Чудес не бывает!

— Тогда, — говорил он, — и вода прохладнее, и пляж не усыпан обнаженными, загорелыми солнечными маньяками.

Он утверждал, что лежание на песке под палящими лучами солнца притупляет разум и чувства — типичное для него самоуверенное заявление.

Поэтому Мэнди купалась одна. У нее было слишком мало времени, чтобы часами лежать под солнцем. Она быстро поняла, что скучает по Рамону. Его милое, ненавязчивое внимание делало их утренние встречи на пляже очень приятными. Правда, он не проявил обычной скромности в выражении чувств в ночь перед отъездом, но теперь, когда она вспоминает его пылкость, ее охватывает волнение. Сын шейха… таинственная фигура, выходящая далеко за пределы ее ограниченного мира…

Однажды, после возвращения с пляжа, она обнаружила, что ее ожидает букет цветов, и именно Стивен известил ее о том, что их прислали для нее. Он сидел на террасе, лениво потягивая аперитив, наблюдая, как она идет к дому по тропинке между кустами роз в коротком пляжном халатике.

— В кабинете вас ждет сюрприз, — сообщил он и, поднявшись из удобного шезлонга, последовал за ней.

Завернутый в целлофан букет лежал на ее столе и состоял из красных роз и синих дельфиниумов.

— От возлюбленного, — сказал Стивен. — Карточка выпала, когда я взял букет у посыльного.

Карточка одного из первоклассных магазинов, торгующих цветами, была богато разукрашена. Но на ней были написаны слова, от которых к щекам Мэнди прихлынула кровь: «Моему неуловимому светлячку от обожающего Рамона».

— Прошу прощения, — пробормотал Стивен, очевидно из-за того, что она покраснела, — но я не мог не прочитать послание, когда поднимал карточку. — Потом неожиданно воскликнул, внезапно переходя на «ты»: — Послушай, Мэнди! Ты же не поддашься подобным… сантиментам?

За кого он ее принимает? Разумеется, нет! — хотелось ей крикнуть. Но почему-то она не могла предать Рамона, подвергнув его сентиментальный детский взрыв чувств дешевому осмеянию. Поэтому она холодно заметила:

— Слова, не предназначенные для посторонних глаз, похоже, очень тебя развеселили. Было бы мило с твоей стороны держать свои комментарии за зубами.

— Мне очень жаль, Мэнди, — у него хватило такта слегка сконфузиться. — Я знаю, что это не мое дело, но считаю своим долгом предупредить, чтобы ты не слишком увлекалась Рамоном аль Хассаном.

— Только потому, что он не англичанин? — негодующе вскричала она.

— Все совсем не так просто… Ты не знаешь здешних обычаев. Что ты можешь сказать о его личной жизни? Поверь, она не исчерпывается пребыванием в Сорбонне, Париже и участием в вечеринках, на которых присутствует только высшее общество. Он наследник шейха… А это означает такую жизнь и такие обязанности, о которых ты даже не имеешь представления. Поэтому… — его ярко-голубые глаза стали серьезными, — не позволяй ему увлечь тебя и заставить потерять самообладание.

— Большое спасибо, — огрызнулась Мэнди. — Но когда понадобится совет по поводу моей личной жизни, я скажу тебе. — Это был ответ школьницы, за который ей сразу стало стыдно.

Пожав плечами, Стивен открыл дверь на террасу.

— Ну, тогда я умываю руки. Только не говори потом, что я тебя не предупреждал.

Оставшись одна, Мэнди взяла со стола цветы, едва замечая их красоту. В душе у нее была только злость, которую вызвал Стивен. Она прикусила губу, ей очень хотелось плакать.

3

Профессор Крофтвелл с некоторой долей неудовольствия осознавал, что в воскресенье Мэнди необходим выходной день. Но их пребывание в Тунисе было ограниченным, а оставалось еще столько нереализованных планов. Поэтому в ближайшее воскресенье он предложил отправиться на холмы, окаймлявшие береговую линию, в местечко, где имелись доказательства того, что когда-то тут жили карфагеняне.

— Это всего несколько довольно далеко разбросанных друг от друга фундаментов, — немного виновато уговаривал профессор. — Но если покопаться вокруг, кто знает, что там можно найти. Скорее всего, это какие-то хозяйственные мелочи, вроде сломанных гребней или керамики.

Стивен мужественно заявил, что готов принять участие в экспедиции. Джамиля отправилась на кухню, чтобы приготовить корзину с завтраком. Мэнди, предвкушавшая ленивое безделье на пляже, обнаружила, что тоже включена в эти грандиозные планы.

В последние дни она держалась со Стивеном с холодной отчужденностью, хотя редко встречалась с ним, поскольку большую часть дня он работал в своей комнате, а по вечерам исчезал из дома, чтобы встретиться со своими многочисленными друзьями. Мэнди была убеждена, что среди них не последнее место занимала Рената.

Когда они выехали на дорогу и отправились на холмы, Стивен сам заговорил о своей подруге, напомнив, что вечером она ждет их в гости.

Сидя рядом с ним на широком переднем сиденье, которое вместило всех троих, Мэнди обнаружила, что чувство обиды, которое не покидало ее несколько дней, почему-то испарилось.

В конце концов, он же не собирался читать эту дурацкую карточку, а сделав это, удержался от насмешек, если не считать его замечания о «сантиментах». Мэнди поняла, что его забота, хоть и ненужная, была вполне искренней. Может быть, он и считал ее дурой, не способной позаботиться о себе, но с этим следовало, наверное, смириться.

Мужчины вроде Стивена считали, что девушки — наивные, беспомощные создания, нуждающиеся в защите. Средневековая точка зрения, совершенно устаревшая в наши дни!

Когда они въехали на холмы, солнце было уже высоко. По голубому небу плыли белые облака, дул восхитительный бриз. Профессор, щелкая фотоаппаратом, орлиным взором выхватывал достопримечательности — разрушенные колонны храма, груду выжженных солнцем камней, которые когда-то могли быть стенами римского дома. Теперь все это утопало в зарослях ежевики.

День был в разгаре. Они прошли между холмами в густую оливковую рощу, где воздух был напоен ароматами жасмина и цветущих апельсиновых деревьев, позавтракали на залитом солнцем холме в тени разрушенных стен. Далеко внизу сверкало синее море. Стивен показал девушке бухту, из которой отплыл вероломный возлюбленный Дидоны.

— Узнав, что он оставил ее, она собрала все его подарки и сожгла их на костре, а потом ударила себя ножом.

Раскинувшись на теплой от солнца траве, он приподнялся на локте и взглянул на Мэнди, пытаясь понять, какое впечатление на нее произвела эта трагическая история.

Но профессор нарушил очарование легенды, заявив, что вся эта история недостоверна и выдумана поэтом Вергилием.

— Более вероятно, что Дидона, жаждавшая власти, совершила самоубийство по политическим мотивам.

— До чего доводит эмансипация! — сказал Стивен. — Несчастные женщины! Если их не убивает любовь, это делает политика.

— Ну, я не собираюсь умирать ни за то, ни за другое, — провозгласила Мэнди. — Зато я хочу подняться на холм и нарвать этих изумительных цветов, похожих на лилии. Интересно, как они называются?

— Асфодель, — сказал профессор.

Мэнди повернулась к нему с широко открытыми глазами.

— Вот уж не думала, что асфодель существует на самом деле. Я считала, что эти вечные цветы — миф. Они, кажется, растут только на полях Элизиума?

— Это и есть поля Элизиума, — сказал Стивен, взяв Мэнди за руку и помогая ей встать. — Какой еще момент нам нужен? — Он выразительно взмахнул рукой. — Холмы, море, божественная красота, древние руины, тени влюбленных… и вечный цветок, ожидающий, когда мы сорвем его.

— Если его раньше не съедят овцы, — прозаически заметила Мэнди.

— Ты не слишком благосклонно относишься к моему поэтическому настроению.

Мэнди засмеялась:

— Поэзия, как мне кажется, не твой конек.

— Ты уверена? — Он все еще держал ее за руку. — Пойдем сорвем эти асфодели.

Вернувшись на виллу, они решили использовать еду, которую Джамиля приготовила для ланча. Холодное мясо, салаты, фрукты и сыр. Мэнди быстро накормила мужчин. Потом она приготовила кофе, и Стивен вынес тяжелый серебряный поднос с чашками на террасу.