Уйди из моей жизни

— Ты слышал, что я сказал?

Байрон очнулся от своих грез.

— Что, прости?

— Брюс на проводе, — повторил Род. — Появилось что-то срочное, он не может решить это сам. — И Род, низенький крепыш с бьющей через край энергией, устремил на Байрона испытующий взгляд своих бледно-голубых глаз.

— Черт! — смачно выругался Байрон. — Он решительно прогнал мысли о Даниэлле из головы. — Я хочу знать, отчего появились эти трещины. Я хочу, чтобы вы вводили меня постепенно в курс дела. Сюда вошли мои оригинальные разработки, и я хочу знать, точно ли они выполнялись. Кроме того, были ли использованы другие материалы вместо тех, на которых настаивал я. Я хочу знать, на правильной ли глубине был заложен фундамент. По-моему, причина создавшегося положения — в осадке фундамента. Черт бы побрал прошлогоднее засушливое лето! — Он ударил кулаком по столу. — Я разрабатывал проект, учитывая подобные ситуации. Этого никогда не должно было случиться.

Совещание продолжалось все утро. В тот момент, когда Байрон покинул офис «ДБС», его мысли опять вернулись к Даниэлле. Интересно, что когда- то она здесь работала, думал Байрон, останавливаясь, чтобы еще раз оглянуться на здание из красного кирпича с красивой золотой вывеской. Самое смешное, что оно и сейчас принадлежит Даниэлле.

Он бывал здесь несколько раз — тогда проект находился на ранних стадиях разработки — и даже познакомился с ее мужем. Он показался Байрону скрытным и сдержанным: такой не будет держать у себя на рабочем столе фотографию жены или рассказывать о том, что делал накануне вечером.

Он не очень понравился Байрону, который прозвал его про себя «холодной рыбой». Такое прозвище у него получали все люди, которые жили только ради работы и для которых все окружающие являлись только винтиками в хорошо налаженном механизме. Очевидно, Даниэлла нашла в нем совершенно противоположные качества, иначе бы она никогда не стала его женой. Даниэлла чувственная и волнующая женщина и никогда бы не вышла замуж за человека, который не соответствовал ее требованиям.

У нее не было детей от Джона, что чрезвычайно обрадовало Байрона — ведь он хотел, чтобы она рожала его детей!

И еще он хотел, чтобы у них было много детей.

Он вспомнил ее нежное, прелестное тело и представил, как ласкает его. Эти мысли так сильно взволновали Байрона, что он уже не мог дождаться вечера. С тех пор как она ушла от него, он провел так много мучительных ночей, что теперь ночи для него стали бесконечной пыткой. И поэтому он хотел, чтобы она снова вернулась в его жизнь. Снова и навсегда.

Было только половина седьмого, когда Байрон позвонил в ее дверь. Еще совсем недавно он сидел в своем гостиничном номере и смотрел на часы, как вдруг его пронзила страшная мысль о том, что она может просто уйти из дома. Если он еще раз это допустит, то может потерять ее. Навсегда! И подгоняемый этой мыслью, он побежал к своей машине.

Господи, как она была прекрасна! Ее щеки раскраснелись, а влажные кудри, облепившие лицо и рассыпавшиеся по плечам, казались почти каштановыми. Одета она была в халат из голубого шелка, который по цвету точно сочетался с ее глазами. Его затрясло от волнения, когда он представил себе то, что скрывал этот халатик.

— Байрон! — Она была поражена, снова увидев его.

— Я подумал — мы могли бы что-нибудь с этим придумать. — И он протянул ей вино и корзиночку спелых ягод, держа при этом пальцы другой руки скрещенными на счастье — вдруг у нее иные планы?

Она нахмурилась и резко спросила:

— Разве я не ясно выразилась, когда сказала, что не хочу иметь с тобой ничего общего?

Он скрыл свое разочарование и произнес:

— Да, но мне даже не с кем выпить шампанского. — И с мольбой в голосе продолжал: — Ты себе представляешь, каково это — сидеть в гостинице ночь за ночью в полном одиночестве?

После этих слов она не выдержала… и невольно улыбнулась. А он? Он понял, что победил.

— Входи, но особой надежды ни на что не питай, — предупредила она, следуя за ним. — И по правде говоря, пить шампанское на пустой желудок не совсем безопасно.

— Но ведь это легко исправить, — сказал Байрон. — Я тоже еще не ужинал, поэтому мы могли бы поужинать вместе. Я помогу тебе приготовить.

— Но я ужасно выгляжу! — воскликнула Даниэлла. — Я ведь только что из душа.

— Ты прекрасно выглядишь. — Он и не заметил, каким охрипшим голосом произнес эту фразу. — Можно поставить шампанское в холодильник?

— Конечно. А я тем временем поднимусь наверх и переоденусь.

Он не хотел, чтобы она это делала. Байрону хотелось, чтобы она оставалась в том, в чем была.

— Элли, оставайся так. — Эта мольба сорвалась с его губ раньше, чем он мог ее остановить.

Находясь уже у самой лестницы, она обернулась. Ее голубые глаза смотрели настороженно.

— Ты выглядишь сейчас так же, как тогда — в тот день, когда мы впервые встретились, — сказал Байрон. — Очень невинно и прекрасно.

— Ты хочешь сказать, что эти десять лет совсем меня не изменили? — спросила она с нервным смешком.

— Для меня — нет. Ты все та же Элли, все та же моя Элли!

Он услышал, как она горько вскрикнула, взбегая вверх по лестнице, и напомнил себе, что должен быть более сдержанным и заботливым по отношению к ней. Завоевать ее любовь во второй раз будет очень непросто.

Поставив шампанское в холодильник, он вернулся и сел на стул лицом к лестнице. Через пять минут Даниэлла спустилась вниз. Теперь на ней вместо халата были просторные шелковые брюки цвета корицы и кремовая блузка с короткими рукавами, застегнутая на все пуговицы снизу доверху. Ему хотелось зарыдать: все выглядело так, словно она нарочно закрывалась от него.

Часом позже они уже сидели на террасе и ужинали. На ужин у них был цыпленок с пряностями, салат и французский хлеб с корочкой. В ведерке со льдом охлаждалось шампанское, а в белой вазе из китайского фарфора лежала манящая своей спелостью и ароматом клубника.

— Пир, достойный самого короля, — заметил он. За те минуты, что они провели бок о бок на кухне, готовя ужин, Даниэлла смягчилась. Байрон хотел сказать, что все это сейчас похоже на старые времена, но не отважился. Он хотел ей сказать еще о многом, но боялся испортить установившиеся взаимоотношения.

Когда они закончили ужинать, он поставил на стол вазу с клубникой, наполнил пенящимся шампанским хрустальные бокалы и приступил к воплощению своих фантазий.

Сначала Даниэлла смеялась и увертывалась, когда Байрон пытался накормить ее клубникой, но потом все-таки сдалась: ухватила белыми зубами одну ягодку и откусила половинку. По ее губам побежал ягодный сок, и Байрон в восхищении наблюдал, как она слизывает его с губ кончиком маленького розового языка.

Если бы она позволила, Байрон мог бы сделать это за нее. К тому же он безумно хотел поцеловать ее, и понадобилось все его самообладание, чтобы заставить себя усидеть на месте. Продолжая эту клубничную игру, он чувствовал, как усиливается его желание, как все больше обостряются его чувства. В конце концов Байрон не выдержал, вскочил со стула и отправился бродить по саду.

Воздух был напоен сладким запахом жимолости, жужжали пчелы, в небе одинокий самолет оставлял за собой длинную белую полосу. Наверно, я смог бы совершить такой полет, чтобы написать в небе: «ЭЛЛИ, Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ!» — промелькнуло у него в голове. Солнце медленно плыло за горизонт. Он был счастлив, когда Даниэлла с бокалом шампанского в руке присоединилась к нему.

— Я люблю это время суток. А ты? — охрипшим от волнения голосом спросила она.

— И у меня оно самое любимое, — согласился с ней Байрон.

— У тебя в Лондоне есть сад?

— На крыше, — кивнул он. — И все там растет в ящиках и горшках.

— Как интересно! — Глаза у Даниэллы загорелись. — Кто ухаживает за ними, когда ты в отъезде?

— Соседи, Сэм.

Она охотно делала это, так как была немного влюблена в него, хотя он всегда спокойно относился к ее чувствам. Байрон ясно дал ей понять, что ничего, кроме дружбы, не желает.