Единственный (Изумрудный шелк твоих глаз) (СИ)

Арэль вздрогнул, словно эти слова пробудили в душе эхо иных слов. Тот сон… ТОТ разговор с Темной Волчицей… юноша до сих пор не знал: то ли это бред его подсознания, то ли призрачная реальность изнанки мира.

Отказался бы он от Габраэла… от Виррана… от других, о чьих воплощениях уже и не помнил?

Юный Дарующий смотрел на безмятежное личико уснувшего сына и вспоминал вечера с Габраэлом в дворцовой библиотеке… теплую волну симпатии, робкого обожания и опасения не понравиться тому, на кого смотришь снизу вверх как на более старшего, уверенного в себе и надежного.

Их уроки… сильные руки короля, подхватившие неуклюжего волчонка, что едва не слетел с обрыва…

…жар их тел, когда невменяемый от отравы Гирр-Эстег пришел в его дом за помощью… обида и непонимание утром…

…запах осеннего леса… крепкий наст под лапами… бег сквозь луговые травы…

…танец с веерами. И то, как стучало сердце, когда знакомые руки сжали крепко-крепко…

…сладкое безумие первой течки…

…и обжигающую боль от разбитых надежд…

…беспамятство… ледяной мазок на плече от разлетевшегося в пыль амулета… снег за окном и осознание жизни в себе…

…едкую горечь обиды, огненную ярость от предательства…

…и отчаянную надежду на спасение, когда запястья вздернули вверх стальные браслеты…

И тепло, разливающееся в груди, радость от улыбки, прикосновений…

Все вперемешку… душа нараспашку… сердце на разрыв…

И осознание того, что невозможно отказаться от собственного выбора.

— Вот видишь, — тихо произнес князь Варрит Суанол Фиронг, правильно истолковав молчание внука. — Ты бы не отказался… никто бы не отказался. Никто, хоть раз вдохнувший сладкую отраву любви! Любить в своем избраннике все… не только достоинства, но и недостатки. Пытаться уйти от него… разорвать все отношения… и не смочь! Мучиться, страдать, злиться, обижаться, плакать, убивать, принимать удары!.. И продолжать любить.

— Ты тоже любил… — не поднимая головы, вымолвил Арэль.

Эта ли была ошибка Таура? Он любил… любил неистово, беззаветно, всего себя отдавая Виррану. И тот, любя в ответ, принимал как должное слепое обожание избранника, который ради него изломал свою жизнь и судьбу… в бараний рог согнул собственную гордость, мирясь с униженным положением Младшего. Таур изменился ради Виррана, но вот сам Вирран не смог измениться. Он не хотел… не видел смысла меняться ради своего Младшего! Лишь обожал его безмерно. И Таур не спорил, позволив любимому остаться прежним… принимая на свои плечи то, что следовало поделить на двоих.

Когда… в какой миг их любовь превратилась в собственническое отношение одного и покорное молчание другого?

Он сам… сам!.. во всем виноват! Итог жизни Таура был закономерен. Он сотворил того, кто перестал считаться с его мнением… перестал прислушиваться к советам любимого человека. В конце концов, Младший не выдержал, устав мириться с единоличной властью Старшего. Нельзя превращать себя в вещь! Никогда и ни при каких обстоятельствах! И потому кровь Виррана на его руках. Кровь того, кого он не смог изменить своей слепой любовью!

И все же Таур до последнего мига любил Вирра. Так любил, что сам ушел за ним вслед… сам назначил себе кару… и нес ее уже которое воплощение…

Аааа! К демоном все эти рассуждения!

Все равно ни к чему хорошему они не приведут.

Великие боги! Единственное, о чем прошу — дайте мне силы жить и поступать так, как нужно! И если уж суждено нам встречаться вновь и вновь, то дайте своим строптивым детям возможность в новых воплощениях избежать прежних ошибок…

Ресницы намокли от непрошеных слез, в горле саднило. Но юный Посредник упорно смаргивал предательскую влагу, не давая ей пролиться тяжелыми каплями.

Сухая ладонь деда невесомо легла поверх его руки.

— Ты прав, я любил, — произнес старый князь. — Еще как любил. Я душу готов был отдать за любимого! Сердце из груди вырвать, выпустить кровь по капле… лишь бы защитить его от всего на свете! И Киллор с радостью принимал мои чувства к нему, и одаривал в ответ нескончаемой нежностью и заботой. Другое дело, что твой второй дед изначально был скромным, утонченным и хрупким Дарующим, привыкшим, что его ВСЕГДА и ВЕЗДЕ прикрывают от невзгод Защищающие. А вот ты с рождения привык к иному. Привык огрызаться и зубами рвать у судьбы право на жизнь. Ты не умеешь принимать как должное чужую заботу. А Гирр-Эстег не умеет относиться к Дарующим как равным себе. Он изначально видел в них лишь тех, кто не способен о себе позаботиться. Вот и столкнулись… два х-характера.

— Два идиота, ты хотел сказать, — невольно улыбнулся Арэль.

Дед только хмыкнул.

— Да хоть как вас назови, все равно два придурка, — заявил он. — Ты забыл, что Дарующие, не обладая физической силой, владеют иной, подчас куда более могучей, чем простые мышцы. Вот и пользуйся тем, чем так щедро тебя одарила природа. Хочешь мужа, ну, так бери, что есть, и воспитывай по своему вкусу! И приготовься менять его постепенно и незаметно, а не требовать всего и сразу. Как поступил твой дед со мной. Я и глазом не успел моргнуть, как плясал под его дудку. Правда, я и старше был того же Гирр-Эстега… так что хватило ума перебеситься и спокойнее относиться к поступкам любимого. Так что, умнее надо быть, малыш… тоньше и гибче! Пусть твой Защищающий считает себя головой всему на свете. Ну, а ты стань шеей. Куда повернешь голову, туда она и смотреть будет. А то вы, молодежь, горазды рубить с плеча. Причем оба.

— Ну, прямо целая лекция о природе любви и семейных отношений, — тихо рассмеялся Ар, осторожно передавая подошедшей служанке посыпывающий сверток с сыном.

— А ты как хотел! — Кивнул дед. — Тебя ведь никто этому не учил… вот и приходится брать на себя обязанности старшего родича.

— А как же долг перед страной? — Не удержался от подколки Арэль.

— А одно не отменяет другое. Да и кто говорил, что будет легко?!

— Нелегко, — согласился юноша, устраиваясь в постели: его опять неудержимо тянуло в сон. — Потому-то я и сделаю то, что должен. И будь что будет.

— А от своей больной любви не откажешься? — Прищурился дед.

— Не откажусь… — пробормотал Арэль, засыпая. — Ты прав… от нее столько проблем… но только полный идиот откажется от столь сладкой боли, что разрывает сердце…

…Стоя у окна, Крэйн мрачно разглядывал переливающуюся огнями гавань у подножия Княжьей горы. В комнате быстро темнело, но свечи не горели — сунувшихся слуг выгнал прочь невнятный рык князя. Не понаслышке зная о бешеном нраве повелителя, прислуга более не осмелилась его беспокоить.

Дворец на вершине скалы притих, не зная, чего еще ждать: днем Крэйн уже разгромил свой кабинет и едва не убил попавшегося ему под руку Бринела. Жрец после своего провала с похищением Арэля до сих пор не восстановил у Вожака прежнего доверия. А теперь еще и неуклюже попал под раздачу. Безымянный едва успел унести задницу в безопасное место, спрятавшись от греха подальше. Вот хитрец Алистар поступил умнее — передал князю сообщение с дворцовым посыльным, отговариваясь тем, что ему, дескать, некогда. Ничего не подозревающему посыльному тоже повезло — Крэйн отпустил его прежде, чем распечатал свиток. А все оттого, что пришло сообщение из Гирра.

Арр-Эа-Аль Миранн разрешился от бремени сыном, наследником рода Белых волков. И все Восточное королевство уже неделю гуляет, празднуя возвращение Пары Гирр-Эстега и рождение маленького принца.

Крэйн одно время думал, что мальчишка погиб: уж очень долго о нем не было вестей. Но проклятый Миранн всплыл на Западном континенте во владениях своего чудом воскресшего деда, что занял место никчемного Гуррана. А ведь он в свое время прямо намекал трусливому придурку, чтобы тот не оставлял отца в живых. И вот результат…

Как теперь прикажете отбирать Посредника сразу у двух властителей?!

Так что бешенство князя было понятно. Как и его опасение за свою власть. Пока что Арэль не демонстрировал желания вернуть наследие предков. Да и вряд ли в ближайшее время он сможет это сделать, привязанный к сыну. Но вот что будет потом…