Гость из мира Death Note (СИ)

Сама не заметив, она сделала шаг вперед, затем ещё один. И ещё. Когда она была уже совсем близко, буквально в паре метров, они её наконец заметили. В душе всколыхнулась обида. Они даже не видят её.

Синхронно они повернули головы в её сторону. Катя тут же убрала руку с ладони парня. Если она и хотела сделать это незаметно, то её попытка провалилась.

Может быть, впервые Марина видела Катю смущенной. Подруга на мгновение отвела взгляд в сторону, поправила волосы (которые сегодня вопреки обыкновению были заплетены в косу, что делало её образ романтичным, отметила Марина) и только после этого посмотрела на неё.

— Э, привет, Мань, — быстро проговорила она как бы между прочим. Марина знала эту манеру её разговора. Подруга делала так всегда, когда хотела притвориться невинной душкой. — Это случайно не твоё? — она ткнула пальцем в черный пакет Марины.

— Привет, — хмыкнула Марина. — Я вижу, у вас тут идиллия. — Кажется, в её голосе проскользнули истеричные нотки. Она мысленно чертыхнулась. Надо взять себя в руки и ни в коем случае не показать, что она… что? Обижена? Ревнует? Злиться на то, что видела? А что она видела?

Как Катя держит за руку Эла. Нет, между ними что-то произошло. И при одной мысли об этом хотелось… хотелось устроить скандал.

— Идиллия? — переспросила Катя. Нервно. Хотя это почти и не заметно.

Господи. Она держит её за идиотку. Всегда держала.

Кажется, L собирался что-то сказать, но Марина вдруг резко отвернулась от них и быстро пошла прочь. Стук собственных каблуков показался ей слишком громким. Она знала, что ведет себя глупо, но не могла здесь больше оставаться. Она всегда была слишком впечатлительна. И слишком эмоциональна. Ещё немного, и она правда устроит скандал, а этого не должно быть. Слишком унизительно. А она не станет перед ними унижаться.

Быстро сбежав по ступенькам на первый этаж, она отыскала в холле пуфик, наиболее скрытый большими пальмами от глаз, и, усевшись там, опустила подбородок на скрещенные кисти рук и принялась думать.

Она не могла поверить в увиденное, но точно знала, что это ей не померещилось. Как же так? Что же происходит? Неужели между ними что-то есть? И как давно?

Не может быть. Марина болезненно поморщилась. Неужто все это время… А она ничего не знала! Нет, нет, Катя же всегда говорила, что равнодушна к нему. Или… Или это было лишь притворство? Она водила её за нос, всякий раз утверждая, что он совсем не тот, кто может вызвать у неё какие-либо чувства, что его стоит остерегаться, как человека, не способного принимать их всерьез и лишь использующего в своих личных целях. Когда же Катя успела поменять своё мнение. А Рюузаки?

Марина издала смешок. Да неужели он мог влюбиться в Катю?! Господи, даже звучит это так нелепо! Она ведь абсолютно эгоистичный человек, она никогда не была способна ни понять его, ни рассмотреть истинную суть его души под слоями мнимого равнодушия и отстраненности. Чем, чем она его привлекла? Чем она лучше? Глупый, наивный, детский вопрос. Но что ещё мог спросить разочарованный разбитый и раздавленный человек у себя, у судьбы, у ещё невесть кого.

Марина шмыгнула носом и стерла с лица слезинку. День с самого утра не предвещал ничего хорошего. Ничего удивительного, что он стал днем сломанных надежд.

Марина ещё долго сидела в одиночестве, в стороне от посторонних глаз на маленьком пуфике под пальмой. Забыв о зачете, забыв обо всем на свете. Плакала и жалела себя, не в силах поверить, что её так просто обманули. Что подруга, лучшая подруга так вероломно её предала.

Очнулась она оттого, что кто-то тронул её за плечо. И машинально дернулась, пытаясь стряхнуть руку. Она не хотела никого видеть. Никому показываться, тем более сейчас в таком виде. Но это не помогло. Кто-то упорно продолжал трясти её за плечо, не желая оставлять в покое.

Марина раздраженно отняла ладони от лица и зло глянула на нарушителя её спокойствия. Рядом с ней стояла Катя.

Марина бросила на неё ненавидящий взгляд. Только не она.

— Что тебе нужно? — грубо спросила она, пытаясь отвернуться. Не хватало ещё, чтобы та увидела её заплаканное лицо. Перед ней это было вдвойне стыдно. — Что ещё вам от меня нужно? — уже без грубости, но сухо поинтересовалась Марина, старательно выделив слово «вам». Она этого не хотело, но вырвалось само. — Что случилось? — быстро добавила она, чтобы сгладить эффект. Если уж проигрывать, то с высоко поднятой головой.

— Марина, нужно идти, быстрее, — сказала Катя. Голос у неё был странный. Казалось, в нем была паника и… страх?

Марина повернулась.

— Блеать!!! Идем скорее! — уже почти вскричала Катя, едва не стаскивая её с насиженного места. — Тебя зовет Эл. Поднимай свой зад!

— Да что такое? — недоуменно тоже почти закричала Марина, чувствуя, что еще немного, и от всего пережитого за утро она начнет истерить. Внутри появилось нехорошее предчувствие.

— Беда, — коротко ответила та.

* *

Подперев одной рукой щеку, а другой теребя заплетенные в косу волосы, Катя уныло смотрела на лежащий перед ней билет. Вот уже минут десять, как она зашла сдавать зачет, но пожалеть успела об этом раз тысячу. Во-первых, третий раз перечитывая первые строчки текста в билете, она горестно думала о том, что этот текст один из тех, что она не выучила. Катя покосилась на преподавательский стол, где гаденько морща нос и цокая языком, царственно восседала англичанка, принимая зачет у одной из Катиных одногруппниц. Бедняга настолько сгорбилась, словно сила земного тяготения в этом месте была особенно сильна. Вообще на английском существовала такая примета, что чем сильнее студент сливается с партой, тем меньше вероятность быть замеченным орлиным глазом, учуянным собачьим носом, услышанным кошачьим ухом Тамары Евгеньевны и накликать на себя неприятности. Это никогда не помогало, но тем не менее все продолжали в это свято верить. Не даром говорят, что надежда подыхает последней.

Во-вторых, Катя, к своему собственному удивлению, чувствовала угрызения совести. Она настолько свыклась со своим образом самовлюбленной эгоистки, для которой столь не характерны высоко-духовные терзания, что почти искренне надеялась, что чувства Маруси не особо её заденут. Тем более, что тому были веские причины.

Маня никогда не отличалась серьезными намерениями в отношении чего-либо. Или кого-либо. Хотя и всегда свято в это верила. Чего там. Её вере позавидовали бы все святые Библии. С той лишь разницей, что они верили в Бога, а Маруся — в себя и постоянство своих чувств. Что не мешало ей однако со скоростью убегающего от тапка таракана менять субъектов, на которые эти самые чувства были направлены. За всё время знакомства Катя могла с точностью назвать количества пылких влюбленностей Маруси — пять. Это за девять месяцев. И это не считая тех, про кого она ей не рассказывала. Хотя… вряд ли такие имелись. К несчастью, со дня их знакомства Катя была обречена выслушивать все душевные порывы и сердечные терзания подруги. Даже если не хотела. Её скромного мнения никто не спрашивал. Все воздыхания по очередному несчастному парню, заканчивались либо ничем, либо парой свиданий. Либо ещё и закатанными со стороны Маруси сценами. Последний случай был наиболее опасен, ибо грозил парню поломанной психикой и разлетевшимися вдребезги мозгами, в которых угодил вирус «Маруся». Не у всех же бедолаг имелся на него иммунитет…

Когда Марина увлеклась Элом, пусть потом и ставшим реальным человеком, Катя никогда не верила в серьезность её великих чувств. Она называла это очередным «заёбом Маруси» и лишь смеялась над её тупыми восторгами в адрес несравненного детектива. Смеялась над её словами о его непохожести на других людей и прочей кучей восторженной лабуды, которую подруга выливала на неё литрами, как выливаются помои из канализационных труб.

Пока сама, к своему изумлению и неверию, не влюбилась в него. Тогда уже стало не до смеха. Тогда стало хреново и даже стыдно, так как сама вдруг оказалась на месте Маруси. Хотя, о ней тогда она думала меньше всего. Она думала о нем. И тогда впервые поняла, что имела ввиду Марина, когда однажды пыталась объяснить, чем же её так притягивает этот человек. «Он просто другой. В этом одном слове вся суть, понимаешь? Настоящий! Не ложь, не мираж. Не иллюзия. Нас окружает множество серых людей, которые изо всех сил пытаются выделиться. А ему это не нужно. Потому что он великолепен, он не подражаем!»