Чудес не бывает!

Мэнди подошла к окну и остановилась, глядя на залитый светом ламп внутренний дворик. Позади нее шум голосов то усиливался, то затихал, как прибой на каменистом пляже. Если бы здесь оказался Рамон… или кто-то еще, с кем можно было бы беззаботно поболтать! Все друзья Ренаты были среднего возраста и казались такими умными — они совершенно не интересовались маленькой Мэнди, ведь она не была знаменита. Хотя Стивен тоже не был мировой знаменитостью, все же он ученый, преподаватель и личный друг Ренаты. Насчет этого не могло быть никаких сомнений: весь вечер он так и провел на подлокотнике ее «трона».

Чувствуя себя слегка заброшенной, Мэнди грустно смотрела на молодую луну, висящую в ясном небе над крышами города. Банкет во дворце шейха, подумала она, и пульс ее участился. Она обязательно должна купить новое вечернее платье… что-нибудь красивое и эффектное. Будет ли Рамон гордиться ею? От этих мыслей ее щеки чуть порозовели, а глаза заблестели.

Внезапно рядом с ней возник человек в струящихся белых одеждах, внимательно смотрящий на нее проницательными темными глазами. Он немного помолчал, но его улыбка наполнила ее душу странным умиротворением. Его тонкие смуглые руки были сложены ладонью к ладони, как у священника, выполняющего обряд.

Это марабут, поняла она, святой человек, Сиди бен Ахмад, который жил в маленьком доме на окраине города.

— Вы одна, — у него оказался глубокий, проникновенный голос. — А вы так молоды… так молоды! — относилась ли нотка сожаления в его голосе к ее юности или одиночеству?

— Разве плохо быть молодой?

— Для вечности не существует возраста, — загадочно ответил он. — Как не существует одиночества в безграничной любви. «Посмотрите, как оживленно бьется пульс Аллаха во всем его мире», — процитировал он. — Это строка из стихотворения вашего поэта Теннисона.

Мэнди не показалось странным, что без всяких предварительных вступлений они смогли погрузиться в эту глубокомысленную беседу.

— Не знаю, читает ли кто-нибудь Теннисона в наши дни, — ответила она.

— Он написал не много поэм, подобных той, которую я только что процитировал: «Мечта Акбара», — заметил марабут. — Но право на истину — не монополия Теннисона. К любому из нас приходит свет, если у нас есть глаза, чтобы увидеть его. Свет, освещающий каждого человека, приходящего в мир, — мягко закончил он. — Он и привел меня на этот вечер. Когда я сидел в своей хижине на холме, даже не помышляя о том, чтобы выйти в свет, я неожиданно понял, что должен сегодня прийти в дом Ренаты. Я словно услышал голос! Побуждение изменить свои планы было слишком сильным. И войдя в эту комнату, я понял, что привело меня сюда, потому что сразу увидел вас… Хочу предупредить — будьте настороже!

— Я не понимаю, — пролепетала она. — Вы ничего обо мне не знаете. Кто вы? Почему вы беспокоитесь?

Тонкое лицо цвета пергамента вдруг стало очень печальным.

— Перед вами опасная и трудная тропа, дитя мое. Идите по ней осторожно. Да защитит вас Аллах! — Он поднял руку, словно благословляя Мэнди, и исчез так же внезапно и бесшумно, как появился.

Подходил ли он к ней на самом деле? Или она просто вообразила себе эту встречу? Ну конечно же нет, уверяла она себя. Просто эта затененная комната с висячими мавританскими лампами придала его появлению и исчезновению такой эффект. Как понять эти странные слова? Что он подразумевал под «опасной тропой»? Что за неясные предсказания? И все-таки этот человек внушил ей чувство умиротворенности и покоя, несмотря на свое тревожное предостережение. С этой минуты она больше не чувствовала себя одинокой и заброшенной. «В безграничной любви не существует одиночества» — странные слова, которые могут означать все, что угодно. Но именно они изменили ее настроение.

Было уже далеко за полночь, когда они отправились домой. Тонкая молодая луна исчезла, и небо было бледным от света звезд. Стиснутая на переднем сиденье, Мэнди с непонятным волнением ощущала рядом с собой тепло тела Стивена. Как хорошо было бы опустить усталую голову на его крепкое плечо. Это был долгий и утомительный день: утром — поездка на холмы, потом вечер у Ренаты. В углу сонно кивал головой профессор.

— Ну, что ты об этом думаешь? — негромко спросил Стивен, как будто продолжая прерванный разговор. — Ты довольна идеей Ренаты взять нас всех в пустыню?

— Разве для тебя имеет значение, довольна я или нет? — ответила Мэнди, не поворачиваясь.

Он бросил на нее сердитый взгляд.

— Что еще ждать от неблагодарных маленьких девочек!

— Я вовсе не неблагодарная. Такая поездка может быть очень занимательной, но ты принял приглашение Ренаты, не спросив меня. Уверена, что это сделано из самых лучших побуждений… ты, видимо, пытаешься сыграть роль Купидона, не так ли?

— Меньше всего я подхожу на эту роль.

— А почему же ты был так озабочен тем, чтобы я тоже отправилась в эту поездку?

— Увидишь, когда попадешь туда, — загадочно ответил он.

Конечно, это не было ответом на ее вопрос, но не последовало и ожидаемых намеков на ее отношения с Рамоном.

— Разве тебе не хочется узнать и увидеть что-то новое, познакомиться с интересными людьми?

— Ты думаешь, что я нуждаюсь в новых знакомых?

— Кое в чем ты точно нуждаешься. Знаешь в чем? В защите.

Мэнди невольно вздрогнула. Словно из тумана в ее сознании всплыли слова марабута: «Иди осторожно…»

Почувствовав неприятный укол в сердце, Мэнди сказала:

— Почему ты считаешь своим долгом вмешиваться во все мои дела… мне это кажется дерзостью. — Она надеялась, что последнее слово разозлит его.

Но он только улыбнулся:

— Ты меня совсем не понимаешь, Мэнди. Ты так молода, так ранима. — Неожиданно он положил руку на ее колено.

Желание прислониться к его плечу стало почти непреодолимым. Что за безумие, подумала она растерянно. Что случилось с ней сегодня вечером — ее настроение поворачивается, словно флюгер на ветру. Стивен надоедлив, самонадеян, снисходителен… — самое неприятное сочетание человеческих качеств. Но она таяла от прикосновения его руки.

— Ты уже второй за сегодняшний вечер, кто сожалеет о моей молодости, — засмеялась она.

— И кто же был первым?

— Марабут. — Она хотела рассказать ему о странной беседе, но замялась, не найдя слов. Словно должна была хранить секрет, касающийся только ее и странного маленького человечка. — Расскажи мне о марабутах, — попросила она. — Почему к ним неодобрительно относятся в Тунисе?

— Их не любят только дураки, да рьяные мусульмане. Эти люди не вписываются в обычную систему вещей. Они поддерживают суеверия, потому что обладают таинственными способностями, которые не так-то просто объяснить.

— Внутренний взгляд?

— Точно. Или экстрасенсорное восприятие, как это называется в ученых кругах, начинающих серьезно рассматривать этот феномен. Так что же тебе сказал марабут… относительно молодости и всего прочего?

— Ничего особенного. — Мэнди опустила ресницы. — Я не хочу сейчас говорить об этом. Не приставай, ладно?

Автомобиль въехал в ворота виллы Ла Люсьоль. Вечер закончился.

4

Профессор обычно не проявлял интереса к тому, как Мэнди проводит свое время. Ей можно было сбегать на пляж, чтобы искупаться перед ланчем, или отдохнуть на террасе. Но когда он работал, а это занимало большую часть дня, то любил, чтобы Мэнди была под рукой, если вдруг требовалось продиктовать что-либо или отыскать необходимые сведения в справочнике. Ему даже в голову не приходило, что человеку для отдыха нужны не какие-то выкроенные у работы полчаса, а целый выходной день. Сама же Мэнди стеснялась заводить об этом разговор.

В целом отношения между ней и ее работодателем были совсем не официальными и довольно приятными. Она почти не чувствовала себя ущемленной, но только почти. Теперь же она твердо решила, что ей необходим выходной для поездки в Тунис за вечерним платьем.

Мэнди начала об этом разговор в послеобеденное время, в понедельник, после воскресного визита к Ренате.