Блондинка? Брюнетка? Рыжая!

- Сочувствую тебе, дорогая, - рассмеялась хозяйка дома. - Но стоит ли в таком случае читать эту книгу?

- В сущности, сама книга не плоха. Я надеюсь, жизнь переломает эту высокомерную особу. По-моему, безукоризненность даже книжных героев не красит, они становятся бледными и какими-то неживыми. Я считаю, писать нужно только о порочных или раздираемых сомнениями людях.

- Да, ты циничная девушка, Эрин.

- Вовсе нет. Просто я очень люблю захватывающие сюжеты, и к моим нравственным принципам это не имеет никакого отношения. Но согласись, когда женщина действует исключительно в рамках предписанных норм, она рискует прослыть дурой.

Валентина изумленно посмотрела на Эрин. В этот момент ее маленький сынишка, за мгновение до этого вбежавший в комнату, попросился на руки. Она удовлетворила его просьбу и, нежно обняв малыша, проговорила:

- Уф, тяжелый! Не обессудь, Эрин, но я отказываюсь обсуждать эту скользкую тему.

- Будем оптимистами, - Эрин тряхнула густыми, сияющими на солнце волосами. - Люди меняются. Даже сами того не желая… - Она изогнула бровь, глядя то на Валентину, то на ее сына.

Наблюдая за матерью и ребенком, Эрин испытывала сильнейшее желание поделиться с Валентиной своей радостью, сказать ей, что у нее тоже скоро будет маленький сын или дочь, и ей стоило огромных усилий этого не сделать.

Эрин становилось грустно оттого, что на всем свете нет ни одного человека, которому бы она могла поведать о своей беременности. Она боялась, что такой необдуманный шаг будет стоить ей поражения в ее борьбе за свободу от брачных обязательств перед Франческо.

Эрин понимала, что не может требовать от Валентины держать эту новость в тайне от кузена. Они успели стать подругами, но кровные узы превыше всего, тем более для итальянцев. И с Сэмом Валентина наверняка бы сразу же поделилась. А, как говорится, тайна известная двоим, через какое-то время становится достоянием общественности. И кроме того, Эрин не могла допустить, чтобы посторонние узнали о ее беременности раньше, чем отец ребенка. Учитывая все обстоятельства, она решила молчать.

Согласно первоначальному плану Эрин Фойл, Франческо Романелли следует узнать о предстоящем отцовстве только после того, как будет оформлен развод. Это именно то, к чему она стремилась. Эрин надеялась, что проблем с бумагами не возникнет.

Позиция Франческо для Эрин была совершенно ясна. Она точно знала, как он относится к индивидуумам, которые пренебрегают своими отцовскими обязанностями. В эволюционной шкале Франческо Луиса Романелли такие особи не далеко ушли от беспозвоночных существ.

Франческо открыто сочувствовал матерям-одиночкам, вынужденным ради детей ставить крест на своей молодости и карьере. Узнай он до развода, что Эрин беременна, он предпримет все возможное, чтобы этот развод никогда не состоялся. И она знала наверняка, что не сможет устоять под натиском его обаяния, как уже однажды случилось.

Эрин была решительно настроена развестись. У нее не оставалось другого выбора. Она считала, что, освободившись от своего мужа, она сможет вновь обрести то неуловимое чувство полета, которое сопутствовало ей с самого детства, и ничто не могло изменить ее позицию.

Эрин понимала: они с Франческо невероятно похожи, это проявлялось даже в мелочах. Именно в этой похожести она видела суть их ссор и противоречий.

Внезапно раздался звук удара. Эрин очнулась от размышлений и огляделась по сторонам. Оказалось, малыш Джанни уронил на пол игрушку.

- О чем ты задумалась? - спросила ее Валентина.

- Некоторое время назад я сказала, что люди меняются.

- Да, - подтвердила Валентина.

- Именно об этом я и думала. И честно говоря, я уже не уверена в своей правоте, - произнесла Эрин, поднимая игрушку с пола.

Она допускала, что несправедлива по отношению к Франческо. Девушка открыто признавала: она бывает излишне категорична в своем восприятии жизни и окружающих людей, но она буквально боготворила то ощущение свободы, которое дарило ей одиночество. Эрин представить себе не могла, будто что-то заставит ее пересмотреть сложившиеся за многие годы предпочтения. И она знала: точно так же должен чувствовать себя и ее муж.

Эрин считала Франческо человеком поверхностным, эгоистичным, самовлюбленным, тяжелым в общении, но при этом невероятно красивым, волнующим, чувственным, человеком, которого невозможно игнорировать, к которому невозможно оставаться равнодушным. Впрочем, безоговорочно любить его тоже нельзя.

С самой первой минуты их встречи Франческо Романелли провоцировал Эрин на открытый конфликт. Она понимала: чтобы без потерь общаться с Франческо, нужно быть человеком абсолютно самодостаточным и безразличным к его остротам. Понимала она и другое: ей это вряд ли под силу. Эрин убедилась: примирить их с Франческо невозможно. Она постоянно читала разочарование в его темных глазах…

- Но иногда… - тихо произнесла Валентина, но замолчала, задумавшись.

- Больше тридцати лет моя мама ждала и верила в то, что однажды отец изменится.

Впервые за все время их знакомства Валентина услышала о родителях Эрин. Девушка предпочитала не затрагивать в разговоре сугубо личные темы.

Однажды Валентине довелось встретиться с матерью Эрин. Та, в отличие от дочери, была ужасающе откровенна. Клер Фойл не считала зазорным посвящать всех в интимные детали своей биографии. Она не скрывала того факта, что Джек Фойл имел обыкновение изменять своей жене. Клер знала обо всех его романах, более того, она помнила всех своих соперниц по именам. Мать Эрин рассказывала о них шутливо и непринужденно, но во всех ее иронических повествованиях сквозило столько тоски и обиды, что невольно слушателю становилось не по себе.

Общаясь с Клер, Валентина ощущала постоянную неловкость. Она думала обо всех разочарованиях, унижениях, отчаянии и ярости, которые пришлось пережить этой несчастной женщине. Валентина не понимала, зачем Клер без стеснения выставляет переживания своей молодости на всеобщее обозрение.

- Когда ты поняла, что именно происходит в жизни твоих родителей? - спросила Валентина.

- Дело не в этом. Проблема была совсем в другом, - ответила Эрин. - Когда я стала все понимать, я в первую очередь выяснила, что о происходящем в моей семье знают все окружающие.

Валентина в душе сочувствовала Эрин, но старалась не подавать виду. Она по себе знала, как сложно общаться с Клер Фойл, даже понимая причины ее озлобленности. Также Валентина видела, как отчаянно Эрин борется с укоренившимся в ней презрением к собственной матери, вернее, к ее увлечению душевным мазохизмом.

Эрин испытывала к жертвам почти такую же неприязнь, как и к палачам. Ее сознание отказывалось понимать, как это после стольких лет слез, ругани и проклятий ее мать смогла принять отца обратно. Не понимала она и отца, который, словно запоздалая овца, вернулся в хлев, весь больной и потрепанный жизнью.

Да, Эрин знала, человеческие отношения не поддаются логике, но не до такой же степени!

- Они собираются во Францию. Хотят посетить виноградники и винодельни, - Эрин пожала плечами.

- Моя кузина вышла замуж за винодела из Австралии, - ловко поменяла тему Валентина. - Ты, возможно, уже знаешь об этом.

- Ошибаешься, я не так-то много успела узнать о родне Франческо. Впрочем, о браке своей сестры он, кажется, как-то упоминал, - Эрин покачала головой.

- Да, вы слишком быстро расстались, - согласилась Валентина. - Ваш скорый разрыв удивил нас даже больше, чем неожиданная свадьба. Но скажу тебе по секрету, Эрин, Сэм однажды признался мне, что решил на мне жениться через пять минут после нашего с ним знакомства.

- Хочешь сказать, Франческо, сделавший мне предложение лишь через пять дней, оказался более медлительным, чем твой муж?

Обе женщины громко рассмеялись. Но Эрин смеялась не долго.

- Ты знаешь, развод представляется мне каким-то ночным кошмаром. Как бы мне хотелось, чтобы нам не пришлось привлекать всех этих адвокатов… Имущественный вопрос меня совершенно не интересует. Я лишь прошу: пусть все это наконец останется в прошлом… - призналась она. - Моя мама говорит, что Франческо ей никогда не нравился.