Мир снов

«Она просыпается», — подумал я, и мгновенно создал дверь и вышел через нее.

Открыв глаза, Лада осмотрела кабинет и остановив свой взгляд на мне проговорила:

— Доброе утро, не поверишь, ты мне только что снился, — она привстала с дивана и подошла к окну, — Уже утро, мне нужно выбираться отсюда, — Лада открыла шкаф стола Малышева, под бумагами она достала маленький ключик. — Он всегда держит его здесь, — улыбнулась она мне, — Заходи в гости, пятый этаж палата пятьсот сорок один, буду всегда рада, — она повернула ключом в замке и вышла за дверь, закрыв ее, сказав при выходе:

— Ключик позже занесу и, кстати, я тебя больше не боюсь.

Я же остался в кабинете в надежде дождаться Малышева и может услышать что-то важное о Марине. Время тянулось как назло, долго. Я слышал, как в соседние кабинеты заходили доктора, медсестры и пациенты, но дверь Малышева так и не открывалась. Меня душило тяжелое чувство пустоты и неведения о судьбе Марины. Больше всего убивает ожидание в тот момент можно накрутить себе много лишнего. И как раз эти все, лишние мысли не покидали мою черепушку.

— Думай о хорошем, только о хорошем, — шептал я сам себе, стараясь хоть как-то успокоить и подбодрить себя.

Уже полдень, но дверь так и оставалась нетронутой, лишь пару раз в нее кто-то постучал и дернул за ручку.

Ждать я больше не мог, мне нужна была информация о Малышеве. Где его искать, и возможно Марину, поднявшись на пятый этаж больницы и подойдя к палате под номером пятьсот сорок один сквозь двери, я заглянул в внутрь нее. Это была обычная палата на четыре койки, только одна из которых была занята Ладой, все остальные были свободными. Возле окна стоял мольберт, именно тот который я видел в ее сне, только полотно было прикрыто тканью и рассмотреть, что на нем написано было невозможно.

— Тук-тук, — издал я звук стука в дверь, — Можно войти?

Увидев мою голову, выглядывающей сквозь дверь, Лада улыбнулась и сказала:

— Ты и так почти вошел, проходи.

Я прошел в палату и встал перед Ладой, глядя на мольберт.

— Ты художница? — указал я на него.

— Есть немного, — покраснев и устремив свой взгляд в потолок, проговорила она.

— Что рисуешь, если не секрет? Можно посмотреть?

— Нет… Нет… Нет, еще не законченно, в основном портреты, а иногда пейзажи. Все от настроения зависит, быстро же ты ко мне пришел, соскучился по мне?

— Да, Лада, соскучился, мне опять от тебя помощь нужна, если ты, конечно, не против опять выручить меня?

— Это по поводу Марины?

— Да, а ты сообразительная, понимаешь. Малышев так и не появился сегодня, можешь у кого-то поинтересоваться, где он? Может его адресок или еще что-то?

— Хорошо, я постараюсь, но при одном условии.

— Да, и каком же?

— Сегодня ты со мной вечером пьешь чай, — улыбнулась она мне и встала с кровати.

— Пойдем, — позвала она меня за собой, — Сейчас я к своему лечащему врачу зайду, он постоянно с твоим Малышевым вместе вечером зависают, в кабинете закроются, выпивают видимо.

Лада вышла из своей палаты. Я последовал за ней к кабинету ее врача, который находился на том же этаже. Постучав в дверь, на которой висела табличка «Смирнов Николай Павлович», Лада зашла в него, я же, как и обычно, проскользнул насквозь.

— Здравствуйте Николай Павлович, к Вам можно? — входя в кабинет, проговорила Лада.

— О, Ладочка, да конечно проходи.

За столом сидел мужчина лет сорока, приятной внешности: высокого роста, с густыми черными волосами и с маленькими очкам на глазах, не понятно, как державшимися на большом носу. Его кабинет практически не отличался от кабинета Малышева, отличие было лишь в расположении мебели.

— Присаживайся, как твои дела? Кошмаров и галлюцинаций больше нет? Никто к тебе не приходит больше?

«Галлюцинации?» — задумался я, может это и есть причина того, что она меня видит?

— Нет, Николай Павлович, все хорошо, — ответила Лада, глядя не на доктора, а на меня, потирала она свои маленькие пальчики друг о друга.

— Тебя явно что-то беспокоит, Лада. Расскажи мне, ведь я врач, я помогу тебе.

— Нет, правда, все прекрасно, честное слово. Спасибо за то, что разрешили мольберт поставить в палате, это меня здорово успокаивает.

— Хорошо, так что же тогда тебя привело ко мне? — приспустив очки, доктор стал рассматривать ее с ног до головы. Если бы я мог, то за такой взгляд в сторону Марины, он мог бы сильно поплатиться, но, увы, это было не в моих силах.

— Николай Павлович, я хотела спросить, а Сергей Петрович будет сегодня? Я хотела у него проконсультироваться по одному вопросику, — переведя свой взгляд с меня на него и натянув пониже, на колени свой сарафан, в котором я ее видел еще с ночи, спросила Лада.

— Все что тебе нужно могу сказать я, а Сергей Петрович в служебную поездку отправился, так что минимум месяц его здесь точно не будет. Всеми его пациентами как раз буду я заниматься, так что консультируйся со мной, — не отрывая своего «взгляда» от Лады говорил он.

— Лада, Лада, спроси за Марину, где она, она из триста восемнадцатой палаты, — произнес я Ладе.

— Дело в том, Николай Павлович, что я бы хотела нарисовать портрет одной девушки, но ее нет в своей палате, и я… — не успев договорить, как он перебил ее.

— Какой девушки?

— Я не знаю как ее зовут, она из триста восемнадцатой палаты, у нее такое загадочное лицо, я хотела ее запечатли… — снова не договорив, он опять перебил ее.

— Увы, Ладочка, ее больше нет с нами, вчера вечером она умерла.

— ЧТО??? Нет, ты лжешь, сукин ты сын, — закричал я и подлетел к нему, — Отвечай где она, — я бил его руками по лицу, по столу, но без толку, мои удары проходили сквозь него.

— Какой ужас, а что с ней случилось? — дрожащим голосом спросила Лада, она смотрела на мои действия и отодвинулась дальше от доктора.

— Я не могу разглашать информацию о пациентах, я клятву давал и, кстати, не смею больше тебя задерживать, я сейчас занят.

— Но… — хотела еще что-то добавить Лада, как ее снова перебил доктор.

— Пойди, отдохни, я тебя не задерживаю или тебе успокоительное нужно? — сдвинув брови, грозным взглядом посмотрел он на нее.

Не сказав больше ни слова, Лада встала и вышла. Я продолжал «бить» врача, но без толку, он просто встал со своего места, подошел к шкафу и взял оттуда бутылку, опрокинул прямо из горла, сделав несколько глотков, поставил ее на место и вышел из кабинета. Я же, как заведенный, продолжал бить потому месту, где сидел Смирнов и кричал:

«ЛОЖЬ, ЛОЖЬ, ЭТО ВСЕ ЛОЖЬ».

День пролетел стремительно и незаметно. Вечер опустился на больницу.

— Как ты, Кирилл? — спросила стоя возле него Лада.

— Я не могу поверить, что я опоздал, это все моя вина. Если бы я не пошел посмотреть свой дом и не оставил ее одну, то ничего бы этого не было, как мог я поддаться соблазну, зная что Марина в опасности.

— Не вини себя, если бы ты даже был рядом ты ничего не смог бы сделать, возможно, такова судьба и ее, и твоя, — ее глаза покраснели и из них начали капать слезы, — Мне очень жаль, — проговорила она и села на свою кровать и прикрыла глаза руками.

Впервые, со времени своего «пробуждения», Кирилл почувствовал усталость и тяжесть в ногах. Его сознание просто отказывалось верить в то, что он услышал.

— Я пойду к себе в палату, устал я что-то, — сказал он и вышел, оставив Ладу одну.

Придя к себе в палату, он как обычно подошел к окну и взглянул на ночное небо.

«Если ты где то там, прости меня, Марина, я не сдержал своего слова и подвел тебя».

Кирилл опустил голову и вглядывался вдаль, за горизонт — в темноту города. Как он хотел сейчас заплакать, взвыть, закричать не человеческим голосом, чтоб вместе с криком из груди вырвалось сердце. Его душа была пуста. Образ Марины стоял у него перед глазами. Он чувствовал себя кем-то другим, падшим и безликим, таким пустым, пустым внутри. Часть его мертва.