Похищение Афины

Северный ветер завывал над площадью, когда мы поднялись по ступеням лестницы и оказались перед входом в цитадель. У дверей, охраняя их, стояли сторожа, но, узнав Перикла и Фидия, они отошли в сторону, дав нам пройти. Мужчины быстрыми шагами направились к храму, я же чуть приотстала. Далеко впереди, в темноте ночи, колонны белого мрамора, принадлежавшие недостроенным зданиям, казались волшебным и огромным каменным садом. Старые ворота Акрополя еще оставались на месте, но я слыхала, что планируется построить новый, более торжественный портал. В разных концах площади глаз отмечал брошенные рабочими телеги, груженные камнями, плитами мрамора, другими строительными материалами. Они чудовищно не соответствовали изящным белоснежным колоннадам.

Перикл обернулся узнать, почему я замешкалась, и заметил, что я дрожу.

— Что с тобой? Ты замерзла?

— Да.

Но не холод заставил меня дрожать, дрожь была вызвана странным чувством. Находиться на вершине Акрополя, в молчаливом спокойствии глубокой ночи, стоять там, где поклонялись богам!

— Мне кажется, на нас смотрят боги. Они здесь и следят за нами так, будто мы вторглись в их покой.

Перикл протянул мне руку, и я поднялась к нему. Он приобнял меня за плечи, и чувство благодарности за его тепло и защиту охватило меня. Всемогущая Афина не станет причинять мне вред, раз обо мне заботится тот, который возводит в честь нее такие величественные сооружения.

Фидий взял факел из руки одного раба.

— Я покажу тебе наше изобретение, Аспасия, а ты должна решить, является ли эта попытка достойным приношением богине.

Скульптор указал туда, где вскоре должны были появиться четыре самых высоких строения Акрополя: Пропилеи, или Великие Врата, которые проектировал он сам с архитектором Мнесиклом [20], храм Афины Парфенос, над которым уже трудились каменщики, Эрехтейон [21], вобравший в себя многие из старых святилищ и храмов, стоявших здесь раньше, и храм Афины-Ники [22], который был еще на стадии проектирования.

Фидий принялся объяснять свою теорию строительства.

— Города развиваются непрерывно, люди постоянно создают новое на месте старого. Но здесь, на холме Акрополя, я намеренно включил прежние руины в новые сооружения, с тем чтобы наша история — та ее святость, что живет в древних храмах, — была сохранена. Мы уже использовали многие фрагменты старинной каменной кладки, помещая их в основания новых построек.

Огромные участки длинной старой крепостной стены не были разрушены, их влили в новое оборонительное сооружение. Фидий велел Мнесиклу не разрушать стены, прилегающие к Пропилеям, а оставить, скосив их таким образом, чтобы они состыковались вплотную с углами сверкающего новизной сооружения.

— Утверждают, что эти стены ведут свое начало со времен Троянской войны, — продолжал он. — На первый взгляд кажется парадоксом создание чего-то смелого и нового на основе старых развалин. Но по результату, которого я достигну, вы увидите: я понимаю, что делаю.

По выложенной большими каменными плитами дороге, ведущей к Парфенону, мы прошли обратно. Контуры будущего святилища Афины сияли белизной в этот час ночи. Столбы и колоннады уже были возведены, но не подведены под крышу. Стен в этом храме строить не собирались.

— Это будет самое величественное из всех сооружений, посвященных великой богине. И оно увековечит ее помощь афинянам в нашей грандиозной победе над персами, — сказал Перикл.

— Да, эти злодеи при жизни многих поколений угрожали берегам Греции, пытались уничтожить нас. Они ненавидят наш образ мыслей и жизни, мечтают вернуть нас обратно в то темное прошлое, погруженными в которое они живут. Если б Афина не помогла нам в битве при Марафоне [23], мы бы сегодня здесь не стояли.

— Именно тогда, почти пятьдесят лет назад, нам удалось продемонстрировать наше превосходство над персами раз и навсегда, — продолжал Перикл. — Под конец того изнурительного дня шесть тысяч четыреста персидских воинов полегло на поле брани, в то время как мы потеряли всего сто девяносто двух.

— Это кажется невероятным, — задумчиво сказала я.

Но про себя подумала: не было ли число погибших врагов сильно преувеличено, чтобы сделать победу афинян более славной.

— Это и было невероятным, — подчеркнул Фидий. — И только вмешательство богини помогло нам этого достичь.

— Я знаю, о чем ты думаешь, Аспасия, — догадался Перикл. — Но если бы ты посетила поле боя, как его посещаю я и другие патриоты-афиняне, ты б увидела те огромные погребальные курганы [24], которые показывают, какое множество людей там похоронено. Наши отцы и деды участвовали в той битве и являются свидетелями происшедшего.

Десять лет спустя после битвы при Марафоне, — продолжал он, глядя попеременно то на меня, то на Фидия, — персы вернулись в Грецию и овладели Афинами. Еще до этого набега каждый житель города был вывезен, остались только священнослужители, жрицы и патриоты, которые решились охранять святыни Акрополя и то, что осталось от его сокровищ. Мы стоим на том самом месте, Аспасия, где эти благородные афиняне устроили свой опорный пункт.

Холодный ночной ветер, коснувшись лица, заставил меня вздрогнуть, словно призраки павших героев встали рядом со мной.

— Персы разложили лагерь на холме Ареса и оттуда стали пускать в храмы огненные стрелы. Хоть афинян была всего лишь горстка — и ни один из них не был профессиональным солдатом, — они храбро оборонялись. Смельчаки долго сопротивлялись осаде, но опрометчиво оставили незащищенным левый фланг крепости, посчитав склон слишком крутым и оттого неприступным. Когда же они увидели, что по нему взбираются вооруженные мечами персы, то защитники бросились с Акрополя в пропасть и погибли. Варвары, ворвавшись в город, истребили немногих оставшихся в нем и предали огню и мечу каждое здание, храм, святилище, произведение искусства.

— Они даже разрушили священный храм Афины, уничтожили все статуи и реликвии, находившиеся в нем, — горячо заговорил Фидий. — Вы можете себе вообразить такое надругательство? Эти выродки не только убивали людей, они губили самое искусство!

Было трудно сказать, какой грех Фидию казался тягчайшим. Для любого афинянина нет более почитаемых ценностей, чем изображения этой богини, покровительницы их родины и города, носящего ее имя.

— Но богиня прокляла их, — продолжал Перикл, — каждого, кто посягнет на священный образ Афины или осмелится вторгнуться в ее храм, ждет печальный конец. Такой была ее клятва Персы полагали, что они расправились с нами, но в действительности, разрушив наши памятники, они заложили фундамент собственной будущей гибели.

Хотела бы я, чтобы афиняне сейчас видели его — опьяненного вином и жаром патриотизма, отдавшегося власти своей любви к Афинам больше, чем власти гроздей Диониса, — тогда они поняли бы, что источник притязаний Перикла лежит именно в этих чувствах, а не в его честолюбии.

— Захватив Акрополь, Фемистокл сокрушил персов при Саламине [25], а позже, в битве при Платеях [26], мы навсегда уничтожили угрозу с востока для Греции, — сказал Фидий.

— Новые храмы увековечат память обо всех героях Марафона и других сражений с персами.

— Выпьем же за это! — воскликнул Фидий.

Юный сириец, невольник, сопровождавший нас на этой прогулке, протянул козий мех Периклу, тот сделал огромный глоток и передал мех Фидию, а тот, отхлебнув в свою очередь, отдал его мне. Неужели это означает, что теперь я одна из них?

— Одержав победу под Платеями, афинские вожди поклялись оставить Акрополь нетронутым, лежащим в развалинах, как напоминание потомкам о тех страшных событиях, — продолжал Фидий. — Но после того как мы двадцать лет взирали на эти развалины, наш друг Перикл посчитал, что грандиозный монумент величия и красоты станет лучшим напоминанием людям об их победах, чем холм, покрытый грудами развалин.