Глубина

Я поспешил выполнить просьбу и набрал номер папы. После пяти гудков трубку сняли, и из динамика донесся радостный голос отца:

Привет, Влад. Что, не удается самим справиться с делом? Помощь старика понадобилась. — Он безошибочно определил причину звонка.

Ты как всегда прав, — я усмехнулся, представляя, как при этих словах на лице отца расплывается довольная улыбка. — Мы, кажется, сели в лужу, и нам просто необходим твой совет.

— Давай, спрашивай, — великодушно разрешил папа.

— Мы наткнулись на довольно большую группу вампиров, — начал я было, но отец перебил:

— Сколько?

Естественно, он желал знать численность вампиров, но, здраво рассудив, я удержался от правдивого ответа. Узнай отец, что мы только вчера находились в окружении более чем пятнадцати вампиров, он бы немедленно потребовал нашего отъезда, а это в планы не входило. Я не меньше Димки увлекся этим расследованием, и никакие кровопийцы не могли меня заставить сбежать из города.

Их было трое, — ответил я, стыдясь самого себя. Эмми и Дима с пониманием взглянули на меня, за что я был им очень благодарен.

Ого! — встревожено воскликнул отец. Судя по его реакции, я поступил правильно, скрыв от него истину. — У вас там все хорошо?

Да, не волнуйся. Благодаря Эмми они не станут к нам лезть. — Я улыбнулся Амаранте. — Знаешь, иногда полезно иметь в друзьях вампира.

Будьте осторожней, — на всякий случай попросил папа. — Так что ты хотел узнать?

Понимаешь, кто-то крайне жестоко расправляется с местными кровопийцами. Их тела находят изувеченными. Может, ты слышал о чем-нибудь подобном?

Отец ненадолго задумался:

Это точно не охотники.

Мы тоже так подумали.

Как насчет передела территории? Что, если их убивают другие вампиры? — предположил он.

Не исключено, — пробормотал я, размышляя над его словами, но мне мало верилось в такую возможность. Что-то подсказывало — тут все гораздо сложнее банального распределения сфер влияния.

Кстати, я кое-что узнал по поводу считалочки, — прервал ход моих мыслей отец. — Она довольно старая, и к детскому фольклору не имеет никакого отношения.

И что же это такое? — недоумевая, спросил я.

Своего рода ключ или пароль. Называй, как хочешь. Она возникла в одном из сообществ вампиров, которые боролись против своих собратьев. Но, впрочем, это было давно, и теперь вряд ли кто об этом помнит, — посвятил меня папа в результаты своего исследования.

Против кого, говоришь, боролись эти вампиры? — переспросил я, не очень уловив суть, а точнее, просто в нее не поверив.

Против других вампиров, — вздохнул отец. — Звучит неправдоподобно, я знаю, но бывало и такое. Они вроде как считали себя и себе подобных некой мутацией, не имеющей право на жизнь. Вот и истребляли всех, в надежде тем самым обезопасить землю. Очистив мир от других вампиров, они думали совершить нечто вроде ритуального самоубийства, на корню истребив свой род.

Крестовый поход против вампиров, организованный самими вампирами? — не поверил я своим ушам. — Но при чем тут стишок?

Да ни при чем. Они использовали его, чтобы отличать своих от чужих. Это что-то вроде опознавательного знака, и никакой смысловой нагрузки он не несет. Кроме разве что малоприятного текста. В то время врага можно было запугать и такой мелочью.

И как давно распалось это общество? — Я прикинул про себя вероятность его возрождения.

Более двух веков назад. Оказалось, невыгодно бороться против своих, тем более если знаешь, что и тебя в итоге ждет смерть. Большая часть вампиров, поборников справедливости, перешла на сторону недавних врагов. Тех же, кто не смирился с необходимостью пить кровь, просто уничтожили.

Спасибо за информацию, — поблагодарил я отца, понимая, какую неоценимую услугу он нам оказал. Конечно, двести лет — много по меркам человеческого времени, но что это для практически бессмертного существа? Нельзя исключать возможность того, что кто-то из сообщества уцелел и эти два века накапливал силу. Что, если он решил возобновить тайное общество именно в этом городке, подальше от цивилизации и вампиров, которые могли бы помнить его былые заслуги?

Ты случайно не знаешь, как они назывались? — поинтересовался я, надеясь, что ответ отцу известен.

Кажется, «Dies irae» или еще как-то. Точно не помню. — Папа отнесся к моему вопросу несерьезно. Похоже, он не верил, что мы столкнулись с одним из пережитков этого сообщества. Но он не видел детей. Уверен, отец изменил бы свое мнение после общения с прелестными малютками.

Мои познания в латыни были весьма скудны, но их хватило на то, чтобы примерно перевести название тайного общества. На русском это звучало как «День гнева». Речь, само собой, шла о судном дне.

Попрощавшись с отцом, я повесил трубку. Предстояло многое обсудить. Я вкратце пересказал наш с папой разговор, думая при этом о его словах. Больше всего меня занимал вопрос о том, где вампир, возродивший сообщество (если принять эту версию за основу), завербовал себе помощников. Именно об этом я и спросил по окончании рассказа.

Должно быть, он снова перетянул на свою сторону других вампиров. — Дима равнодушно пожал плечами. Кажется, ему все более или менее понятно, а скорее всего, просто наплевать. Брата редко интересуют первопричины, для него всегда важнее последствия. Я же, наоборот, люблю докапываться до источников.

Но ведь он уже однажды прокололся с подобной тактикой, — выразил я вслух свои сомнения. — Маловероятно, чтобы тот, кто так долго готовится к возрождению общества, опять совершил ту же ошибку.

Может, и так, — охотно согласился Димка. — Но только нам-то до этого какое дело? Мы даже не уверены, что сообщество кто-то пытается возродить. Не исключено, что эта считалочка просто-напросто пережила своих творцов и пошла, так сказать, в народ.

Эмми, до этого молча слушавшая наш разговор, неожиданно приняла сторону Димы:

— Действительно, Влад, лучше сосредоточиться на уже имеющихся задачах. Если и существует какая-то тайная организация вампиров, то в процессе расследования мы обязательно на нее натолкнемся.

Под двойным напором я был вынужден отступить. Во-первых, один в поле не воин, а во-вторых, у нас и так полно проблем, чтобы ломать голову еще и над этой.

После непродолжительного совещания мы решили заняться детьми, тем более что происходящее с ними одинаково сильно волновало всех нас. Мы единодушно проголосовали за идею Амаранты узнать побольше о том месте, куда отправляют ребят после их окончательной деградации (происходящее с ними представлялось именно так). Мы придумали под видом врачей навестить родителей, недавно лишившихся ребенка из-за его перевода в специализированное учреждение. Но для начала надо было узнать фамилию хотя бы одной такой семьи. Получить эту информацию можно было только в поликлинике, туда мы и направились.

Изображая обычных посетителей поликлиники, мы прошли к кабинету доктора Глухарева и, пристроившись в хвост очереди, принялись ждать подходящего момента, чтобы проникнуть в кабинет (естественно, в отсутствие доктора). Полдня прошло в бездействии, мы были вынуждены пропускать вперед всех занявших за нами очередь и начали вызывать подозрение у окружающих. Мы уже почти потеряли надежду, собрались даже уйти и вернуться ночью (а это сделать будет не так-то просто, ведь это уже будет проникновением со взломом). Часовая стрелка достигла двух часов пополудни — обеденного времени. Оказывается, доктора тоже люди, и им иногда необходимо есть. Дверь кабинета отворилась, и оттуда вышел человек в белом халате. Это был не наш знакомый молодой врач, а сам доктор Глухарев. Высокий, сутулый мужчина нисколько не походил на поджарого Сергея. Доктор прошел мимо, и я как следует рассмотрел его. Глухареву было лет шестьдесят, если не больше, кожа на его руках и лице была вся испещрена пигментными пятнами и морщинами. Этот сгорбленный старик больше походил на привидение, чем на человека. Сходство усиливали бледность и худоба. Имелась еще одна особенность, на которую я сразу обратил внимание. Мне всегда казалось, что педиатры — это такие милые люди с добрыми глазами, беззаветно любящие детей. Глаза же этого врача никак нельзя было назвать добрыми, им скорее подошло бы какое-нибудь определение-антоним. Два маленьких глазка, через которые Глухарев смотрел на мир, злобно поблескивали на лице, и только в них еще теплилось некое подобие жизни.