Женщина приручает лаской, мужчина - терпением (СИ)

Что ж… ладно, будь по-твоему, девочка моя…

Не перечил ее плесканиям — пусть порадуется.

Вновь уставился в свою многострадальную книгу и, видно, все же увлекся, потому что из литературного мира меня вырвали холодные капли, упавшие на кисть.

Мокрая, но счастливо улыбающаяся Грейнджер, стояла в шаге от меня и пристально вглядывалась в горизонт. Солнце начинало клониться к западу.

Я скользнул взглядом по ее юному, свежему личику, по соблазнительному, обтянутому мокрой тканью гибкому телу… Подавив в себе желание воспользоваться привилегиями хозяина, тихо произнес высушивающее заклинание.

Не уверен, что Гермиона заметила это, ведь она во все глаза уставилась на ало-оранжевое зарево. Горизонт был поистине чудесным. Но я смотрел не на небо, я смотрел на Грейнджер — на то, как лучи прятавшегося, засыпающего солнца последними бликами освещали ее личико…

Идиллия была разрушена резким, болезненным жжением в руке. Что-то стряслось, раз я срочно понадобился Лорду.

— Пойдем домой, — тишину заканчивающегося дня прорвал мой громкий голос.

Гермиона без лишних возражений кинула последний взгляд на почти почерневшее небо и, подхватив свои туфельки, вернулась ко мне.

Быстро трансгрессировав в дом, чтобы не терять время, и еще быстрее приведя себя в порядок, отправился на встречу с господином.

***

Волан-де-Морт встретил меня спокойно.

Видно, я все-таки быстро откликнулся на приглашение, раз меня не встретили ни злым шипением, ни болезненной порцией Круцио.

В принципе, ничего страшного или сверхъестественного не произошло, просто Темному Лорду понадобились мои услуги эксклюзивного зельевара. Требовались яды. Очень медленно, мучительно действующие на жертв яды. Маклагген уже шел по следу зачинщиков и, после того, как юнец приведет главаря к повелителю… О, вот именно тогда начнется самое интересное… По меркам извращенных вкусов повелителя… Несчастным, посмевшим восстать против тирана, свою смерть еще нужно будет заслужить. И умрут они не от мгновенной Авады, а от замедленного, изматывающего яда… А то, что я несколько усовершенствовал состав, и Повстанцы будут не так уж и мучиться, испуская свои последние вздохи, Волан-де-Морт никогда и не узнает.

***

По возвращении домой обнаружил Гермиону в гостиной.

Она лежала на животе перед полыхающим камином и, подперев кулаком висок, с интересом читала какую-то книгу. Изящные, тонкие ножки порхали в воздухе.

Такая домашняя, уютная картина.

Меня порадовало, что хотя бы сегодня она не отсиживалась в своей комнате. Это уже прогресс.

Тихонечко, будто боясь спугнуть, сел в одно из кресел, продолжая наблюдать за Грейнджер… Не заметила…

— Спасибо, сэр, — вдруг проговорила девушка.

Ох, Северус, ты точно стареешь…

— За что? — искренне удивился ее благодарности. Такой же правдоподобной, как и мое удивление.

Я на самом деле не мог припомнить, что такого совершил…

А Гермиона уже сидела у моих ног и, перехватив мой взгляд, вдруг затараторила, прямо как в старые добрые времена…

— За хорошую прогулку. Я же не успела вас поблагодарить. И за… спокойный сон…

Догадалась, умница.

========== Глава 11. - Спокойной ночи, Гермиона. ==========

Добрай ночы, Янка,

Салодкіх сноў, да сустрэчы авосьмай.

Ты маеш шэсць гадзін калыханкі,

Адпачын ад адносін…

Няхай у тваім сне ўсё будзе як трэба:

Пяшчотнае сонца й цёплае мора,

Няхай Пан Бог усьміхаецца з неба,

Крыху будзе меней гора.

(Tav. Mauzer — «Калыханка»)

Поздним вечером, заметив полоску света, пробивающуюся из-под двери, я без стука зашел в комнату Грейнджер, сжимая в ладони пузырек со снотворным.

Картина мне открылась весьма животрепещущая: Гермиона стояла около кровати лицом ко мне в одних трусиках и как раз натягивала ночную рубашку: красивая полная грудь с маленькими бусинками сосков, стройные ножки, плоский животик — все было невольно выставлено на показ.

Идиот. Пора приучить себя стучаться.

Откашлялся.

Гермиона тут же дернулась, запутавшись в полах своей многострадальной ночной рубашки, не справившись с тканью, просто прижала ее к груди, заливаясь румянцем.

Я прямо весь затрясся от подкатившего, но сдерживаемого хохота. Очень оригинально! Женщины вообще забавны. Ничего, что я тебя, Грейнджер, уже много раз видел полностью обнаженной, да еще в каких откровенных позах?!

— Думаю, там нет ничего, что я бы уже не видел, — спокойной заметил я, но все же отвернулся и проследовал к столику, оставляя на нем зелье.

— Что это? — звонкий голосок позади.

А вы, мисс Грейнджер, и правда приходите в себя. Радует. Очень радует.

Но вслух просто ответил ее же словами:

— Ваш спокойный сон.

— Это Зелье Сна без…

— Нет. Это всего лишь обычное легкое снотворное.

Даже не повернув головы в сторону девушки, решительно направился к выходу: надеюсь, хоть сегодня ночь пройдет без конфузов…

Я даже не услышал, как она это сделала. Не услышал легких невесомых шагов, а только ощутил жар ее ладошек на своей кисти.

— Не уходите, — тихо, как будто стесняясь своей просьбы, проговорила Гермиона и, перехватив мой взгляд, добавила, — пожалуйста.

И я с изумлением понял, что она говорит искренне. Неужели и правда готова провести со мной ночь? Неужели хочет?

Гермиона тянула меня за руку к кровати…

Ладно, Северус, держись. Успокойся, просто поспите рядом, ничего более… всему свое время. Вчера же получилось как-то…

Прижимать юное тело к себе, откинувшись на мягкие подушки, пытаясь расслабиться, до одури приятно… Ничего не нужно доказывать…

Но чувствовал, что девушка не так уж спокойна в моих ладонях, хоть и прижимается всем телом к моему боку, а ее голова покоится на плече. Гермиона была вся зажата.

Продолжил аккуратно поглаживать спину через тонкую ночную сорочку и, чувствуя, как сам впадаю в дремоту, прошептал в темноту:

— Спи, я подожду, пока ты уснешь…

Гермиона немного расслабилась и начала пальчиками через ткань рубашки водить по моей груди, животу… Я легонько сжал ее кисть, останавливая.

— Не нужно. Я и так еле сдерживаю себя. Просто засыпай.

И прикоснулся губами к ее лбу. Девушка зажмурилась, резко выдохнула, прижалась щекой к моей груди.

Постепенно чувствовал, как ее дыхание выровнялось, стало глубже… Понял, что она уснула.

В моем расслабленном мозгу метались бессвязные, приятные мысли: а вдруг я ей на самом деле не так уж теперь и противен, раз Гермиона так умиротворенно посапывает в моих объятиях. Как же приятно.

Так я и лежал, прислушиваясь к своим новым, противоречивым ощущениям. Наверное, чтобы сохранить хоть какие-то остатки своей холодности и неприступности, стоило бы сейчас уйти, но я боялся потревожить ее сладкий сон. Просто продолжал поглаживать вдоль позвоночника…

Через какое-то время девушка бессвязно забормотала что-то и перевернулась на другой бок, спиной ко мне. Улыбнувшись, прижался к ней, пробежал пальцами по нежной коже руки: от плеча к запястью. Прикоснулся поцелуем к сладкому местечку за ушком. Такая свежая, такая… В эту минуту чувствовал себя почти счастливым человеком…

Ночь стирает все границы дозволенного…

Уже собрался все-таки попытаться заснуть, как вдруг заметил листки пергамента на прикроватной тумбочке. Наверное, это личное, но… любопытство взяло верх. В конце концов, я человек. И ничто человеческое мне не чуждо.

Тихо выскользнул из-под одеяла и подошел к заинтересовавшим бумагам…

Долго я их листал, рассматривал, чувствуя, как разочарование искажает мое лицо и разбивает прелесть этой невинной ночи.

В моих руках оказались рисунки. Черно-белые, на клочках потрепанных пергаментов, но выполненные с душой… рукой Гермионы.

Никогда не знал, что Гермиона умеет рисовать. Хотя, что я вообще знал о своей ученице? Разве только то, что она всегда сдавала эссе на два метра длиннее положенного норматива, а на штативе со всякой приготовленной бурдой, гордо именовавшейся студенческими зельями, всегда в крайней левой, ближайшей ко мне ячейке, стоял ее идеальный флакончик, подписанный аккуратным почерком.