Хозяин видений (СИ)

Эрик…

О нем я думала в минуты, когда удавалось немного отстраниться от суеты. В один из таких часов в надежде спрятаться, я забрела на чердак.

Там было жарко. Жарче, чем в доме, где на полную мощность работали кондиционеры, да и массивные каменные стены не пускали жару. Из круглого окошка в помещение проникало солнце и клубилось в облачках из пыли. Покатая крыша, обшитая изнутри деревом, сундук со сбитым замком — массивным и ржавым. Старый велосипед в углу. Стул и лампа без абажура. Коробки.

Старинная тумбочка с выдвинутыми ящиками, которые невозможно было задвинуть назад — дерево рассохлось от влаги и трухлявилось от прикосновений. В тумбочке — кисти, пропитанные краской тряпки, старая палитра. Похоже, когда-то у скади жил художник. Я вспомнила картину у Роба в комнате. Красные маки. Нужно будет спросить, кто рисовал.

В углу стояли холсты, накрытые белой простыней. Простыня запылилась и на прикосновение ответила возмущенным облачком. Я чихнула, резким движением сдернула ее…

И обомлела.

С огромной — почти в мой рост — картины на меня смотрел Эрик. Прищуренный взгляд, волосы струятся по плечам. Рубашка расстегнута, амулета, правда, на груди нет. И я машинально сжимаю этот самый амулет в ладони, словно таким образом могу связаться с Эриком, ощутить тепло. Но я не могу. Могу лишь смотреть в прозрачные глаза и плакать. А рука сама тянется…

Трогаю щеки. Шершавый холст и масло. Спускаюсь к губам и обвожу по контуру. Стираю пыль. И собственные слезы — другой рукой.

— Прости… — шепчу. И так хочется прижаться, но к портрету не прижмешься. Не обнимешь. Зато можно смотреть.

Я забрала его с собой. Спустила вниз, хотя это было сложно, втащила в комнату, салфеткой смахнула пыль. А затем попросила соорудить крепления на стене в моей спальне. Пока мужчины трудились, смотрела на картину.

А потом пришла Даша. Присела рядом со мной на кровать и тихо сказала:

— Мама рисовала. Она много рисовала и Эрика любила очень.

— У нее был талант, — сдавленно ответила я. — Почему картина на чердаке?

— Эрик приказал. Туда почти все отнесли, кроме… У меня остался портрет папы и у Роберта маки. Не отдал. Не позволил забрать…

Она вздохнула.

— Эрик приказал? — удивилась я. — Но почему?

— Злился. — Защитница горько улыбнулась. — Его не было, когда папа… Папу охотник убил, древний. Когда Эрик вернулся, просто обезумел. Раньше он часто был… безумным. Злился много. Я его боялась иногда. Но со мной он никогда… и с мамой. Любил нас.

— Эрик убил того охотника, верно?

Даша кивнула. Поморщилась.

— Содрал с него кожу у нас в подвале. Я подсматривала — интересно было. Я никогда до этого не видела древних. Да и вообще охотников не видела. Эрик пытал его — когда я пришла, на охотнике живого места не осталось. А потом брат начал срезать с него кожу — кусок за куском. Весь в крови был, даже лицо. И волосы… И в один момент охотник рассыпался. Умер. Но я не сразу поняла, что произошло. Тошнило меня дня три. А мама плакала. Закрылась в спальне и… Она думала, что Эрик с ума сошел.

— Она умерла вскорости, да? — спросила я, пытаясь стереть из воображения страшные картины. Не вязались они у меня с Эриком, которого я знала. С добрым, справедливым, а главное — умеющим себя контролировать Эриком.

— Она… ушла, — вздохнула Даша. — Ушла искать отца.

— Постой, она что же… покончила с собой?! Или…

— Нет. То есть… не совсем. Есть ритуал — ритуал очистки жилы. Жрец обращается к богам и просит обменять кен хищного на одно желание. Никто особо не верил, что он работает, пока мама… Она хотела видеть отца.

— Ритуал убил ее?

Даша кивнула.

— А Эрик потом окончательно свихнулся. Разозлился на нее за то, что бросила нас. И велел убрать все картины. Он любил маму сильно. И она его. У них была связь. Кровь, наверное, не зря же он так эти чертовы законы соблюдал! Кровь Херсира. В моих жилах она тоже течет, но я ее не чувствую. Мама чувствовала, и Эрик тоже. Он бесновался долго, а потом ушел. Вернулся уже одержимый пророчицей. — Она посмотрела мне в глаза и добавила: — Тобой.

Я ничего не ответила. Перевела взгляд на картину, и показалось, я увидела упрек в лазурных глазах.

В ту ночь я долго не могла уснуть. Лежала и смотрела на портрет на стене. Мы были в комнате вдвоем — я и он. Алана забрала к себе Тамара, чтобы я немного отдохнула. Мне показалось, когда она увидела картину, то даже как-то смягчилась, и ее голос уже не звучал так резко. Хотя, кто знает… возможно, то было лишь мое воображение.

Около двух часов я все же сдалась — выключила свет и улеглась. Мне снова приснилась та девушка. Степь с ласковой травой, ветер, ночь. Луна — еще не полная, со стертым боком.

Незнакомка тянула руки и просила помочь. Чем? Я не знала, но тоже к ней тянулась. А когда уже готова была прикоснуться, она расстаяла в воздухе, и я осталась одна.

Пробуждение вышло резким.

Сердце колотилось, как сумасшедшее, хотя сон не был страшным. Предчувствие — вот что заставило открыть глаза. И амулет Эрика накалился. Как тогда…

И я поняла, что в комнате не одна. Шорох — едва заметный — сзади. Следом — леденящий страх. Но в этот раз страх не перерос в панику, лишающую движений. Я резко дернулась, но не удержала равновесие, и рухнула с кровати, больно ударившись затылком о пол.

Наверное, нужно было закричать, но я почему-то не кричала. Только судорожно двигала локтями, стараясь отползти от кровати, на которой уже четко выделялась темная фигура. И я с ужасом следила, как эта фигура поднимается следом и делает шаг ко мне…

«Алан, — мелькнула мысль. — Хорошо, что Алан сегодня с Тамарой».

Все это произошло в долю секунды. И мысль, что я могу ударить, пришла. Но поздно. Шершавые ладони перехватили мои руки и свели их над головой. А хриплый голос шепнул:

— Полегче! Зашибешь ведь.

И я застыла. Как лежала там, на полу, так и…

Снится? Мне это снится? Как же иначе объяснить…

Меня подняли и усадили на колени. Обвили кольцом рук и слегка покачали.

— Дурной сон?

Я подняла голову, отстранилась. Слишком темно, чтобы быть уверенной. Слишком… зыбко. Поэтому я протянула руку и дотронулась. До скулы, плавно переходящей в подбородок. До мягких губ. Волос. До щеки, что кололась щетиной. Запах знакомый — сладкий, дурманящий.

— Эрик…

Сон? Если так, то не хочу просыпаться.

— Драться не будешь больше? — пошутило видение.

Я помотала головой.

Майка, не скрывающая сильных плеч. Руки. Ладони шершавые, и кожа шелушится. Почему?

— Пришлось поработать, — непринужденно ответил фантом. — Помогал со строительством. Кто такой Алан?

Видение и способности сохранило. А обещания, похоже, забыты. Впрочем, я сама ведь… сама…

— Голова болит, — сказала я вслух и поморщилась. Похоже, нехило приложилась затылком. Пощупала — шишки вроде не было.

Теплая ладонь легла мне на лоб, вторая — на затылок, и боль ушла, уступая место легкой эйфории.

— Легче? — улыбнулось видение, и я кивнула. Глаза привыкли к темноте, и теперь я могла различать и контур лица, и впалые щеки, и блеск прозрачных глаз. Даже ямочка на подбородке была видна. И почему-то подумалось, что всему виной картина. Словно Эрик с портрета ожил и ходит по ночам.

Но вслух я шепнула лишь:

— Спасибо.

— Ты в гости приехала?

— Что?

Таинственность постепенно рассеивалась, темнота становилась просто темнотой, а очертания тела на картине выделялись четко. Значит, это не призрак. Не видение… Не…

— У скади гостишь?

— Нет, я… Ты вернулся?

— Как видишь, — усмехнулся. Горько. Или показалось?

— Вернулся, — повторила я, но скорее, чтобы убедить себя.

— Кан — совсем не такой, каким я его представлял.

— Знаю, — кивнула. Осторожно пошевелила головой, опасаясь новой порции боли. Но боли не было, лишь недоумение. Белый шум и полное отсутствие мыслей.

Я не ждала Эрика, а он пришел. Зачем? Почему?