Взлет черного лебедя

— Прекрасная новость…

— …и они утверждают, что их нанял именно ты.

Роман побледнел, его дрожащие пальцы скомкали простыню. Я пожалела о своих словах, но подумала, что так даже лучше. По крайней мере, он узнает обо всем от меня, а не от офицера полиции.

— Маргарет, — прошептал он. Папа называл меня полным именем только в самые серьезные и важные моменты. — Ты думаешь, я бы… впустил этих упырей в наш дом?

— Повторяю, папа, я поверю любому твоему ответу.

— Клянусь памятью твоей матери: я не имею с ними ничего общего.

Я погладила Романа по руке.

— Ладно, мне этого достаточно. Скоро сюда придет Чак Ченнери вместе с адвокатом по уголовным делам из своей фирмы. Мы позаботимся о тебе. Ты не должен говорить об ограблении ни с кем, кроме Чака и второго адвоката. Договорились?

Мой отец важно поднял вверх указательный палец.

— И с твоей мамой, конечно.

— При чем тут она?

— С ней-то можно поговорить?

Я вновь взяла его за руку. Хорошо, он хотя бы не попросил у меня разрешения побеседовать с Сан Леоном.

— Разумеется, папа. Сколько угодно.

Я расправила одеяло и подоткнула края простыни под матрас. Моя ладонь прикоснулась к чему-то шершавому. Я опустила глаза и обнаружила на ткани брызги краски — лимонно-зеленой, коралловой, бледно-желтой и аквамариновой. Это были излюбленные цвета Сан Леона.

СТОРОЖЕВАЯ БАШНЯ

Целое утро, включая пару часов после полудня, я провела в больнице. В двенадцать приехал Чарльз Ченнери с молодым, чисто выбритым адвокатом в костюме от «Hugo Boss» и блестящих туфлях, поскрипывающих на больничном полу. Полчаса они говорили с моим отцом. Затем Чак отвел меня в сторону и сообщил, что добивается судебного запрета. Тогда полиция перестанет допрашивать Романа в качестве «свидетеля», пока он принимает сильные обезболивающие препараты. Я не спросила у него, говорил ли папа о визите Сан Леона, поскольку Чак сам пришел мне на помощь. Он ободряюще положил руку на мое плечо и признался: когда его восьмидесятишестилетняя мать лежала в больнице в связи с переломом шейки бедра, она подолгу беседовала с Мейми Эйзенхауэр. [27]

После этого я заполнила бланки медицинской страховки и решила выяснить, покроет ли полис визиты медицинской сестры на дом после выписки моего отца. Тогда же явился Зак Риз с пакетом из соседнего ресторанчика китайской кухни и всяческих вегетарианских блюд.

— Я посижу с ним, — пообещал мне Зак, вытаскивая контейнер с горячим супом. Я порадовалась, что Роман не останется в одиночестве и перестанет болтать с покойным Сан Леоном. Тем не менее я тайком заглянула в пакет — нет ли там спиртного.

Из больницы я ушла лишь в половине третьего. Мне едва хватило времени заскочить домой и переодеться в облегающую черную юбку, кашемировый джемпер цвета бургундского вина, шелковый шарф и сапоги на высоких каблуках. Я нарядилась для встречи с Уиллом Хьюзом. А еще надела старый дождевик, купленный мамой двадцать лет назад в Лондоне, и захватила зонтик. По прогнозу дождя не ожидалось, но дни наступили такие, что метеорологам верить не стоило.

Между тем, небо по-прежнему было ясным, а у крыльца меня ждал «Роллс-ройс» модели «Silver Cloud». [28] Когда водитель открыл дверцу, у меня появилось безотчетное желание развернуться и убежать. Я ничего не знала о Уилле Хьюзе. Я захотела встретиться с ним, поскольку предположила, что он сможет объяснить мне, где найти Джона Ди. Вдруг он с ним сотрудничал и каким-то образом причастен к ограблению? Но я сразу же поняла, как глупы мои мысли. Зачем управляющему многомиллиардного хеджингового фонда красть две картины Писсарро и старинную серебряную шкатулку? Я скользнула на заднее сиденье и велела себе успокоиться.

Машина поехала на запад по Джейн-стрит, потом повернула на север, на Вестсайд-хайвей.

— Мы направляемся в офис мистера Хьюза? — поинтересовалась я.

— Мистер Хьюз работает в своей резиденции, — ответил водитель.

— О, — выдохнула я, занервничав. — А где он живет?

— На окраине.

Водитель посмотрел на меня в зеркало заднего вида. Глаза у него оказались темные и (к моему облегчению) совершенно нормальные.

Я откинулась на спинку обтянутого замшей сиденья и уставилась в окно на Гудзон, сверкающий в лучах декабрьского солнца. Набережную запрудили пешеходы и велосипедисты — благо теплая погода позволяла им расслабиться. Был самый обычный нью-йоркский день. Я успокоилась и постаралась насладиться поездкой.

Но когда я заметила, что «Роллс-ройс» движется к выезду на мост Джорджа Вашингтона, я заволновалась.

— Мы едем в Нью-Джерси? — осведомилась я писклявым голосом.

На секунду я представила, как мое тело топят в болоте Нью-Джерси, однако водитель быстро перестроился и мы продолжили путь на север, к Генри Гудзон Парквей. Вскоре мы оказались перед въездом в Клойстерс. [29]

— Только не говорите мне, — пробормотала я, — что мистер Хьюз здесь живет. Он богат, но я не думала, что он обитает в замке.

Шофер ничего не ответил. Теперь автомобиль медленно катил по парку мимо каменных средневековых башен Клойстерс. По субботам мы с мамой не раз приезжали сюда, бродили по гулким залам музея и садам с колоннадами. Моя мать готовилась к получению степени магистра французской средневековой литературы. Клойстерс, так же, как выращиваемая ею лаванда, напоминал ей о родной Франции. Порой она указывала на что-нибудь и объясняла: «Эти камни переплыли океан, как и я». Поступив в колледж, я нередко бывала здесь и в поисках вдохновения рассматривала коллекции ювелирных изделий. Я подружилась с одним из библиотекарей, знакомым с моей мамой, в ту пору, когда готовила курсовую работу.

«Роллс-ройс» миновал парк. Водитель вырулил на Форт-Вашингтон-авеню, повернул под прямым углом на Сто восемьдесят первую улицу и после еще одного поворота к бульвару Кабрини затормозил перед двенадцатиэтажным зданием.

— Вот он где обитает, — промямлила я. Шофер тактично молчал, пока я изучала взглядом сооружение из красного кирпича, украшенное белым гранитом. Однажды я читала в разделе «Times», посвященном недвижимости, статью об истории этого дома. Его построили на месте замка, принадлежащего британскому финансисту на рубеже девятнадцатого и двадцатого веков. Но громадный особняк сгорел дотла в тридцатые годы. Здешние квартиры славились своими габаритами и высокими потолками, в них имелись настоящие камины, а из окон открывался прекрасный вид на реку. Но я была удивлена тем, что Уилл Хьюз жил именно здесь.

— Я считала, что управляющие хеджинговых фондов предпочитают Парк-авеню, — вымолвила я, когда водитель распахнул дверцу и подал руку, чтобы помочь мне выйти из «Роллс-ройса». — Но здание великолепное. Романтичное.

— Мистер Хьюз будет рад услышать ваше мнение. Он привязан к своему жилищу, тем более что он — его владелец.

Шофер провел меня к каменному портику, украшенному лепниной в виде геральдического щита, который я видела на снимке. Спустя несколько секунд мы оказались в холле, где водитель кивком поприветствовал дворецкого. Вероятно, меня ожидали. Но вместо того, чтобы проводить меня к центральному лифту, меня пригласили к кабине с надписью «ЛИЧНЫЙ». Шофер помахал мне рукой и поклонился, когда двери начали закрываться.

— Погодите, а какой этаж? — крикнула я, но увидела, что никакой панели с кнопками тут не имеется. Еще миг — и лифт начал подниматься. «Наверное, в пентхаус», — подумала я, зажмурилась и сделала три глубоких вдоха в технике «уджайи» (мой учитель йоги называл это «дыханием океана»). Как ни странно, помогло. Кабина замерла, и я была спокойна. Я вышла в просторную гостиную, с трех сторон замкнутую окнами от пола до потолка. Я словно оказалась на вершине высокой башни. Передо мной простирался Гудзон и высились береговые скалы Нью-Джерси, на юге виднелись небоскребы Манхэттена, а на севере — прямоугольная каменная башня Клойстерс. Стекла были тонированы — возможно, для того, чтобы приглушить солнечный свет. Я шагнула вперед, но внезапно мое внимание привлек портрет, висевший на стене возле лифта.