Дурманящий запах мяты Егер Ольга

Ещё раз обратив мысли к небу, Селена поинтересовалась, за какие такие грехи Всевидящая покарала её. Богиня молчала, то ли список составляла, то ли припомнить ничего не могла. Не дождавшись ответа, амазонка попросила прощения у хозяйки и отправилась дальше пытать счастья у следующего дома, потому как перейдя на другую улицу, дед снова запричитал, увидев “осень похозый томик мойодого Дъяамата”. Но и оттуда громко хохоча амазонку погнали прочь. Деда вся эта ситуация никак не смущала, даже радовала: когда все смеялись, и он улыбался, когда ругались - он хмурился.

К вечеру выяснилось, что действительно, никаких Драматов в Дрогобцах никогда не было и очумевшего старика видели впервые. Так что Селена становилась вроде бы как его единственной опорой в жизни. “Опора” долго сопротивлялась и хотела повесить сей тяжкий груз на ближайшем суку, но что-то внутри (наверное, совесть) мешало.

Обсмеянная амазонка поволокла Урагана и его поклажу к единственному месту, где они смогли бы найти пристанище - худому домишке на окраине. По слухам, там жила знахарка со своей внучкой. Вот Селена и подумала, что может, травница излечит больной рассудок деда.

Постучала. Дверь распахнулась. На пороге стояла темноволосая девчушка, лет 15 на вид, с длиннющей косой, курносая, с карими большими глазами. Вот только эти самые глаза были слишком тёмными, - так показалось Селене. После знакомства с дедом, она слишком много внимания уделяла “зеркалам души”, как их называют, мудрые старики, или “зенькам”, как о них говорят другие.

Девочка улыбнулась и, не произнеся ни слова, впустила двух путников в дом. Сама же выскочила на улицу, подхватила Урагана под узды и повела в сарай.

Уютный домик приветливо отозвался теплом. Повсюду висели сушёности, украшавшие хату. Чистенько, хорошо - девочка неплохо справлялась с домашней работой. По запросам обычных людей, была бы хорошей женой какому-нибудь селянину. Хозяйки-знахарки не наблюдалось.

- Не ньявиться мне сдесь! - заявил переборчивый дед, ухватив Селену за локоть.

- Э, нет дедуля! На сегодня с меня хватит. Мы остановимся здесь на ночлег, а завтра я тебя куда-нибудь пристрою. - Пообещала Селена, и встретилась взглядом с печальными слезящимися глазами старика, не желавшего “пристраиваться”. Но у Селены были свои планы, и класть их на алтарь деда она пока не собиралась.

Тут вернулась девочка. Бросилась накрывать на стол, приглашая гостей присесть. Дед подозрительно оглядывал кареглазую.

“Внучку она, что ли ему напоминает, одну из его призрачного семейства?” - Селена уже начинала приходить к выводу, что старик живёт в мире иллюзий и выпадать из него не желает.

Тем временем на столе появилась горячая картошечка, из погреба перекочевали огурчики мочёные. Давненько не видала столько яств амазонка. Дед, неведомо сколько ползавший по лесу, тоже должен был бы быть голодным. Но ел он с отвращением, медленно, всё время закусывая старым сухарём, припрятанным на чёрный день.

- А где же бабушка твоя? - поинтересовалась амазонка, не выдержав настойчивого изучающего взгляда девочки.

- Болеет бабушка. Хворь какую-то подхватила. Вот всё вылечить пытаюсь, да не выходит. Не всё пока знаю и умею. - Бодренько ответила она.

- Так может мне помочь чем? - спохватилась амазонка. - Старая матушка моя научила кое-чему. Правда, в поход с собой много зелий, да трав не возьмёшь. Но могу чего-нибудь и из ваших сделать. А то знахари да лекари всех лечат, сами же помочь себе не могут.

Девчушка побледнела. Глазёнки выпучила, губки надула, - разгневалась. А потом снова улыбнулась:

- Спасибо тётенька. Знахарь наш местный сказал, что ей просто отдыхать больше надо. Посоветовал, чем поить. Велел слушаться его, и бабушка через недельку на ножки встанет…

Селена пожала плечами. Не помогать же насильно человеку! И снова принялась за кушанье.

- А мне ведь и поговорить-то не с кем. - Что было вполне заметно. Девочка не умолкала ни на секунду, совсем как дед, кстати, растерявший словоохотливость за время пребывания в этом доме.

Селена посмотрела на старика, спрятавшегося в темноте закутка. Его глазёнки горели, как у лесного зверя на охоте, когда следил он за движениями девочки. Больше не было у амазонки сомнений на его счёт - дед совершенно сошёл с ума!

Девочка же не обращала на блаженного никакого внимания, жалуясь на несправедливость жизни:

- Целый день то в поле, то по дому, то бабулечку обхаживаю. Подруг нет совсем…

- А хлопцы? Неужто, не заглядывают?

- Нет, - покраснела кареглазая, и Селена поняла, что врёт.

“Ну и пусть. Главное, она не отказала двум уставшим путникам в укрытии. А значит, сердце у неё доброе и чистое! Хорошо, что не все люди на этом свете окончательно озлобились”.

Но вот, что интересно: бабушки не было видно, и даже не слышно вздохов, стонов… А больные ведь не могут стоны сдерживать. Час как тихо, да кроме треска в камине никаких шорохов живых не доносится. Однако загадку эту Селена решила оставить на завтра. Потому как, неутомимая девчушка проявила завидную жажду к россказням, и всё требовала новых и новых историй. Дед подозрительно и угрожающе молчал в уголочке рядом с печью. Когда же Селена призналась, что сил больше нет разговаривать, гостью, наконец, отпустили на покой. Про старца женщина как-то забыла, предоставив безумца властвовать в собственном иллюзорном мирке.

*

Битва. Две женщины на выгоревшем поле. Одна высокая, статная, её кудрявыми тёмными волосами играет ветер. Кожаные штаны, равно как и куртка, истрепались во время сражения, лицо перепачкано сажей, меч лежит в нескольких шагах, но смысла подбирать его нет - противоборствующую силу такими погремушками не одолеть. И на лице кудрявой воительницы оскалом застыла улыбка. В этой воительнице Селена узнала себя.

Напротив стояла соперница: странная, костлявая, почти как обтянутый кожей труп в платье, превратившемся в лохмотья. Её кожа - пепельного цвета. Нос скрюченный. Руки несуразные, длинные. Двумя зелёными огоньками светятся глаза. Даже Пожинательница выглядела бы на её фоне прекрасной богиней любви. В её руках ни ножа, ни меча. Но амазонка чувствовала опасность, от которой простым оружием не защититься. И то правда. Ведь мгновение, и эта костлявая баба за спиной.

Враг напирал, когтистыми ручищами впиваясь в воздух вокруг уворачивающейся амазонки, не желая отступать и признавать чужое превосходство. Там, где проходила костлявая сухая нежить трава чернела. И поле, на котором обе они стояли, выжигало дотла лишь одно только присутствие жуткой старухи.

Селена боролась, как могла. Но лишь вязла ногами в пепле.

Вот враг поверг Селену, и как бы амазонка не старалась отвертеться, сухие пальцы вцепились ей в шею. Во вражеских руках оказалась нечеловеческая силища. Селена задыхалась, глядя в светящиеся глаза своей смерти и, чувствовала, что вот-вот позвонки не выдержат такого напора…

Она распахнула глаза, как можно шире, чтобы удостовериться, что всё это сон. Но реальность была не лучше. Лицо кареглазой девчонки нависло над ней из темноты. Она больше не улыбалась милой детской улыбкой. Черты когда-то симпатичной курносой мордашки исказились прилагаемыми усилиями. Её лоб покрылся испариной - не лёгкое это дело, лишать другого, такого же, как ты человека, жизни!

Амазонка не сразу поняла, что происходит. Но воздуха становилось всё меньше: девчонка сильнее и сильнее сдавливала горло гостьи. Селена не могла встать: ни один мускул не отвечал на призыв подняться. Ноги не хотели слушаться, и руки обессилили.

“Зелье! Она что-то было подсыпала в еду!” - догадалась амазонка, но уже было слишком поздно и, она, парализованная, терпеливо ожидала конца на смертном ложе, оказавшись тряпичной куклой в жуткой игре сельской девки.

Просто ждать - это уже смерть. Нужно бороться. - думала она, вызывая боль. Ведь лишь она может одолеть зелье, заморозившее мускулы!

Вот сейчас, немного напрячься, поднатужиться…