Сюрприз для мужа

— Да.

— Ну, расскажи мне. Какие-нибудь эпизоды, что-нибудь. Помоги мне, Джеллис! Каким я был? Что делал? Как себя вел? Я смотрю на тебя и не могу поверить, что мог забыть тебя. — И словно в трансе Себастьен протянул руку и нежно коснулся пальцами ее щеки, заглянул ей в глаза. Она напряглась, стараясь заставить себя ничего не чувствовать. — Ты необыкновенно красива, и я очень хочу поцеловать тебя. Можно? — хрипло спросил он.

Внезапно сердце Джеллис встрепенулось, ею овладели страх и паника. Ей вдруг стало трудно дышать, и она прошептала в безумной тоске:

— О Себастьен…

— Это «да» или «нет»? — пряча улыбку, спросил он. Он не сводил с нее пристального гипнотического взгляда, затем провел рукой по ее косе… — Ты дрожишь…

— Прошу тебя, не надо, — прошептала она.

— Красивые волосы, — продолжал он, словно не слыша ее слов. — Мне хочется обвить их вокруг твоей длинной шеи, прижать тебя к себе…

— Нет! — Она вырвалась на свободу, но он успел поцеловать ее. Не яростно и не грубо, но как человек, который истомился по ласке. Из его груди вдруг вырвался странный гортанный всхлип, и он принялся обследовать ее рот, наслаждаясь его сладостью. Она ничего не могла поделать, только покорно стояла перед ним. Сердце ее неистово билось, в горле пересохло, а его теплый поцелуй пробудил у нее знакомый трепет, эту нарастающую боль, из-за которой все ее тело вдруг обмякло, а колени стали подгибаться.

Она закрыла глаза, отчаянно пытаясь не отвечать на его ласку, но почувствовала, что мысли ее замедляют свой бег, а тело начинает плавиться…

— Нет! — Вырвавшись из его объятий, она быстро повернулась к нему спиной. — Ты не должен, — в смятении произнесла она. Однако было уже слишком поздно. Он уже сделал свое дело.

— Прости меня, но… Это было так же, Джеллис? Между нами? Такой же магнетизм?

— Да, — с болью призналась она и обвила себя обеими руками, пытаясь согреться.

— Тогда поговори со мной. Расскажи, как все было. Пожалуйста.

Расстроенная, смущенная, испуганная былыми чувствами, которые, как ей казалось, она сумела забыть, Джеллис хрипло пробормотала.

— Мы не любили надолго расставаться. Если ты соскучился по мне…

— А ты разве не скучала по мне?

— Скучала, — призналась Джеллис. — Я всегда по тебе скучала. И до сих пор скучаю.

— А если бы я не утратил память? Не оставил бы тебя? Что бы мы сейчас делали? Занимались бы любовью?

— Да, — выдавила из себя она. Все тело у нее заболело от внезапно нахлынувшего желания. «Воспоминания…» — Ты подхватил бы меня на руки, когда мы вошли через парадную дверь, принес бы меня сюда…

— И занялся бы с тобой любовью?

— Да.

— А я был хорошим любовником, Джеллис?

— Да. — В глазах у нее все расплывалось из-за слез, она торопливо перевела дух. — О, Себастьен, ты был такой нежный, забавный…

— Забавный? О Боже, не представляю себя забавным, даже если бы ты дала мне руководство по этому искусству. Продолжай, расскажи мне, как все было. Сделай так, чтобы я представил все. Поставь сцену. Сделай вид, что это игра. Ты уезжала за покупками, теперь вернулась, я здесь — и что дальше? Что бы я сказал? Сделал? Помоги мне, Джеллис!

Она на миг закрыла глаза, потом глубоко вздохнула.

— Ты бы улыбнулся… О, Себастьен, у тебя была такая озорная улыбка!

— Правда? — угрюмо спросил он. — Да.

— А дальше что?

— О, ты бы взял у меня покупки, рассовал бы их куда-то, а потом… — Она снова глубоко, болезненно вздохнула и хриплым голосом продолжила: — Ты бы взял меня на руки. Твои глаза зажглись бы смехом, а потом ты поцеловал бы меня так, словно мы не виделись несколько недель, и…

— Как? — перебил он. — Нежно? Страстно? Как?

— Разве это имеет значение?

— Да! Так как же?

Она отвернулась от него и печально прошептала:

— Ты начинал с уголка моего рта и все время шептал… — «Шептал и подгонял меня, и этот его голос и дьявольский смех в глазах… И всегда по-французски, всегда, занимаясь со мной любовью, он произносил какие-то французские слова». Глаза у нее снова наполнились слезами, и она прошептала в тоске: — О, Себастьен, я не могу!

Он нежно взял ее и повернул за плечи к себе.

— Нет, можешь. Пожалуйста. Я понимаю, что делаю тебе больно… Господи, Джеллис, каким же я был ублюдком, раз заставил тебя так страдать!

— Не знаю! — закричала она. — Это-то меня больше всего и терзает! Я ничего не знала! Я думала, я считала, что ты не такой как другие, и все время… — Она крепко сомкнула веки и глубоко вздохнула. — Прости меня. Но мне так тяжело.

— Да, — бесстрастно согласился он. — Ты думала, я вел двойную жизнь? Притворялся, что любил тебя?

— Да, — с болью призналась она.

— Но почему?

— Не знаю. Я не понимаю, как вообще можно так поступать. Возможно, ты и любил меня, — тихо добавила она. — А потом, может, тебе стало не по себе, ты почувствовал себя в ловушке. Я не знаю, Себастьен, все же какими бы ни были причины, но написать мне всего лишь записку… Так мог поступить только трус.

— Ты права, — мрачно согласился он.

— И в то же время я не сказала бы, что ты был трусом.

— Значит, и у тебя в голове мысли ходят по кругу и ответа нет. Как и у меня.

— Да, — ответила она и попыталась улыбнуться.

— Не думаю, что ты права, улыбаясь мне, — иронически упрекнул он ее. — Ведь я последние четыре месяца соблюдал воздержание. Хотя сомневаюсь, что по своей природе склонен к этому.

— Да уж, — покраснев, заметила она.

— Продолжай. Так что я там нашептывал?

— Разные предложения.

— Предложения? Какие предложения?

— Эротические, — пробормотала она, смущенно пожав плечами.

— Эротические?

— Да.

Вдруг в глазах у него вспыхнули веселые огоньки, и он спросил:

— Ну, а потом что?

— Перестань! — закричала она. — Сейчас же перестань! Разве ты не видишь, что я пытаюсь возненавидеть тебя?

— Вижу, — хмуро согласился он. — Это я вижу. И вижу истерзанную женщину, такую же истерзанную, как мой разум, и мне невыносима мысль, что я могу не вспомнить прошлое. Что до конца моих дней я буду блуждать в этой призрачной стране.

— Понимаю, — беспомощно кивнула она. И улыбнулась робко, почти как Себастьен.

— Наверное, тебе не следовало говорить об этих эротических предложениях. Теперь у меня возникло отчаянное желание нашептать их тебе на ухо.

Он всматривался в ее лицо, в ее глаза и постепенно мрачнел.

— Я совершенно тебя не помню, и все же что-то притягивает меня к тебе. Ощущение тепла, мира, потребности… и возбуждения, — тихо добавил он. — Пока мы долго-долго ехали сюда, я рассматривал пейзаж, но он для меня ничего не значил, и я лишь ощущал твою близость, легкий аромат твоих духов, твое тепло. Мне хотелось, чтобы ты остановила машину, повернулась и дотронулась до меня. Неподобающие желания, да?

Она не ответила, не могла ответить, потому что сама испытывала подобное возбуждение. Она желала его. И хотела, чтобы кончился наконец этот кошмар.

— Ты ведь чувствуешь то же, что и я?

— Да, — откровенно призналась она. — Но ведь этого не может быть, разве не так?

— Почему?

— Не может.

— Но почему же?

— Потому… — Всматриваясь в дорогое для нее лицо, которое сейчас было не жестоким, а просто печальным, она продолжила: — Потому что я не хочу снова пройти через все это. Предположим, что мы начали все сначала. Предположим, у нас все будет так же хорошо, как было. И представим себе, что к тебе вернулась память. И что тогда, Себастьен?

Он мрачно улыбнулся.

— Тогда я узнаю, почему ушел от тебя. И, может, снова уйду.

— Да, но я не переживу это еще раз.

— Не сможешь? — Глядя на нее, испытывая массу противоречивых чувств, он тихо сказал: — Ты по-прежнему любишь меня, да?

Она вымученно улыбнулась и кивнула головой.

— Скажи мне, как перестать любить тебя, Себастьен. Научи, как. — Глаза ее скрывались за длинными ресницами. Она отвернулась. — Я разолью кофе по чашкам. — «Но если Натали здесь ни при чем… Нет, — решительно отбросила она эту мысль, — я и в самом деле не смогу все это пережить еще раз. И неважно, что сейчас больно и еще сердце разбито. Мне надо думать о ребенке. И я должна быть сильной».