Запах Вереска (СИ)

Время шло, месяц сменял месяц, и не успели они оглянуться, как в Шотландию пришло лето. Жаркое, душное вечерами и прохладное, спускающееся туманами с высоких гор, под самое утро. С шумными ярмарками и праздниками в городке. Запахом спелой клубники и хмелем самого вкусного эля во всей Британии. Танцами у костров и песнями местных бардов.

Джулиан продолжал бегать от Уолтера. Эдвард и Эрика не оставили ни одного угла в замке, где бы не успели потискаться. Алан все больше ловил себя на мысли, что напоминает отца-одиночку с четырьмя малолетками на руках, которых ни на минуту нельзя оставить без присмотра. Благо помогал управляющий поместья — Джереми, которого Эрика тоже притащила. Это был единственный поступок, после которого блондин был готов расцеловать девушку.

«Идиллия, мать ее!» — как любил повторять дизайнер.

Но, к несчастью, мир бдел круглосуточно. Так что, на носу замаячила новая проблема. Однако, как и всегда, все проморгали большой такой АРМАГЕДЕЦ с полным леталом. А все потому, что Алан улетел на две недели в Италию, чтобы забрать статуи, заказанные еще месяц назад. И заскучавшая по нему молодежь пошла заливать горе по клубам.

О великом походе семейства Валгири вспоминали еще ОЧЕНЬ долго. Со всей страстью и многогранностью шотландского, ирландского, английского и только бог знает еще какого наречия. Причем преимущественно на матерном.

Самая тяжелая ночь на памяти Волчьего Двора. Варвары начали с пьянки в клубе, которая плавно перетекла в зажигательные танцы, круто свернула на стриптиз на барной стойке, затрясла на ухабах пикапа всех особей женского пола, которые только попались на пути (исключительно спортивный интерес) и газанула на мировом мордобое, где на баррикадах из разгромленной мебели гордо развевались чьи-то стринги с фиолетовыми блестками. На этом милосердная память Эдварда отключилась. И потому он больше не помнил того, что случилось после клуба. А утром нагрянул вышеупомянутый Армагедец…

Конец Флешбэка.

Это была долгая неделя. Нет, просто ОЧЕНЬ ДОЛГАЯ неделя. После которой впору было сдавать себя добрым дядечкам в белых халатах. Однако, работа — сволочь и ревнивее любой бабы. Поэтому Алану пришлось, скрипя зубами, терпеть. И это с учетом того, что он еще не подозревал о «подарочке», который ему приготовила судьба. А все началось с того, что из Венеции позвонил Бартоломео Санти (для кого самый известный скульптор и художник в Италии, а для кое-кого «пройдоха Барти») и сообщил, что заказ уже готов. Еще месяц назад Алан заказал у своего старого друга двенадцать статуй для колонной галереи, которую все еще не закончили. И вот теперь нужно было ехать и забирать их. И так как Джи-Джи был в это время в Эдинбурге, за ними отправился сам дизайнер. Вот тут-то и началось веселье.

Сперва проблемы на таможне, потом с перевозкой, и все это время Алану не удалось сомкнуть глаз. А после долгожданного приезда рабочие обрадовали новостью о том, что мост кое-где обвалился. Бросив дальнейшую транспортировку массивных ящиков со статуями на слуг, он быстро переоделся в рабочий комбинезон и пулей помчался на стройку. Это «кое-где» оказалось весьма масштабным понятием. Половина моста живописными руинами лежала поперек реки и опять закрыла путь воде. Чтобы не допустить потопа, работали не жалея ни технику, ни силы. В итоге, к утру завал разгребли, но встал вопрос о полной реконструкции моста. Алан не хотел терять этот путь. Ведь благодаря ему больше не нужно было делать огромный крюк, чтобы добраться до Волчьего Двора.

Занятый всеми этими заботами, дизайнер совершенно забыл о странной тревоге, охватившей его с той минуты, как еще у Блодхарта никто не кинулся его встречать и тискать. А зря, потому что ответ на это он получил на следующее утро, когда уставший и грязный вернулся назад в замок. И черт его дернул пройти через город. Тут-то его и схватили жертвы террористического беспредела. Выслушав с десяток жалоб, пообещав надрать зад оборзевшим богачам и выслушав долгую, нудную проповедь святого отца, у которого в бек-вокале надрывалась родная полиция, Алан отправился отрывать головы своим деткам.

Он был настолько зол, что, ворвавшись в пыльный двор, совершенно не обратил внимания на черный мотоцикл и машину, стоящие здесь. Намного больше была важна картина матерящегося и стонущего рабочего, которого под руководством взволнованного Джереми пытались поднять с розовых кустов. На вопрос: «Какого хуя?», дали весьма длинный ответ с большой порцией все того же мата.

Из всего Алан понял, что когда парень висел на тросах у восточного крыла и как раз заканчивал с облицовкой каменных узоров, из одного из окон на него вылетело нечто орущее и в одних трусах. Напугало до инфаркта и стало причиной падения. Благо посадку смягчил многострадальный розовый куст, но при этом парень сломал ногу.

Когда управляющий увидел зверское выражения лица глубокоуважаемого мистера Салливана, то понял, что пора мигрировать подальше от эпицентра будущего Апокалипсиса…

Тем временем гневные вопли сотрясали замок чуть ли не до самих подземелий. Слуги предпочли попрятаться от злого хозяина подальше и поглубже. А сам хозяин в эту минуту рвал и метал, требуя на расправу тех, кто посмел тронуть замок. Будущие жертвы этой самой расправы, а точнее, двое полуодетых (если боксеры и ярко салатовый кружевной лифчик можно назвать одеждой) братьев Валгири боязливо свесились с перил, внемля крутым оборотам речи своего озверевшего дядюшки. Который стоял по середине большой, уже полностью отремонтированной столовой и готовился убить их, если не голыми руками, то точно бешеным взглядом. В сторонке тихо стояли родители и осуждающе глядели на них. Но стоило только приглядеться получше, и в их глазах можно было увидеть интерес и удивление пополам с восхищением.

Честно говоря, Эдвард думал, что хуже уже быть не может. Но, как оказалось, он слишком поторопился с выводами, потому что в эту минуту двери зала распахнулись от мощного пинка, и в воцарившейся тишине разъяренное шипение показалось настоящим громом.

— ГДЕ. ЭТИ. СУКИНЫ. ДЕТИ?! — и в столовую вошла самая колоритная Немезида в мире.

В расстегнутом до пояса рабочем комбинезоне, рукава которого были закатаны, и под которым виднелась некогда белая майка. С красной банданой на голове, сжимая в одной руке серую папку, а другой держа за шнурки грязные ботинки. С чумазой мордой, с ног до головы испачкавшись в грязи и сверкая покрасневшими от недосыпа глазами.

— Капец, — хлопнув себя по лбу, вздохнул Уолтер.

Не ожидавший увидеть здесь гостей, Алан даже на мгновение завис. Крепкий мужчина, одетый в дорогой костюм. Выглядевший лет на тридцать с хвостиком. Темно-карими глазами, с интересом глядящими из-под стекол стильных очков. С короткими черными волосами и удивленным выражением лица. Рядом с ним стояла жгучая брюнетка и, блестя темными глазами, глядела то на двух застывших парней, то на него. Было в ее взгляде нечто, что все время притягивало к себе. Несмотря на явный возраст, она была не по-человечески красива. В дорогом коротком платье темно-лилового цвета и черном фигаро, с маленькой сумочкой в руках. И, наконец, третий и, пожалуй, самый выдающийся субъект, один взгляд на лицо которого грозил минимум месяцем кошмаров по ночам. Смотря на ЭТО, можно было уверенно сказать, какой была мама Фредди Крюгера.

Вся правая часть лица мужчины была обезображена глубокими и уродливыми шрамами. Настолько, что любого, глядящего на это перекошенное от гнева лицо, невольно передергивало от страха. К убийственной фактуре прилагались черные волосы с проседью, доходившие до шеи, и накаченное тело, упакованное в армейские брюки темного песочного цвета, черные ботинки, того же цвета футболку, обтягивающую крепкий торс, поверх которой была накинута черная кожаная куртка. И, в довершение, отдельной строчкой нужно подчеркнуть потемневшие золотые глаза. В которых отчетливо читалось желание закопать кого-нибудь.

— А это еще кто?! — скрестив руки на груди, процедила мама Фредди Крюгера.