Я согласна

– Итак, что же ты хочешь делать? – спросила она себя, но даже если бы слова ее эхом отозвались в пустой кухне, она признала бы, что не должна делать того, чего ей хочется. Решение должно было быть куда сложнее.

Мысленно она знала, что должна согласиться с Джеймсом. Она шла к этому через годы. У них обоих были широкие разнообразные интересы, их занимало все: от архитектуры до фарфора цвета морской волны. Оба они любили научную фантастику, Агату Кристи, современное искусство и органную музыку в стиле барокко. Точно так же оба они ненавидели вечера с коктейлями, толпы и оперу. Соглашаясь, они были различны во вкусах. Например, Джеймс думал, что Бог создал воскресное время после полудня для футбола, в то время как она чувствовала, что преступно платить компании взрослых людей деньжонки для того, чтобы дать одному возможность лупить другого.

Но, по существу, Мэгги не сомневалась, что сумеет удержать его. Она вспомнила их горячие дискуссии о достоинствах новых спорных художников, на чьи вернисажи они ходили в прошлом месяце. Их споры, начавшие бушевать еще на выставке, придавали пикантность позднему ужину, которым Джеймс угощал ее впоследствии. Но склонить ее к своей точке зрения он не мог. Улыбка пробежала по губам Мэгги, когда она вспомнила, как позднее, через неделю, он взял ее с собой, чтобы показать то, что он считал «настоящим искусством».

Вопрос охватывал эмоциональные проблемы. Насколько она могла удовлетворить его эмоциональные потребности, если была не в состоянии держать себя в руках? Простая истина заключалась в том, что Мэгги не доверяла себе как женщине. Разумом она понимала, что сейчас она стройная и привлекательная, но шрамы прошлого, такие, как избыточный вес, глубоко поселились в ее подсознании, разрушая веру в свою способность нравиться мужчинам. Ее глаза видели в зеркале гибкое тело, но память накладывала на увиденное сброшенные ею фунты.

«Но как избавиться от подсознания?» – отчаивалась Мэгги. Такое продолжалось целый год, когда под тщательно культивированной внешностью она ощущала сексуальное несчастье до сих пор. – «Ты собираешься провести остаток своей жизни, спрятавшись? – вопрошала она себя. – Ты всегда будешь бояться риска спать с мужчиной, которого любишь?» «Но что случится, когда это кончится? – возражал ее разум. Несмотря на все ее грезы, она не сомневалась, что любовная связь кончится. От Джеймса трудно было ждать верности и постоянства.

Он был почти фанатиком идеи сохранения свободы от эмоциональных привязанностей. В ту минуту, когда его подружка становилась хотя бы чуть-чуть собственницей, он прекращал с ней отношения. Два брака Джеймса привели его к решению избегать супружества.

Это было правдой, согласилась она сама с собой, только он никогда не узнает, как сильно она любит его; у нее был большой опыт в сокрытии своих чувств, и она хорошо это делала. За все то время, что она работала у него, Джеймс ни разу не заподозрил, что она испытывала к нему нечто большее, чем теплую дружбу. Она надеялась, что избежать проявления собственных чувств в любовной связи с Джеймсом совсем немногим отличается от той же проблемы в работе.

Ее настроение немного приподнялось при мысли, что она проведет несколько дней в горах. Они не должны будут работать все время. Может быть, удастся попробовать покататься на лыжах. Она мгновенно увидела себя в мечтах, парящей над снегом вместе с восхищенно наблюдающим за ней Джеймсом.

Мэгги поставила свой потертый кожаный чемодан у двери, бросила на него куртку и торопливо прошлась по квартире, проверяя, выключены ли электроприборы и свет. Джеймс обещал быть в семь, а он был предельно пунктуален.

В ответ на ее мысли в дверь позвонили. Мэгги сделала глубокий вздох и задержала выдох на счет «три», прежде чем открыть дверь.

Мужественность Джеймса ошеломила ее настолько, что она даже отступила на шаг, в то время как глаза ее жадно разглядывали его. Темно-коричневая кожаная куртка подчеркивала ширину его плеч и была расстегнута, демонстрируя невероятной белизны свитер. Бежевые плиссовые брюки крепко обтягивали стройные сильные бедра. Глаза Мэгги слегка сузились, и она коснулась кончиком языка щелочки между чуть приоткрытыми губами, а то время как внимание ее сосредоточилось на его плоском животе, остановившись на витой латунной пряжке ремня. Ее глаза начали опускаться опять, прежде чем здравый смысл возобладал, и она снова сосредоточила свое внимание на его обветренном лице. Мысленно Мэгги вздрогнула и сделала запоздалое усилие продемонстрировать теплое дружелюбие.

– Добрый вечер, босс. – Она отступила назад, Джеймс вошел в квартиру, закрывая за собой дверь.

– Добрый вечер, секретарь. – Его сияющие, серые с голубизной, глаза остановились на ее влажных розовых губах. – Добрый вечер, Мэгги, – прошептал он с легкой хрипотцой, когда его пристальный взгляд скользнул ниже и остановился на ее груди, ясно обрисовывающейся под бледно-голубым кашемировым свитером.

Дыхание Мэгги замерло в легких, пока он продолжал внимательно рассматривать ее. Она могла почти физически ощутить теплоту его сияющих глаз, когда, к ее ужасу, тело ее прореагировало возбуждением, а груди, казалось, стали упругими и твердыми.

Она неуверенно сощурилась, когда он чуть ближе подошел к ней, и его бедра слегка задели ее. Он протянул руку к ее щеке, поднимая ее голову так, что она сама ощутила страсть, пылающую в ее глазах.

– Добрый вечер, любимая? – робкая вопросительная интонация вопрошала о ее решении, и она затрепетала, когда пальцы его легко сжались.

Все доводы, согласно которым Мэгги должна была сохранить их отношения строго платоническими, утонули в сиянии его глаз. Она твердо знала, что уготовано им в будущем, и это была та ценность, ради которой можно было рискнуть.

– Добрый вечер, любимый. – Ее шепот утвердил его в принятом решении.

Он потянулся к ее губам, и глаза Мэгги закрылись, когда он прижал ее к себе. Ее тело повторило очертания его крепкой фигуры. Смесь ароматов ласкала ее чувства: резкий запах его кожаной куртки, бодрящая свежесть морозного воздуха, до сих пор исходившая от него, и пряный аромат его крема для бритья.

Мэгги нервно задохнулась, когда ее груди оказались смятыми его крепкой грудной клеткой. Его теплые губы на долю дюйма парили выше ее губ, когда он нежно скользнул кончиком языка над ее затрепетавшими полуоткрытыми губами. У Мэгги помутился разум, и она дала полную волю своим чувствам, сосредоточиваясь на острых ощущениях, которые вызывал его поцелуй. Его дыхание смешалось с ее дыханием, но, к ее разочарованию, он не продолжил ласки. То, чего она позволила, оказалось достаточным для него.

Очень быстро он оборвал поцелуй и, положив руки ей на плечи, поддерживал ее спину, рассматривая ее раскрасневшееся лицо. Очевидно было, что он удовлетворился этим. Оторвав свои губы от ее трепещущего рта, он протянул руку за ее пальто.

– Пора уезжать, Мэгги. – Он помог ей надеть куртку. – Нам надо вылетать чуть больше чем через час.

«А я уже была в воздухе», – печально подумала Мэгги, стараясь освободиться из сладострастного лабиринта, куда она попала в плен. Его поцелуй был откровением. То, что в его ухаживании действительно должно нравиться, было совсем не так, как она представляла себе раньше. Что бы ни случилось, стоит рискнуть, пообещала она себе. Впервые в жизни она обнаружила в себе женщину, чувственную женщину, а не ничтожество, и она намеревалась отдаться страсти. Не склонная разрушать происходящее беспокойством о том, что может произойти, она намеренно прогоняла все мысли о будущем.