Исцели мою душу (СИ)

— Сосредоточьтесь и подумайте о том, что хотите вспомнить, а я введу вас в транс. Если этого не было наяву, магия не сработает, и вы тут же очнетесь. А если все же было — тогда смотрите внимательнее…

— Куда смотреть? — растерянно произнесла я, и тут же вздрогнула от неожиданности, потому что обстановка комнаты вдруг изменилась.

Я узнала кабинет покойного отца в доме, который уже перестал быть моим. Я сидела за столом и рассматривала стопку бумаг, лежащих передо мной. Пыталась прочесть хоть слово, но все расплывалось перед глазами.

— Давай же!

Подняла голову и увидела смутный силуэт. Подняла руку, чтобы протереть глаза, но очередной окрик заставил вздрогнуть.

— Подписывай!

Рука сама потянулась к перу, стоящему в чернильнице. Несколько секунд я бездумно смотрела, как с острого кончика стекают мелкие капли… Перевела взгляд на лист бумаги. В него тут же ткнулся изящный женский пальчик, указывая место. Рука дрожала, но я смогла поставить подпись, а потом еще одну и еще…

И тут я очнулась. Мне было так холодно, что даже зубы стучали. Лаура укрыла меня невесть откуда взявшимся пледом, обняла.

— Сейчас все пройдет, — проговорила она, гладя меня по спине. — Такое уж побочное действие от заклинания. Оно ведь сработало, правда?

Сработало… Мартина заставила меня подписать бумаги, когда я была не в себе! Она что-то со мной сделала… Наверняка и странное явление несуществующего жениха из той же оперы. Она превратила меня в ненормальную!

***

Констебль Моррисон откровенно зевал и всем своим видом показывал, что ему абсолютно безразлична вся эта ситуация. Если бы Шерман не спас однажды жизнь его начальнику, то не видать бы ему никакого сопровождения вообще. Доринг ведь не слукавил в разговоре с Корделией. Он действительно был обязан защищать права своих пациентов и всегда с готовностью это делал. Провести проверку — его обязанность, а вот законники без веских на то оснований вмешиваться вовсе были не обязаны. Однако в ситуации с четой Джонсонов нужно было использовать все козыри. Весьма непростая семейка… Генри Джонсон — избалованный сынок богатых родителей, которому наплевать на все законы. Да и Мартина недалеко от него ушла… Корделия не любила говорить о ней, но достаточно было видеть выражение лица девушки при упоминании о сестре.

Сегодняшний день Шерман полностью решил посвятить делам своей нимфы, но ей ничего не сообщил, прекрасно зная, что весь день она будет переживать и еще больше себя накрутит, что в ее состоянии совсем противопоказано. Для начала доринг отправился в городскую ратушу и узнал, правду ли сказала тетка Корделии. Оказалось, правду… Девушка якобы по собственной воле отказалась от имущества и семейного предприятия в пользу сестры. Шерман уже не сомневался, что именно Мартина виновата во всех неприятностях Корделии. Оставалось только выяснить, что именно она сделала. Что за загадочное магическое воздействие, стирающее следы, обновляющее ауру? Вопросов было много, но вот как это выяснить? Шерман решил навестить Мартину, заручившись поддержкой закона.

Горничная отправилась звать хозяйку, оставив гостей в зале. Мартина была дома, в чем Шерман нисколько не сомневался. Это ведь Корделия все свое время тратила на работу, что ее сестре было совсем не свойственно. Даже сейчас, когда в ее распоряжение были несколько крупных швейных цехов. Чтобы не терять времени, Шерман сканировал окружающее пространство на предмет подозрительного магического фона. На сколько хватало его ощущений, ничего особенного в доме не было.

Хозяйка дома вошла в зал грациозной походкой и окинула гостей недовольным взглядом.

— Чем могу помочь, господа? — холодно спросила она.

Шерман отметил про себя, как сестры не похожи друг на друга — как внешне, так и внутренне. Мартина показалась ему уверенной в себе и даже немного вульгарной особой. Платье в откровенным вырезом, смелые взгляды… Женщина, уверенная в собственной неотразимости… Однако мысли Шермана были целиком заняты одной прекрасной нимфой..

— Добрый день, госпожа Джонсон. Меня зовут Шерман Стонфилд — главный доринг Дома скорби.

— Я знаю, кто вы, — отозвалась женщина, с любопытством глядя на констебля, темно-зеленую форму которого нельзя было перепутать ни с какой другой. — Меня в чем-то обвиняют?

— Корделия Саури — моя пациентка, — продолжил Шерман. — Мне известно, что в ее жизни произошли некоторые изменения… Мне бы хотелось узнать, почему ваша сестра отдала вам собственное наследство?

Глаза Мартины расширились от удивления.

— Кресси… разболтала уже, — буркнула она. — Светлейший Стонфилд, я не могу отвечать за действия своей сестры. Захотела и отдала… Это ее собственное решение!

Шерман даже рассмеялся. Конечно, собственное… Корделия ведь так мечтала остаться на улице и позволить взбалмошной сестренке пустить по ветру все, чего достиг их покойный отец.

— Госпожа Джонсон, в другой ситуации в вашу чудную историю еще можно было бы поверить, но сейчас Корделия находится на лечении, а потому есть основание полагать, что вы воспользовались ее состоянием.

— Что? Да как вы смеете? — взвилась Мартина. — Моя сестра всегда была немного… замкнутой, ранимой. Мы решили, что будет лучше мне взять заботу о делах, а ей заняться собственным здоровьем. Если она всего этого не помнит, так это ваши проблемы! Лучше лечить надо!

Женщина с вызовом посмотрела Шерману в глаза. Констебль Моррисон решил все же поучаствовать в беседе.

— Не нужно нервничать, госпожа Джонсон, — скучающим тоном произнес он. — Это обычная проверка. Дорингу Стонфилду нужно убедиться, что в момент подписания документов ваша сестра находилась в здравом рассудке, и на нее никто не воздействовал.

— Светлейший, ведь ваши целители определили Корделию в отделение легких нервных расстройств. Меня убеждала, что она не сумасшедшая…

— Не сумасшедшая, — спокойно подтвердил Шерман. — Но это не избавит вас от ответственности.

— Сначала докажите, светлейший.

— Непременно, — ответил Шерман, ослепительно улыбнувшись. — Мне нужно осмотреть комнату госпожи Саури.

— Это возмутительно!

— Не препятствуйте проверке, госпожа Джонсон, — вмешался констебль. — А мы пока побеседуем с вами.

Мартина явно была в бешенстве, но при констебле спорить все же не решилась. Позвала горничную и попросила проводить Шермана в комнату его пациентки. Вот так доринг попал в обитель своей светлой нимфы. Застыл посреди комнаты, рассматривая все вокруг, впитывая энергию окружающего пространства, надеясь отыскать что-нибудь подозрительное. Но чувствовал Шерман исключительно нежность, как и бывало, когда Корделия находилась рядом с ним, смотрела внимательными серыми глазами, в которых плескалась грусть. Печаль и нежность… Это сочетание вызывало у мужчины щемящее чувство внутри, стремление оберегать ее, радовать.

Шерман провел кончиками пальцев по маленьким фарфоровым статуэткам на столике, по корешкам книг, вдохнул аромат сладких духов в крошечном хрустальном флаконе. Нежность пропитала все вокруг. Это ощущение заставляло сердце мужчины биться чаще и представлять Корделию в этой комнате. Она ведь думала о чем-то, мечтала… Явно ведь не о том, чтобы оказаться в заведении для душевнобольных. Девушка мечтала об идеальном спутнике, который, к сожалению, явился ей лишь в болезненном видении.

Доринг постарался сосредоточиться на магическом фоне. Он долго сканировал комнату, но ничего, кроме обычных бытовых артефактов обнаружить не смог. Наверное, это была провальная затея. Мартина не глупа, чтоб подставляться… Хотя… Все же что-то его беспокоило. Что-то едва уловимое… Шерман распахнул створки большого дубового шкафа — он оказался доверху наполнен изрезанной и разорванной тканью. Видимо, Мартина расправилась с гардеробом ненавистной сестры. Огляделся вокруг, открыл дверцы небольшого комода в углу — обычные женские безделушки, украшения… Внимание мужчины привлекла небольшая шкатулка в форме из темного дерева, покрытого блестящим лаком, украшенная мелкими сапфирами. Вроде бы, обыкновенная вещица — магией даже не пахнет. Шерман открыл ее и тут же вздрогнул, услышав мелодию. Тягучая, заунывная, навевающая тоску… Доринг уже слышал этот мотив: Корделия постоянно напевала его, задумавшись. Возможно, простое совпадение, но мужчина ухватился за это, как за единственную зацепку. Спрятав шкатулку под пиджак, Шерман еще раз окинул взглядом комнату своей нимфы, и вышел.