Брак или жизнь (СИ)

Сириус рассмеялся:

— Ну это-то я понял, малыш. Не совсем уж я бестолковый. И то, что ты… весело провел время, мне известно. Веселый квартал, а? Мой маленький крестник теперь настоящий мужик, верно? — он хлопнул красного как маков цвет Гарри по плечу и расхохотался. — Все правильно, Гарри, восемнадцать — это даже чуть поздновато, мы с Джи расстались с девственностью в шестнадцать. И ничуть об этом не сожалели.

— Откуда ты… узнал, а?

— Ну ты помнишь, какая у меня аниформа, верно? Так вот, запах девственного, чистого мальчика и хорошо порезвившегося самца сильно различаются, Гарри. Думаю, Ремус тоже в курсе твоего небольшого вояжа. Кстати, опережая твои возможные страхи на эту тему — все маги бисексуальны, так что то, что первым у тебя был мужчина, не волнует меня ни в малейшей степени.

— Откуда…

— Оттуда же.

— И ты знаешь, кто?

Сириус снова рассмеялся, запрокинув голову, а потом лукаво ему подмигнул:

— Ну я анимаг, а не Мерлин, Гарри. Я лишь знаю, что мой мальчик теперь мужчина. А что до пола твоего партнера, так это я просто… попал пальцем в небо, Гарри. Взял на понт, как говорится. На будущее — не спеши признаваться, даже если тебе кажется, что всем вокруг все известно. Пока ты сам не подтвердил, я и не знал.

— И как ты оказался на Гриффиндоре, хотел бы я знать? — чуть расслабившись, спросил Гарри, радуясь смене темы разговора.

— Просто хотел быть на одном факультете с Джеем. А уж в том, что он попадет на Гриффиндор, я не сомневался. Малыш, я никого не собираюсь посвящать в подробности твоей личной жизни, не переживай, — широкой ладонью Сириус потрепал его по волосам, внимательно глядя в глаза. — Если ты захочешь со мной поговорить — о чем угодно — я буду рядом. В любое время дня и ночи, договорились? Я всегда на твоей стороне. Ты мой сын, Гарри. Мой наследник. Блэки, какими бы я их ни считал, никогда не оставляли своих. Даже я, выжженный с гобелена своей обезумевшей от горя матерью, не потерял права наследования. Мне было куда возвращаться из Азкабана. Ты мой. Ты наш, Гарри. Ты Блэк в гораздо большей степени, чем можешь себе представить, хоть я и не усыновлял тебя. Помни об этом. Ты не один. Я больше никогда тебя не подведу.

Гарри, едва удерживаясь от того, чтобы кинуться Сириусу на шею и рассказать ему все, только кивнул и смог выдавить:

— Я… спасибо. Я… правда благодарен. Спасибо.

Сириус на мгновение крепко обнял его и, совершенно серьезно, без улыбки, кивнув, вышел.

Гарри спрятал запылавшее от стыда лицо в подушке, пытаясь не разрыдаться, и тихо, длинно, прочувствованно выматерился. Похоже, он обнаружил еще одну особенность проведенного ритуала — обсудить его он мог только со Снейпом. И почему-то с Кричером.

***

Первое сентября приближалось с неумолимостью идущего к цели гриффиндорца. Шумиха вокруг неожиданной скоропостижной кончины якобы бессмертного Волдеморта должна была утихнуть еще нескоро. Снейпа таскали на допросы в Аврорат почти каждую неделю, но на чертова змея, как говорят в народе, где сел, там и слез. Добиться от него, как так получилось, что обычное зелье увеличения магической мощи убило самого сильного мага современности, не вышло. Снейп твердил одно и то же: был шпионом Ордена, варил зелья, добывал информацию (перечень сорванных операций Пожирателей прилагался), контактировал только с Лордом, Беллатрикс, Люциусом Малфоем и обоими Лестранжами. Больше никого не знает, не видел и не слышал. Ну, разве что оборотней (список прилагается). Нет, он не знает, почему так подействовало самое обычное зелье. Он лишь чуточку нарушил дозировку, это должно было свести действие зелья на нет, но не убить же.

Дамблдор подтвердил, что Снейп добывал информацию для Ордена Феникса, и после многочисленных допросов, в том числе и с Веритасерумом, от Снейпа отстали. Наградить не наградили, но и о заключении в Азкабан речи не было. О ритуале, к облегчению Гарри, Снейп никому ничего не сказал, но чутье, не раз спасавшее Поттера из многочисленных переделок (взять хотя бы бой с василиском на втором курсе), подсказывало ему, что последний год в Хогвартсе будет для него веселым.

Сириус крестника не доставал. Иногда Гарри ловил на себе его обеспокоенный взгляд, но до разговоров по душам дело больше не доходило. Гермиона занялась исследованиями пророчеств и процентов их исполнений. Рон отдалился от Гарри. Выяснил, что борьбы с мировым злом не будет, значит, и славы не будет тоже. Что великий Гарри Поттер, победивший Того-Кого-Нельзя-Называть еще младенцем, вовсе, оказывается, никакой не избранный. Нет никакой тайны, и Гарри — обычный подросток с не самым простым характером, к слову.

Гарри же и сам не искал общения. Он вообще многое переосмыслил за эти две недели, что прошли со времени его судьбоносной вылазки в Лютный. За одни-единственные сутки он умудрился попасть в плен к Волдеморту, заключить брак, потерять девственность и оказаться… он предпочитал считать себя бисексуалом. Это если не учитывать того, что в мужья… в старшие супруги ему достался Снейп. Снейп!

Все было бы ничего, Гарри даже смог бы себя убедить, что все обойдется, что никто ни о чем не узнает, если бы не сны. Сны, в которых он раз за разом кончал с членом Снейпа в заднице, просыпался в мокром белье и с чувством какой-то тоскливой обреченности. Потом, в течение дня, он отвлекался на насущные проблемы, и неприятное чувство, с которым он просыпался, пропадало. Но потом все повторялось сначала. Тоска день ото дня становилась сильнее, переходя в хандру. Потом к ней прибавилось и едва заметное магическое истощение. Гарри, не обделенный от природы магической силой, заметил это далеко не сразу. Просто однажды вечером Люмос, который раньше уверенно освещал весь темный коридор, показался Гарри тусклым.

Проведя несколько экспериментов, он убедился, что, например, на сложную трансфигурацию, при помощи которой он ввязался в авантюру, приведшую к заключению брака со Снейпом, он уже попросту не способен.

Гарри испугался по-настоящему. Отчаяние затопило его с головой, но Снейп, изредка приходивший на Гриммо, казался таким чужим и озлобленным, что все мысли о том, чтобы поговорить с ним, приводили его в ужас.

Наконец настало первое сентября. Гарри проснулся в отвратительном настроении. Тело казалось слабым, вставать не хотелось, есть — тем более.