее забирали отсюда. Не хотела новых хозяев.

Ко всему привыкаешь и она привыкла к своей одинаковой неволе, никогда не меняющейся изо дня в день. Перемены – это страшно. Намного страшнее неизвестности. Нимени помнила, что они означали для нее каждый раз, когда ее продавали из рук в руки пока Азлог не купил себе партию рабов носферату несколько столетий назад. Ему были нужны чистильщики и падальщики с которыми можно делать что угодно за кусок мяса. У которых подавлено чувство собственного достоинства и преобладают животные инстинкты. Они не устроят мятеж и за кусок мяса отдадут собственное дитя. Так считали их хозяева и равнодушно выдирали детей из рук матерей швыряя взамен гнилое мясо и не обращая внимание на дикие вопли несчастных, пиная их ногами к стене. Говорили, что малышей продают некоему доктору Эйбелю для опытов…Она научилась понимать язык своих мучителей, но наотрез отказывалась на нем говорить и не согласилась бы даже под страхом смерти…потому что смерти Нимени не боялась.

Ее же купили за красивую, на первый взгляд, внешность…Азлогу, как и всем остальным хозяевам, никто не торопился рассказывать, кто она такая. Ведь Носферату слишком дешево стоили. Потому что они низшая раса и когда потенциальные покупатели видели их клыки и цвет кожи тут же воротили носы, и перекупщики были вынуждены продавать за бесценок. С Нимени можно было лгать до последнего у нее были ровные жемчужные зубы и матовая белая кожа, которую прекрасно оттеняли русые, вьющиеся волосы и серые глаза.

Позже, когда узнавали что она такое били плетьми и загоняли в подвал. Её боялись даже бессмертные…Нимени не знала, что все Носферату каннибалы и спокойно жрут себе подобных, если голодны. Она смутно помнила, что вообще с ней происходит и как она оказалась у первого торговца живым товаром, который называл ее вонючей летучей мышью и мыл руки каждый раз, когда ее невольно касался… Что не мешало ему приходить к ней и трахать в трюме рыболовного судна, перевозившего рабов в Европу, чтобы оттуда везти в Асфентус. Заткнув ей рот деревяшкой и рассекая ей кожу кнутом, смоченным в настое вербы, вонючий жирный ублюдок тыкал в нее своим отростком и беспощадно ломал ей кости давая потом отвар для быстрой регенерации, и она корчилась на провонявшемся рыбой полу от страшной боли, когда срастались ее сломанные кости и затягивались ссадины и рваные укусы. Ее жизнь превратилась в бесконечный кошмар с невыносимыми издевательствами, побоями и насилием. Она переходила из рук в руки, потому что позарившиеся на смазливое лицо похотливые ублюдки очень быстро обнаруживали кого именно купили и спешили продать, предварительно не оставив на ней живого места.