Государственные интересы (СИ)

— Не имею ни малейших оснований это утверждать, — поджала губы я.

— То есть, вы хотите сказать, что между вами ничего не было?

— У меня есть жених, — вскинулась я. — Вы оскорбляете мою честь, — чопорно произнесла я. Эх, лучше бы между нами действительно «что-то было». Хоть вспоминала бы.

— Что ж, княжна, я действительно давал вам шанс, — притворно вздохнул мужчина. — Но вы лжете, — это было сказано как приговор. В другой ситуации я, возможно, даже посмеялась бы. Но теперешнее мое положение веселью не способствовало.

— Я не давала повода… — начала было я, но меня не слушали. Тип в капюшоне кивнул. Мужеподобная женщина подошла ко мне сзади, пинком ноги вышибла из-под меня табуретку, и схватила за волосы у самого затылка, не давая мне вырываться.

— Я лишь хочу от вас откровенности, княжна, — прошипел мужчина.

— Мне больше нечего добавить к сказанному, — просто ответила я.

Наблюдая за приближением палача, я поняла, что сейчас будет больно. Даже очень. Начал кат с того, что, размахнувшись, ударил меня в скулу — ровно по тому месту, где и так уже был синяк. Мою голову мотнуло бы, не будь она надежно удерживаема женщиной. А так я просто на какое-то время оглохла и ослепла от боли.

— Ну же, княжна, давайте поговорим начистоту, — предпринял еще одну попытку враг, когда я смогла осмысленно на него посмотреть. Я молчала. — Жаль, видно вы начитались глупых баллад о честных, молчащих до последнего героях. Глупо, княжна. По лицу не бей, — равнодушно произнес мужчина. Вот спасибо.

Просто поразительно, сколько, оказывается, органов не чувствует в себе человек, пока они не болят. Благодаря кату я очень хорошо почувствовала и печень, и селезенку, и почки, и желудок, и вообще все. Когда меня вырвало желчью пополам с кровью, меня облили холодной водой. Когда я потеряла сознание — бросили на пол, облили водой, и продолжили бить уже ногами. Когда я уже совсем не реагировала ни на удары, ни на воду, мужчина встал.

— Надеюсь, через пару дней вы будете более разговорчивы, княжна, — и вышел из камеры.

Вслед за ним вышли и все остальные. А я осталась наедине с избитым телом, и кошмарной болью. Я надеюсь, что никто и никогда не узнает, как я слизывала с каменного пола воду, пополам со своей кровью, потому что ужасно хотелось пить. Надеюсь, никто и никогда не узнает, как это страшно — лежать в темноте, в холоде, в насквозь мокрой одежде, ощущая боль даже не от каждого движения, а просто от вздоха. Надеюсь, что останется неизвестным — как тяжело сдерживать подступающие рыдания, потому что от них будет только хуже и больнее. В этот момент в существе, которое лежало на грязном, мокром тюфяке, съежившись, было очень мало от той, уверенной в своей неприкосновенности, княжны. Истина, грязная, неприглядная, с которой мне довелось столкнуться, заставляла на многое смотреть иначе.

Больше всего на свете, мне хотелось закрыть глаза и уснуть. Но тогда я совершенно точно замерзла бы насмерть. Поэтому, приказывая себе думать о чем угодно, но не поддаваться забытью, я, в попытке согреться, поочередно старалась напрягать мышцы рук и ног, так как они меньше всего пострадали. Но даже эти движения приносили вслед за собой вспышки ослепляющей боли. С другой стороны, именно эта боль позволяла мне оставаться в сознании.

Странно, но даже после того, как меня чуть не убила Айя, я не понимала, как сильно хочу жить. Возможно потому, что совершенно не запомнила той боли, благодаря Колдуну. А сейчас, вот так вдруг, я поняла, что помощь никогда не приходит вовремя. Что, привыкнув полагаться на других, я палец о палец не ударяла ради своей жизни. В мире, который я знала раньше, все подчинялось строгим правилам: если уж похитили благородную девицу, то её и пальцем никто не смел тронуть, если и пытались вызнать информацию, то путем тонких словесных интриг, если и пытались убить — то, как правило, ядом. В новом же мире никто этих правил не соблюдал. Мне казалось, я знаю, что испытывают грешники в Древесных Корнях — вечную темноту, холод, и непрекращающуюся боль.

Ничто новое не рождается без неё. И та я, которая появлялась сейчас уже мало чем отличалась от той, что пошла купаться на озеро. Новая я уже сейчас твердо знала, что сделает, если выживет.

Глава 3

И снова я потеряла счет времени. Периодически выныривая из наполненного болью забытья, я пыталась хоть немного двигаться. Движение порождало еще большую боль, и я снова оказывалась без сознания. Замкнутый круг. Все внутренности болели, если мне их и не окончательно отбили, то какое-нибудь воспаление я уже точно заработала.

Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я смогла более-менее долго оставаться в сознании, и даже понемногу разминать руки-ноги. Как ни странно, я даже нашла свою плюс в побоях — не хотелось есть. Желудок, просто не переставая болел, на любые мысли о еде отзываясь вспышкой тошноты. А вот пить хотелось — это факт. Во рту стоял гадостный привкус крови и желчи, горло было сухое. Полкняжества за кружку воды, пусть даже мне и не светит занять батюшкин трон. Да, я оставляла немного воды в той, с таким трудом добытой, кружке, однако её унесли вместе с креслом и табуреткой.

Наверное, я опять потеряла сознание. Потому, что когда пришла в себя в следующий раз — заметила на том же самом месте, где и стояла первая, новую кружку с водой. Казалось бы: как добывать воду я уже знаю, опыт есть. Однако, я не учла своего нового состояния здоровья. Мне было сложно даже встать, не говоря уже о том, чтобы ловко и тонко действовать ногами.

«Сложно встать — ползи» — вывела я для себя новое жизненное правило. Ползти, правда, тоже было очень больно и сложно. Несколько раз я теряла сознание, а, очнувшись, упрямо продолжала путь. Потом долго лежала на полу, отдыхая, пытаясь отстраниться от своего тела, и собираясь с силами на новый рывок. Не знаю, собралась я с ними, или нет, но сухой спазм в горле заставил меня сесть. Правда, первый раз не получилось — руки подогнулись, и едва не оказалась снова на полу. Однако ужасная мысль о том, что надо будет начинать сначала, заставила меня совершить какой-то немыслимый рывок, и удержаться в сидячем положении. На что тело тут же отозвалось волной такой боли, что в глазах потемнело.

Как я смогла добыть злосчастную кружку — не помню. Видно, без разума тело решило действовать самостоятельно. На этот раз я не стала делать никаких запасов на «будущее». По моим прикидкам — у меня его просто не было. Поэтому, выпив почти все, что было, кружку я швырнула на пол, а сама поползла обратно к тюфяку.

Ложиться на этот раз не стала. Просто села, оперевшись спиной о стену. Правда, было очень холодно. С другой стороны, холод немного успокаивал боль. Какая я молодец — умудряюсь везде находить хорошее.

Когда в замке заскрипел ключ, и дверь начала открываться, я спешно закрыла глаза, низко опустила голову, коснувшись подбородком груди. Руки безвольно лежали вдоль тела.

— Эй, княжна, — по голосу я опознала мужеподобную женщину. — Сдохла, что ли?

Естественно, отзываться я не собиралась. И вообще, старалась почти не дышать, что было очень сложно — сердце билось так, словно хотело выпрыгнуть из груди, и убежать куда-нибудь подальше отсюда. Но такой вариант меня не устраивал. Убегать я собиралась с полным набором органов.

Похитительница подошла поближе. Я не двигалась.

— Нежная какая, — зло произнесла женщина. — За два дня не оклемалась, — отвечать было ниже моего достоинства. Женщине ничего не оставалось, кроме как приблизиться ко мне. Попинала ногой в бок, на что печень отреагировала очень уж бурно, и мне стоило огромных трудов не дернуться и не завопить. Тогда похитительница присела рядом, коснулась рукой моей шеи, проверяя пульс. Я не стала ждать, когда она убедится в его наличии. Изо всех сил, какие еще во мне оставались, я ударила её по голове тяжелым металлическим обручем на правой руке. Попала в висок, и женщина на несколько мгновений потеряла сознание. Я сознавала, что сил во мне было немного, а потому быстро перехлестнула крест накрест цепями её горло, и развела руки в стороны, получившейся петлей стараясь придушить похитительницу. Та пришла в сознание и захрипела.