Ночная духота (СИ)

— Можно, — вождь по доброму улыбнулся, будто рассказывал детям сказку. — Если выбрать плохое дерево. Ты прекрасно знаешь, что не все ветки способны превратиться в сопелку.

— Да, — сказала я вдруг точно по-русски, — другие продолжают сопеть.

Габриэль улыбнулся, давая понять, что прекрасно понял меня. Алехандро тут же поднялся и молча пересел за пустующий соседний стол. Я попыталась обернуться и взглянуть на него, но не смогла пошевелиться. Габриэль не обрадовался стороннему наблюдателю, но отчего-то не гнал совсем.

— Откуда вы знаете слово «сопелка»? — спросила я, судорожно сжимая дудку: объём вампирских знаний заставлял меня искать спасительный панцирь, но глубокий тёмный взгляд приковывал меня к месту, а голос теперь звучал скрипуче, как у старого сверчка.

— У меня был русский друг. Я учил его отличать мёртвые ветки от живых, а он научил меня одной вашей премудрости. Если мы собираемся вместе, чтобы от горя перейти к веселью, то вы, русские, веселитесь до ссоры. Скажи, где твоя семья?

— В Сиэтле.

— Как давно ты не видела отца и мать?

— Больше двух лет не видела.

— Почему?

— Потому что Клиф бросил меня совершенно разбитой. Я не могла предстать перед ними такой, потому что не могла объяснить, что со мной произошло.

— Странно, — Габриэль смотрел поверх моей головы, явно на Алехандро, но я не чувствовала спиной взгляда брата Марии-Круз. — Всегда следует искать защиты в своей семье, а не в чужой.

— Я не искала защиты у чужих. Я пробовала вылечиться сама.

Я хотела сказать это гордо, но голос скукожился, став тихим и скрипучим, словно ржавая калитка.

— Нет, за тебя встала чужая семья: дон Антонио и его сын, но и они не признали тебя своей, а человек без семьи ничто, — продолжил Габриэль холодно, уже не как добрый дедушка, а строгий судья. — Даже эта мошка, что только что перелетела через наш стол, важнее человека, у которого нет семьи. Даже шампур и навоз важнее одинокого человека. По крайней мере ими обоими можно убить, а одинокий человек погибнет сам, ибо беззащитен перед врагами своими. Одинокий человек беднее новорожденного, беднее червяка. По одиночке мы не стоим ничего и лишь среди тех, кто родня нам по крови, мы сильны и значимы. У нас есть прекрасный обычай, коль человек плох, то глава семьи заплатит соседнему племени, чтобы убить его, чтобы тот не причинил семье вреда. И вот потому мы хороший народ, а каков твой народ, если ты спокойно живёшь без семьи столько лет?

— Я иногда звоню родителям, — отозвалась я ещё тише, не в силах отыскать голос. — А сейчас я хочу поехать к ним.

Я выкрикнула это в полный голос. Да, это то, что желал услышать от меня Габриэль. Это то, что научил меня сказать ему граф. Да, Антуан действительно встал на мою защиту, а я снова усомнилась в нём.

— Когда же ты едешь?

— В среду. У меня есть билет на самолёт.

Я разжала руку, испугавшись, что дудка не выдержит такого жаркого объятия.

— Удачного пути тебе, Екатерина. Только возьми с собой верного спутника. Алехандро!

Я резко обернулась, будто кто-то вывернул мне шею. Алехандро стоял у меня за спиной, держа на поводке огромного хаски, который изо всех сил рвался к Габриэлю. Я раскрыла рот, но не издала и звука — это была собака с картины графа. Нет, не срисованная мной с фотографии, а та, в которую француз превратил мой набросок. Алехандро выпустил из рук поводок. Собака бросилась к индейцу и подставила бок для ласки. Габриэль с улыбкой принялся теребить шерсть, всякий раз мусоля во рту пальцы.

— Остальных блох выведешь, — наконец поднял на меня глаза Габриэль, облизывая указательный палец.

Я с трудом сдержала рвотный позыв, сообразив, что он только что ел блох. Впрочем, индейцы всегда ели кузнечиков, так что собачьи блохи не далеко ушли от традиционной диеты.

— Он будет тебя любить. Никогда не предаст. И научит любить в ответ. Возьми поводок. Ступай.

Я сжала в одной руке дудку, во второй жёсткий поводок.

— Куда мне идти? — через силу спросила я, не веря, что аудиенция закончена, а я всё ещё жива.

Габриэль за это время успел встать, отряхнуться и направиться к лестнице.

— У меня ни машины, ни телефона, ни денег! — крикнула я ему в спину, и не получив ответа, бросилась бежать — вернее это собака рванула за своим старым хозяином, а я лишь полетела следом и ухватилась за дерево, чтобы остановиться и не налететь на древнего вождя индейцев. Собака прекратила вырываться и стала нюхать землю. Я принялась накручивать на руку поводок и, нагнувшись, увидела подаренные Клифом серьги.

— Где Клиф? — выкрикнула я раньше, чем поняла, что он последний, о ком я должна была спрашивать Габриэля.

Но индеец в этот раз услышал меня и обернулся, пригвоздив к месту тяжёлым взглядом.

— Прощается с Джанет. С тобой ему нет надобности прощаться. Он никогда не знал Екатерины. Дождись моей внучки на парковке. Моника приедет за тобой. Доброй дороги тебе, Екатерина. Береги собаку. И оживи дудку.

Больше он ничего не сказал и как-то совсем по-стариковски медленно, держась руками за перила, принялся спускаться по лестнице. Я перехватила поводок прямо у ошейника, чтобы собака не ринула вниз, но хаски не шелохнулся, только тихо заскулил, виляя хвостом. Тяжело прощаться с прошлом. Я знаю, как тяжело.

Переложив дудку в руку с поводком, я подняла с земли серьги, почистила их об юбку и сдула оставшуюся грязь, но не успела поднести к уху. Сильная рука сжала мне запястье. Я подняла глаза. Передо мной стоял Алехандро.

— Это не твоё. Отдай.

Я положила серьги в протянутую руку, и индеец отпустил меня.

— Всё остальное тоже.

— Что?

Когда он успел дёрнуть за юбку, чтобы та свалилась к ногам. На мне не было нижнего белья, и если я сейчас сниму кофту…

— Всё снимай. Брошенные тобой сандалии я уже нашёл.

Он вырвал из моих рук поводок, и я поняла, что никуда не денусь. Алехандро аккуратно перекинул через руку одежду Джанет и вернул мне поводок.

— Где Клиф?

Вопрос ударился в спину индейца, но Алехандро обернулся, и его улыбка мне вовсе не понравилась.

— С Джанет. Потому ей и нужна одежда.

— Как, с Джанет?

— Если не боишься, идём со мной.

Я понимала, что гляжу на него двумя блюдцами.

— Если не боишься, — повторил Алехандро медленно, осторожно приподнимая верхнюю губу.

Я вздрогнула, впервые за вечер. Но это не было проявлением страха. Виноват был ветер, стегнувший моё липкое обнажённое тело.

========== Глава 36 ==========

Я перестала ощущать холод снаружи. Он разлился внутри, когда Алехандро схватил меня за запястье, чтобы почти доволочь до того места, где прямо на земле сидел Клиф, сгорбившись, будто охранял что-то от ветра. Он не обернулся, зато индеец, сидевший по другую сторону от него в схожей позе, вскинул голову. Я признала в нём того, кто вступился на церемонии за графа. Моё появление удивило его, и на краткое мгновение мне показалось, что он не верит в мою реальность. Потом глаза его потемнели, и он перевёл взгляд на Алехандро и что-то сказал тому на своём языке. Клиф продолжал сидеть ко мне спиной, и я не была уверена, что он знает о моём присутствии.

Алехандро отступил мне за спину, будто отрезал путь к бегству. Но даже в самом глупом сне я бы не стала убегать от вампира. Я уже сделала такую ошибку в особняке миссис Винчестер. К тому же, я пока ещё не испугалась, ведь Алехандро пообещал просто утолить моё любопытство, а оно разгоралось с каждой секундой всё сильнее и сильнее, потому что я не увидела Джанет, а она явно была где-то здесь, только неясно в каком обличье. Призрак миссис Винчестер был осязаем и полностью напоминал живого человека. Здесь же нас на первый взгляд было всего четверо, покорно ждущих чего-то в тишине, нарушаемой лишь шелестом раскачивающихся на ночном ветру деревьев.

Отсутствие Габриэля настораживало, потому что я прекрасно видела, как тот спустился сюда по второй лестнице. Быть может, он забрал с собой Джанет, пока Алехандро срывал с меня одежду? Только никто из троих не желал ничего мне сообщать, и я стала покорно ждать. Нагота не смущала. Я вновь, как на пляже, превратилась в бесчувственную статую, став равнодушной к ночному холоду. Второй индеец больше не глядел на меня. Алехандро неожиданно отошёл в глубину парка, где будто бы для костра лежали сложенные пирамидкой сухие ветки, должно быть, оставшиеся после церемонии. Алехандро аккуратно разложил поверх них одежду, будто для бумажной куклы, расправил рукава кофты, одёрнул юбку и взглянул на меня, заставив задрожать, как после стакана фрапучинно. Он пытался проникнуть мне в голову, и я из последних сил потянула в сторону губы и сумела улыбнуться. Алехандро тряхнул головой и отвернулся. Неподвижная фигура Клифа вдруг пошатнулась, будто тот передавал что-то второму индейцу, но в другое мгновение уже стоял подле меня, вцепившись в плечи.