Король и Дева (СИ)

Ожидая приезда Элронда, Балин с Торином подолгу беседовали. Гэндальф пропадал с эльфами и даже не всегда приходил к столу. За ним постоянно увязывался и Бильбо, с восторгом внимавший песням и танцам прекрасных обитателей Ривенделла, и мечтавший только о том, чтобы задержаться здесь подольше.

Жанна опять отъедалась и отсыпалась. Много времени проводила в одиночестве, погруженная в свои мысли, хотя всегда жила одним днем. Последняя походная ночевка не давала ей покоя…

Она не обернулась тогда на звук голоса Торина, словно завороженная им. И не сбросила его руку. Они просто стояли молча, глядя на расстилающуюся перед ними долину. И спускаться совсем не хотелось.

Все земные заботы тогда отошли на второй план. И дело было не в прекрасном Ривенделле, искрящемся далеко внизу. Такого Жанна еще не испытывала… Что-то изменилось в ней в тот миг, когда тяжелая ладонь короля гномов легла ей на плечо. Мир опять перевернулся с ног на голову, и все из-за того, что она стояла рядом с Торином, и Торин обнимал ее.

Король гномов, по обыкновению, не сказал ни слова, но ей показалось, что он открыл перед ней душу.

Странное чувство овладело ею, девушка никак не могла подобрать ему названия. Может быть, покой? Но Жанна всегда его ненавидела. Яростное, вечно горящее в ее душе пламя, заставляющее штурмом брать города, очертя голову бросаться в самую гущу боя, поднимать за собой и вести в атаку целые армии, не угасло. Но… что же с ней тогда творилось? Так надежно она не чувствовала себя даже дома, даже в далеком детстве. А ведь сейчас они стояли над пропастью, не зная, что их ожидает завтра, в сокровенном пристанище эльфов.

Знание пришло само. Она нашла свое место тут. Она стала частью этого мира. Приняла его, влилась в него. И это ей нравилось.

Жанна вздохнула, не находя слов, чтобы выразить благодарность. Это Торин помог ей. Он дал почувствовать себя живой. И дал почувствовать — своей. Она не ждала такого от их предводителя и ее короля…

Как все поменялось за время пути! Фили и Кили относились к ней как к сестре, а прочие гномы… Жанна смеялась над шуточками Бофура, подолгу разговаривала с Оином о свойствах редких трав и грибов. Балин присматривал за ней. Даже Двалин! Раньше он, преисполненный свойственного гномам недоверия к чужакам, при виде Жанны криво усмехался. Лишь перед долиной эльфов он перестал коситься на нее, как на досадную помеху.

Она стояла рядом с гномами в бою, несла равную со всеми ношу, делила все тяготы их похода, их стремление и их веру.

«Как будто этот мир стал моим домом. Ведь дом — это не просто четыре стены, — подумала Жанна. — Дом — это место, где тебя ждут. Где ты нужна».

Было еще кое-что странное той ночью. Раньше она не выносила, когда к ней прикасался кто-либо, особенно — мужчина. Но сейчас Жанна вспоминала тепло ладони короля гномов на своем плече с непривычным, незнакомым ранее волнением.

Лучше впредь не допускать подобного.

Она очнулась: все нежится в постели, а ведь ее ждут в трапезной! Разнообразие яств смущало девушку и ей казалось, что гости объедают чересчур учтивых и вежливых хозяев, да и само обилие местного стола, который эльфы накрывали с рассветом и закатом, резко отличалось от привычной скудости.

Жанна спрыгнула с кровати, подосадовав мельком, что ложе слишком уж высокое, и с удовольствием огляделась. Ее комната была отделана светлым деревом, украшенным изящной резьбой. Огромное окно выходило на тихую долину, позволяя увидеть часть ротонды, увитой плющом и колючим кустарником. Жанна, просыпаясь, каждое утро видела из окна часть беседки.

«Было бы лучше сделать его чуть-чуть левее», — размышляла она.

Она быстро оделась в оставленную эльфами одежду и снова порадовалась чудесной обуви — подарку одного из гномов. В первый же вечер Ори, смущаясь и краснея, вытащил из заплечного мешка завернутую в холстину пару. Гномы постарше могли бы залезть туда разве что пальцем. Выделанные из мягкой кожи, изукрашенные вышивкой и бисером, со вставками из металла, сапожки с металлическим носком были лишь чуть великоваты ей. К ним прилагался неширокий с таким же рисунком пояс. На вопрос, для кого такая красота, Ори не ответил, застеснявшись еще больше.

У стены отразило дневной свет овальное зеркало. Видимо, очень старинное, сделанное из неизвестного металла, в тяжелой деревянной раме. Оно мерцало собственным светом и почему-то тревожило девушку — за все дни Жанна так ни разу в него и не заглянула, обходясь, как и во время похода, своим отражением в воде.

Но сейчас Жанна решилась. Она подошла ближе, но не увидела ничего, даже себя. Потом чистое серебро замутилось, подернулось рябью, как вода под дуновением ветра. Чей-то облик словно всплыл на поверхность. Жанна не могла оторвать взгляда от потухших глаз незнакомки, смотревших так, будто света в мире вообще не осталось… Как будто потеряно самое дорогое и жить больше незачем, и осталось лишь живым призраком брести по дороге, покуда она не закончится, а потом брести еще дальше, пока не закончится сама эта, никому ненужная жизнь.

Мир замер. Ее кошмар сбывался наяву. Жанна не в силах была ни пошевелиться, ни отвернуться, ни отвести глаз от своего внезапно постаревшего отражения.

Лик усмехнулся, искривившись, начал отдаляться и таять. Старуха пропала.

Только тогда Жанна смогла перевести дыхание и отвернуться. Что это было? Душа покинула ее? Или она наконец избавилась от прошлой жизни? Или это означает нечто иное? Кто и что хочет сказать ей? От всех этих загадок впору было устать и рассердиться! Жанна, решившись, опять повернулась в зеркалу.

Теперь она видела лишь свое отражение. Ну, почти свое. Серебристый металл преображал черты лица, и дева в зеркале больше походила на пленительную русалку. Изящная линия губ сочеталась с твердым подбородком, широко расставленные глаза переливались яркой лазурью, а ведь были просто серые! Ресницы и брови стали темнее и гуще. Темно-каштановые пряди длиной с ладонь будто развевались от ветра странствий — за несколько недель они отросли больше чем за год.

«Интересно, а нет ли у всеведущих эльфов чепцов?» — подумала Жанна, проведя руками по волосам. Они продолжали топорщиться. И не уложишь никак, разве что снова сбрить наголо.

Ей опять показалось, что за нею наблюдают. Она бегло оглядела комнату — никого.

Жанна заново подивилась искусной работе мастеров: казалось, что покои выточены внутри огромного дерева — так плавно и незаметно пол переходил в стены, а стены — в потолок, так бережно сохранен рисунок прожилок и сучков. Приложив руку к стене, Жанна почувствовала исходящее от резной панели тепло. Удивляясь себе, она погладила стену, как живую. И, забыв об ужине, пошла искать мага.

Гэндальф беседовал с несколькими эльфами. Ниспадающие одежды подчеркивали хрупкость их облика. Все обитатели Последнего Приюта были диво как хороши собой — высокие, ясноглазые, с изящными серебряными венцами на длинных волосах. И все же облик их выдавал присущую этим созданиям отрешенность. Они величавыми кивками приветствовали Жанну и тут же удалились, легко и неслышно, словно растаяли.

Маг выслушал, без улыбки поглядывая на Жанну из-под тяжелых бровей. От ее слов он ссутулился, тяжело опираясь на посох, словно она чем-то огорчила его.

— Странные у тебя видения, — пожевав губами, молвил он. — Наяву и во сне, я так понимаю?

Жанна кивнула, опустив глаза. О своих ночных кошмарах она не рассказывала никому, даже магу, боясь, что если увиденное во сне рассказать во всеуслышание, оно может обрести силу и власть над настоящим.

— Зеркало в твоей комнате самое что ни на есть обычное, только древнее. Но все они обладают магической силой, одни больше, другие — меньше. В зеркалах можно многое увидеть, — вздохнул Гэндальф. — Жаль, что здесь нет леди Галадриэли. Вы бы с ней поладили. Что ж, пока тебе самой придется поразмыслить, что это означает! Могу лишь сказать, что это явно неспроста. А теплое дерево… Когда-то деревья эльфов были живыми, и подчинялись силе их мыслей. Но они заснули давным-давно. Может, ты их разбудила своим присутствием? Но, скорее всего, тебе просто привиделось.