Буря (ЛП)

Зазвенел домашний телефон, я вздрогнула. Диана прошла к телевизору, телефон стоял рядом. Она взглянула на меня и бросила мне коробку с бумажными платками, которую я поймала. Я промокнула глаза. Я была не из камня.

— Моши-моши, — бодро ответила Диана, закатив глаза, глядя на меня. Я показала ей язык в ответ, она улыбнулась. Мы с ней любили японские сериалы.

Но улыбка увяла.

— Я же говорила, что мы позвоним, — серьезно сказала она. Посмотрела на меня, замолчав, и ушла в свою комнату, закрыв за собой дверь.

Отец. Явно он.

Я прошла по коридору в носках и прижалась ухом к двери.

— Знаю, что ты будешь там еще неделю, — сказала Диана. — Но если я ее не позвала, значит, она не готова тебя видеть, ясно?.. Нет, я знаю, что другого шанса долго не будет. Стивен… — ее голос был спокойным, но теперь звучал растерянно. — Стивен, слушай. Я тебя выслушала, ясно? Но ты сделал выбор семнадцать лет назад. У тебя был шанс… Нет, я не сказала, что ты не заслуживаешь… Я знаю, что люди меняются, но… Стивен, ты должен теперь думать, как будет лучше для нее.

Я слушала Диану, что пыталась заступиться за меня, но сердце сжималось. Он хотел второй шанс. Он жалел о содеянном. Я ненавидела его за то, что он нас бросил, но не могла не подумать, что он мог говорить правду. Жалел ли он? Он хотел меня видеть? Видимо, да, раз он снова позвонил.

Я услышала, как пискнул телефон, но и не собиралась скрывать от Дианы, что подслушивала. Она должна понимать, ведь, когда открыла дверь, даже не удивилась, увидев меня.

— Прости, малышка, — сказала она.

— Он уже в Японии? — сказала я, она кивнула.

— В Токио до среды. Не знаю. Он звучал искренне.

Я не верила в то, что говорю:

— Может… может, стоит его увидеть.

Диана крепко обняла меня, прижимая к себе.

— Тебе решать, — сказала она. — Но, что бы ты ни выбрала, я буду рядом, ладно?

— Я тебя люблю, — сказала я. Слова вылетели сами, они звучали правильно.

Она обняла меня крепко.

— Я тоже тебя люблю, милая.

Я могла побороть все вместе с Дианой. Даже вынести встречу с отцом.

— Подумай об этом, ладно? — спросила она, и я кивнула и направилась в свою комнату. Конец серии я не застала. Уже слышалась песня из титров.

Я села за столом, где лежала анкета про планы на будущее. Я должна сосредоточиться и прочитать требования. Буду я когда-нибудь смотреть на японские иероглифы и не испытывать трудностей в их понимании? Я ведь привыкла, что могла легко читать английские слова, а здесь все было сложнее.

Планы на будущее. Я постучала ручкой по бумаге. Остановить Джуна. Остановить силу Ками, желавшую уничтожить Томо. Выучить кандзи, чтобы не завалить учебу, чтобы не переводиться в международную школу. Узнать у отца, как он мог бросить нас с мамой.

Я вздохнула, скрестив поверх бумаги руки и уткнувшись в них головой. Слишком много. Я приподняла голову и написала в уголке свое имя.

Края катаканы сверкнули золотом, но так быстро, что мне могло показаться. Но желудок сжался, и я поняла, что мне не показалось. Чернила двигались.

Что-то дважды стукнуло в мое окно, я отскочила от стола, ударившись об него коленями. Мы были на четвертом этаже, но я боялась смотреть. Небольшой силуэт сверкнул в окне, я медленно подошла к нему.

Это была ворона, перья были очерчены чернилами, мигающие глаза были пустыми и белыми. Птица склонила голову, встрянув крыльями и глядя в мое окно.

— Тебя нарисовал Томо? — тихо спросила я. Ворона снова стукнула и громко каркнула. Птица прыгала по карнизу, ноги шелестели, как бумага, сминаясь под весом вороны.

Я смотрела на нее в ужасе, поняв, что у вороны три лапы. Я отступила от окна, а птица быстро стучала. Что с ней? Может, Томо рисовал ее под разными углами, но рисунки смешались в трехлапый набросок.

— Бедняжка, — сказала я, но клюв выглядел острым и опасным. Птица ударилась о стекло, я отскочила, закричав. Я задернула шторы, оставив лишь тень прыгающей птицы. Сердце сжималось от настойчивого карканья. А если острый клюв разобьет стекло?

Вскоре послышался шелест страниц на ветру, стук прекратился. Ворона каркнула, но уже издалека.

Зачем Томо послал ворону? Может, это было бы мило, но он должен был знать, что рисунки его имели темную сторону. Птица могла выклевать мне глаза, если бы я открыла окно.

Я выключила свет и легла поверх одеяла, слушая, как Диана шуршит в гостиной, доносились приглушенные звуки телевизора.

Усталость брала верх, я уносилась в сон.

«Мукаши-мукаши, — зашептал голос в голове. — Давным-давно жил мальчик, что поглотил целый мир».

* * *

Сначала я слышала лишь рев чернильного водопада вокруг острова, мир обрывался на утесе. А потом тьма, словно кто-то закрыл свет. В темноте зажглись глаза инугами, узкие зрачки светились бирюзовым вдали, тихий рык доносился до меня.

А затем ничего. Абсолютная тишина и темнота.

Я шагнула вперед, но не услышала звук. Я взмахнула рукой, медленно проводя ею по темноте, воздух был плотным, словно вода. Не было ни холода, ни тепла. Ничего.

Я задыхалась.

Я сделала еще один шаг, другой. Нога наступила на что-то острое. Я закричала и упала.

Замерцал тусклый свет, сотни фонариков зажигались вокруг меня. Вдали я слышала ржание лошадей, приглушенное топотом копыт. Замок из прошлого сна горел, пламя объяло его, густой дым поднимался в темное небо.

Я схватилась за лодыжку и в свете огня рассмотрела пятку. Осколки стекла впились в кожу. Дрожащими пальцами я дотянулась до них и принялась вытаскивать по одному, кривясь от боли. Я оставляла осколки на земле, и они сложились по линиям разлома, словно пазл.

Камень Магатама.

Я услышала шелест ткани и подняла голову. Аматэрасу стояла надо мной, в ее глазах блестели слезы. Огонь угасал, крики становились тише. Мы стояли на небольшом островке в небе, солнце и яркие облака окружали нас. Никаких лошадей, никакого огня, только мутный океан вокруг, ниспадающий с парящего континента с тихим гулом золотыми облаками.

Очередной странный сон. Я уже не могла их выносить. Почему мне не может присниться, как я сдаю экзамен в нижнем белье? Почему я должна так бояться снов? Я не хотела такую жизнь.

Я подхватила осколки Магатамы и протянула их на ладони Аматэрасу. Она склонилась, накрыла мою ладонь своей, а когда убрала руку, появилась красная нить, и Магатама оказалась на ней, словно кулон. Камень снова был целым, изогнутой стеклянной слезой, и она держала Магатаму между нами, и кулон покачивался на нити.

— Это ключи, да? — спросила я. — Императорские сокровища.

— Я дала их Джимму, — сказала она. — Чтобы он пережил цикл.

— Какой цикл?

Она опустила камень на мою ладонь. Он был холодным и гладким, я обхватила его пальцами.

— Цикл судьбы. Рождение, невинность, предательство, смерть.

Я покачала головой. Слишком размытый ответ.

— Я думала, они воплощают любовь, смелость и честность.

— Честность, — повторила Аматэрасу. — Они повесили зеркало на дерево, чтобы выманить меня из пещеры, из моего укрытия. Разве это не обман?

Я пыталась заставить думать сонную голову.

— Нет, — сказала я, — ведь они лишь показали тебе, кто ты на самом деле.

Аматэрасу улыбнулась, слезы на ее щеках блестели на солнце.

— Они показали, что я не могу скрыться от того, что меня ждет. Я не могу скрыться от правды.

Я медленно опустилась на колени, как делали самураи в сериалах. Я знала, что веду себя неправильно, кланяясь, словно парень, а не девушка, кланяясь не совсем в правильной позе, но я уткнулась лбом в песок, кожу покалывало.

— Оджо-сама, — сказала я, называя ее госпожой, принцессой, как слышала по телевизору. — Прошу, помогите мне. Расскажите, что случилось с Тсукиёми. Расскажите, как не позволить ему навредить Томохиро.

Аматэрасу опустилась на колени, ткань шелестела, сворачиваясь складками. Она взяла меня за руки и помогла встать, пока мы не оказались напротив друг друга. Сон таял, мы оказались в густой бамбуковой роще, высокие зеленые стебли закрывали все вокруг, кроме яркого солнечного света над нами.