Проклятие медвежонка (СИ)

- Что ты сказал? - не расслышала либо не поняла его слов Майя.

- Забей! – ответил Ник, продолжая пялиться на блондинку. – Оторвёмся сегодня?

- Давай! – уже висела на нём Палёнова. – Но как же Лера? – вдруг вспомнила она про подругу.

- Можно подумать, это раньше тебя останавливало.

Майя задумалась, видимо, переваривая слова Ника.

- Ну что? К тебе? – целовал он её в ухо.

- Поехали! – сдалась та.

- Микс! Кир! – махал Ник рукой друзьям, отплясывающим на танцполе.

Те помахали ему в ответ.

- Я ухожу! – крикнул он, показывая жестом на входную дверь.

Ребята подбежали к нему.

- Ты же сказал, угощаешь! – недоумевали они.

- Планы изменились. А «угощателей» здесь и так полно. Разведёте тёлок, как обычно! – усмехнулся он.

- Как всегда, кидаешь! – злился Миксер.

- Ладно, Микс, брось. Пошли уже! - от греха подальше Кир пытался увести Миксера.

- Пока! – подмигнул друзьям уже возле двери Ник, обнимающий качающуюся из стороны в сторону Палёнову.

- Соня! Поднимайся уже! Хватит спать! – сквозь сон услышала я мамин голос.

- Разве сегодня не выходной? - оторвала я голову от подушки.

- Как? Ты забыла? Мы сегодня ждём гостей.

Точно! – вспомнила я, решившая уже, что это всего лишь был страшный сон.

- Я поставила тесто, - продолжала мама. – Напечём пирогов. Но у меня нет капусты для начинки. Так что одевайся и быстренько в магазин!

- Ну, мама, - мне так не хотелось вылезать из тёплой постели. – Сделай пироги с картошкой, с яблоками.

- Ольга Дмитриевна как раз обмолвилась, что Анечка любит пироги с капустой. Так что, не спорь! Да это и не твои ли любимые тоже?

Судя по всему, с сегодняшнего дня я перестану любить пироги с капустой – сразу подумала я.

Встала, умылась, натянула на себя старые джинсы, куртку, мамины кроссовки и, даже забыв расчесаться, отправилась в «Пятёрочку», которая находилась через дорогу напротив нашего дома.

Я всё ещё не проснулась, шаткой походкой подошла к пешеходному переходу и, не обращая внимания, что вся толпа стоит у края дороги и ждёт «зелёного человечка», шагнула прямо на проезжую часть.

Благо чёрный байк ехал на небольшой скорости. Я даже не заметила его. Водитель же успел среагировать. Визг тормозов, крики прохожих – всё, что я помнила. Дальше сознание моё помутилось. Мотоциклист соскочил с байка, поставил его на подножку и снял защитный чёрный шлем. Длинные его волосы тяжёлой копной упали на плечи. Слова, обращённые, видимо, ко мне «Не видишь куда прёшь, дура?» я тоже не слышала. Я была будто в тумане. Тепло медленно разливалось внизу живота, как это обычно бывает. Когда рядом он…. Водителем чёрной «Ямахи» оказался Никита Домбровский.

Через секунду его глаза смотрели прямо в мои. Я таяла от этого взгляда. Я вновь пропала в мечтах.

- Ты в порядке? – спросил Ник нежным голосом, взяв меня за руку. – Нигде не болит?

- У меня болит сердце, - ответила я.

- Я могу чем-то помочь? – не отпускал он мою руку.

- Только ты и можешь мне помочь! – закрыв глаза и вытянув губы в трубочку, я встала на носочки и потянулась к губам Ника.

Тот же ответил на мой поцелуй. Мы стояли одни посередине дороги в этом огромном городе, став одним целым.

Голос Ника заставил меня очнуться.

- Идиотка, ты чего под колёса бросаешься? – он стоял в метре от меня, громко крича и жестикулируя.

Ко мне подбежала какая-то сердобольная старушка.

- Ты не ушиблась, дочка? – успокаивала она меня, гладя по спине.

Я покачала головой.

- Да чего с ней будет? Глаза протри, корова! – крикнул Ник на прощание, так как в следующую секунду он прыгнул на байк, надел шлем и дал по газам.

Загорелся «зелёный человечек» и вся толпа, не обращая на меня никакого внимания, направилась на противоположную сторону. Даже сердобольная старушка поспешила, оставив меня в одиночестве. Я же забыла, куда шла. Села на бордюр и закрыла лицо руками. Он даже меня не узнал. Пару дней назад, когда произошла эта нелепая история с выпавшими вещами из моего рюкзака, он смотрел прямо мне в глаза, он говорил со мной. А сегодня вёл себя так, будто видит меня в первый раз. Неужели так можно? Его образ передо мной и днём и ночью. Я узнала бы его даже с закрытыми глазами. А он…

Я попала-таки в магазин и купила, будь она неладная, эту капусту. Всё время, пока мы готовились к приходу Хворостовых, мама не закрывала рта, то расхваливая мне Анечку, которую она видела всего один раз в жизни, но знала обо всех её достоинствах, то переходила на мою личность, интересуясь, почему я сегодня какая-то смурная. Я же делала всё на автомате, думая только об одном….

Хворостовы ни на минуту не опоздали. Ровно в два часа они были у нас. Мама усадила их на самые лучшие места за столом, и начался этот кошмар.

- Анжелика очень похожа на вас, Констанция Станиславовна, - наигранным, немного писклявым голосом, обращалась Хворостова-старшая к маме.

Та улыбалась ей, накладывая салат в тарелку.

- Но и от папы что-то есть, - продолжала ту же песню Ольга Дмитриевна. – Я его видела на фотографиях у Степана Андреевича. Ты знаешь, милочка, - обращалась Хворостова-старшая уже ко мне, - твой папа был очень талантливым поэтом. Жаль, что он умер слишком рано, царствие ему небесное, - она перекрестилась, - не успел, как говорится, оставить свой след в истории. Борис Семёнович был в одном литературном кружке со Степаном Андреевичем, папой Анечки. Да, да!

Ольга Дмитриевна сидела напротив меня и говорила так медленно, растягивая каждое слово, что я думала, усну, прежде чем она закончит свой монолог. Она смотрела на меня исподлобья. И не смотря на то, что улыбалась, казалась очень злой и совершенно неприятной. Огромный вороний нос, маленькие чёрные глазки, раздваивающиеся под линзами круглых очков в чёрной оправе, тонкие потрескавшиеся губы, кудрявые волосы, небрежно собранные наверху – всё это делало её похожей на самую злобную героиню русских народных сказок.

- Ещё салатику положить? – стелилась перед ней мама.

- Да, пожалуйста! – улыбалась та. – Никогда ещё не ела столь вкусного салата.

И, наконец, увлеклась салатом, дав мне немного отдохнуть от её пугающего взгляда.

- Анечка мне столько раз рассказывала про тебя, - опустошив тарелку, принялась Хворостова-старшая вновь меня мучить. – У вас вообще много общего. Вы должны обязательно стать подругами, - улыбнулась она так, что можно было пересчитать все её зубы во рту.

У её Анечки в тот момент была идентичная улыбка. Хворостова припёрлась в гости в той же серой драповой юбке, в которой каждый день ходит в универ. Ещё на ней была серая водолазка, которая закрывала горло чуть ли не до ушей. Причёска её была неизменна, а голова, как всегда, не мыта.

Дальше мамы перешли перемывать кости современным девушкам и знакомым и незнакомым, обвиняя их в развратности, пошлости и остальных смертных грехах, каждый раз подчёркивая, что только им повезло с дочками, ведь таких послушных и скромных див не сыскать во всём белом свете.

– Можно я пойду в свою комнату? – осмелилась я прервать этот высоконравственный разговор.

Думала, что мама рассердиться на эту мою просьбу. Но она, наоборот, обрадовалась.

- Конечно, доченька, - ласково ответила она. – И возьми с собой Анечку, посекретничайте о том, о сём. Что вам тут с нами со старухами время терять?

С кем я буду терять время, так это с вашей дорогой Анечкой – подумала я в тот момент.

Я встала из-за стола, пожелала всем приятного аппетита и посмотрела на светившуюся от радости Хворостову.

- Пошли! – улыбнулась я ей. – Покажу тебе свою комнату.

Та вскочила со стула и, раскланявшись взрослым по очереди, пошла за мной.

- Вот это да! – сказала Хворостова, только ступив на порог моей комнаты. – Это же Никита Домбровский из университета! – плакат, естественно, первое, что ей бросилось в глаза, в которых были удивление и восторг. – Откуда у тебя это? – обернулась она ко мне.