Lurk (СИ)

Лидия метнула взгляд в сторону Стилински, сама не зная почему. Она не очень четко помнила то, что видела, но только сейчас она осознавала, что каким-то образом проникла в сознание… Стайлза и увидела либо его грезы, либо его воспоминания. Мартин понятия не имела, как у нее это вышло. Она ведь вестник смерти — она не медиум, и чужой разум для нее недоступен.

Но разум Стайлза — не чужой.

И она может проникать в его голову.

Черт.

— Мне надо на воздух, — прошептала она, а затем резко подорвалась и направилась к выходу. За ней подорвались Эллисон и Скотт, но Мартин покачала головой, на секунду задержав взор лишь на Стилински.

С ним что-то не так.

И с ней что-то не так.

И с этой, мать ее, Кирой тоже что-то не так.

Девушка почти бегом направилась к дверям. Стилински провожал ее взглядом, пока та не скрылась из виду. Все бы ничего — Лидия всегда вытворяет что-нибудь этакое, когда открывает в себе новые возможности, но в этот раз она влезла в его голову, и это… паршиво.

— Поговори с ней, — с нажимом требует Арджент, и Стилински, даже не отрывая взгляда от дверей, подрывается и направляется вслед за Мартин.

2.

На улице свежо ровно настолько, что этого достаточно, чтобы не задыхаться. Лидия прижалась к стене, стараясь то ли слиться с ней, то ли просто остаться незамеченной. Но Стайлз-то всегда ее замечал. Он выбежал на улицу парой секунд спустя. Огляделся и, обернувшись назад, заметил ее.

Не столько напуганная, сколько ошарашенная.

Не столько растерянная, сколько изумленная.

Не столько желанная, сколько…

— Ты как? — спрашивает он, обрывая свои — их? — мысли и подходя к ней намеренно близко. Лидия смотрит на него, они стоят на расстоянии вытянутой руки, но будто находятся в разных вселенных.

— Ты в опасности, — оглашает шепотом свои слова как приговор. Лидии казалось, что она кричит, но ее крика никто не слышал. Лидия знает, что со Стайлзом что-то случится, но она в этом точно не уверена. Словно она одновременно находится в двух мирах — в мире, где все закончится хорошо и в мире, где все закончится плохо.

— Лидия, — он выдыхает-улыбается, затем подходит ближе и осторожно касается ее плеч, — я уверен, что той временной петле есть объяснение. Со мной все в порядке.

— Нет, — снова шепчет она, чувствуя, как из глубин ее души поднимается… скорбь. Она испытывала такое и раньше — когда знала, кому вещевать смерть, кому предрекать ее. — Твои отметины… они стали еще ярче.

Стайлз по инерции касается шеи, но прежней боли не чувствует, хотя утром видел в душевой, что эти странные линии — как опухшие вены — стали еще краснее, чем были раньше.

— Хорошо. Я сегодня… схожу к Дитону, ладно? Расскажу про временную яму, про эти полосы, про…

— Коридоры, — сходит до шепота Мартин, вглядываясь в Сталйза так отчаянно и заботливо, словно он — единственное, что у нее есть. Единственное, что ей необходимо.

Эти иллюзии способны довести до сумасшествия. Стилински отмахивается от них как от назойливых мух и возвращается к насущным проблемам — к плохому предчувствию Лидии Мартин. Он встряхивает ее за плечи, затем приближает ее к себе еще и вкрадчиво, чуть ли тоже не шепотом, заверяет:

— Все наладится, я обещаю. Давай я провожу тебя?

Он чувствует ее в своих почти объятиях и понимает, что ему медленно, но верно сносит крышу. Ему до хлесткого хочется добиться ее — абсолютно нормальное подростковое желание влюбленного в красивую девушку парня. И одновременно с этим ему хочется чего-то еще, чему он боится дать названия, потому что знает, что такое желание — это ненормально. А еще он думает о том, что это с ним происходит после встреч с Кирой, и что Кира не совсем уж простая (в Бейкон Хиллс у каждого свои секреты), и что ему стоит задать себе и этой незнакомке вопросы и получить на них ответы.

Не ради себя.

Ради Лидии.

— Я отвезу тебя домой.

— Нет, — она скидывает его руки со своих плеч, отступает на шаг. Стилински снова оказывается в вакууме, но да ведь он уже привык, верно? Строптивое и ярое желание вырвать из себя гадкое чувство влюбленности штопором ввинчивается в сознание. Дышать вновь становится тяжело. — Я… я хочу поиграть в боулинг, а тебе надо сейчас же идти к Дитону.

Стайлз опускает руки, отпускает Лидию и отвергает прежнее свое желание сделать что-то ради нее. Он его отрицает, вычеркивает, уничтожает, но не выполнить его не может, а потом прямиком направляется к своему джипу и садится за руль. Дитон может не дать тех ответов, которые даст Кира. Если она снимает физический недуг, неужели не поможет с душевным?

Если она помогает вовремя нажать на педаль тормоза, неужели не поможет вовремя нажать на газ?

Стилински поворачивает ключ в замке зажигания и решает взять ситуацию под свой контроль.

У него это получится, он знает.

3.

Не получается.

Стайлз не отчаивается, но он знает Бейкон Хиллс наизусть, помнит дорогу к дому Киры, а найти ее не может. Его словно кто-то… дурачит, водит по лабиринтам, усмехается и обманывает. Мысли Стайлза бессвязны, спутаны, напоминают собой какой-то бесконечный сумбурный поток, состоящий из ярких картинок, никак между собой несвязанных — Лидия, удар Эйдана, Скотт, Кира и… чьи-то яркие глаза, в которых читаются усмешка и сочувствие, презрение и понимание, ненависть и дружелюбие. Стайлз исколесил весь город, побывал даже на окраинах, съездил к школе, но найти Киру по-прежнему не может.

Иногда — милисекундами мгновений — ему хочется остановить эту затею. Бросить всю эту нелепицу, уехать домой и лечь спать. Но что-то внутри заставляет его продолжать поиски, и это что-то — осознание того, что Лидия проникла в его мысли. Стайлз ощущал что-то инородное в своих мыслях, будто его воспоминания перебирали как бисер, словно каждый фрагмент восполненной памяти нанизывали на нитку…

Это было бы похоже на сумасшествие, если бы Стилински верил в сумасшествие. Но в Бейкон Хиллс есть месту всему, кроме невменяемости. Есть место злу, непонятным мифологическим существам, странным девушкам, снимающим боль. Есть место банши и оборотням.

Но только не безумию. Нет-нет. Оставим это для дешевеньких триллеров.

Стайлз в очередной раз проезжает по этому переулку, внимательно вглядываясь в дома. Его больше не сваливает усталость с ног, но он все еще чувствует себя разбитым и растоптанным. Он думает о Лидии очень часто, он думает о том, что она — всегда такая гордая — переступала через себя ради Уиттмора, ради Эйдана, но не ради Стилински, ведь Стилински — слишком посредственный и простой для такой как она.

Не сказать, что это оскорбляет.

Обижает, скорее, но не более того.

Стайлз выезжает с жилого квартала и снова устало мчится по улицам города, которые терпеливо и словно заботливо укрывает полумрак. Стайлз засматривается — мимо него проносятся огни, машины, люди, над ним сияют звезды, над ним высится пустота, а он здесь — ничтожно маленький, до смешного бесполезный и нахрен никому ненужный. Он здесь, а Лидия где-то на конце другого города.

Лидия Мартин теперь не просто в его сердце. Она в буквальном смысле в его голове. В каждой его мысли. Она — зритель его воспоминаний.

Это нечестно.

Стайлз прибавляет скорости, а потом видит поворот налево и решает проверить его еще раз. Он включает поворотник в самую последнюю минуту и резко выворачивает руль. Сзади слышатся недовольные сигналы автомобилей. Стилински бы извинился, но он немного озабочен другим — потому что в этом районе он раньше не был. И это точно не район Киры.

Если этот район вообще существует.

Если Кира вообще реальна.

Дома низкорослые и пустынные. Окна заколочены. Дверь при этом открыты настежь. Воздух здесь морозно-жаркий. Стайлз сбавляет скорость до минимума, открывает окно и осматривает улицы. По земле ветер швыряет листья и обрывки газет. Стилински не помнит этого района. Он ездил с отцом на вызовы лет с восьми, если не раньше, он знает каждый закоулок, но точно уверен, что не помнит этих мест…