А я выросла! (СИ)

Сложив письма обратно в стол, я медленно поднялась и отправилась на кухню. Мы же так нормально и не позавтракали, а у Ромки наверняка целый холодильник всякой вкуснятины. По дороге, я включила по телевизору музыкальный канал и, пританцовывая под ритмичную песню Стрелок, отправилась разорять холодильник. Я себя почувствовала своей мамой. Она обожает эту группу и постоянно под нос напевает их песни. Ну, и ладно. Все равно никто не видит.

Сколько вкусненького! Я вытащила из ящика морковку и, ополоснув, стала её хрумкать, и искать полку с чаем и кофе. Я бы стащила что повкусней: колбаску, эклеры, котлетку, но у меня разгрузочная неделя. Нельзя, а то опять жопа шире дверного прохода станет. Когда чайник был включен, я уже дожевала морковь и во всю выплясывала на кухне. А что? Надо как-то себе настроение поднимать, а танцы – это лучший антидепрессант.

- Какая красота, - раздалось позади и я, взвизгнув, нечаянно снесла стопку тарелок на пол. И зачем я их вытащила? А, ну да, чай стоял прямо за ними.

Закрыв лицо руками, я уставилась на Ромку, который еле сдерживая порыв смеха, разглядывал покрасневшую от стыда меня. Вот уж не ожидала, что он так быстро вернется. Я уж думала, его сейчас как на пятнадцать суток…

- Ты что тут делаешь? – выдала я.

- Вообще, живу я здесь, - принялся собирать осколки Рома.

- Э, ну я думала, ты там надолго…

- Я начальника знаю хорошо, меня там долго никогда не держат, - подмигнул мне он и, поднявшись, выбросил осколки в урну. – Иди сюда, ноги обрежешь.

Я, перепрыгнув место происшествия, встала за спиной Ромки, который тщательно подметал веником остатки посуды. Тяжело вздохнув, я села на стул, поджала по себя ноги и просто уставилась в пол. Странно так, Ромка ничего не сказал на счет того, что он кричал и сейчас он делал вид, что вообще ничего не произошло. Обидно даже.

- Ну, что сидишь, как бедный родственник?

- А я и есть бедный родственник, - положила я голову на колени.

А что? До шестнадцати лет я с ним в одном доме жила, а сейчас меня обокрали, и у меня ни копейки нет. Вот и выходит, что я бедный родственник, внезапно свалившийся на голову Ромки. А он стоит с этим веником и так грустно-грустно на меня смотрит и даже не знает, что сказать. В итоге не выдержал – отвернулся. Неловко-то как. Не так, наверное, себе представлял мою реакцию на свое возвращение. Думал, наверное, что я на шею ему кинусь, плакать начну. Нет. Не стану. И не буду.

- Мурка, - сел на другой стул Ромка, когда все осколки были тщательно собраны с паркетного покрытия. – Ты не обижайся на меня. Я просто дурак, коротнуло меня.

- Не коротнуло, - посмотрела я на него. – Целое замыкание произошло.

- Я не отказываюсь от своих слов, - посмотрел он мне в глаза. – Я хочу уехать в Рязань. Я давно уже хотел и даже нашел покупателей на квартиру. Но, если ты не хочешь ехать со мной, то я могу оставить тебе квартиру. Живи здесь.

- Ты с ума сошел? – подскочила я.

Вот теперь закоротило меня. Это что значит получается? Я, сижу тут, думаю о том, что можно любовь восстановить, закрыть глаза на эти ужаснейшие несколько лет своей жизни, вернуться в домой и наконец, завести детей, а он мне талдычит, чтобы я квартиру его поганую себе оставила? Схватив полотенце, я налетела на этого идиота и со всей дури стала его лупить этим самым полотенцем.

- Идиот! Идиот! Идиот! – кричала я, пока меня не поймали за запястья. – Я тоже тебя люблю! Ну, как ты не понимаешь?!

Я вырвала руки и пулей вылетела из кухни в спальню. Плюхнувшись на кровать, я с головой накрылась одеялом и закрыла глаза. Вот это дура. Провинциальная, самая тупейшая из дур - дура! Это же надо было такое сказать, он ведь там наверняка сидит и ржет надо мной.

Нет, не ржет. Кто-то медленно на кровать, рядом со мной лег. Обнимает, через одеяло. Так крепко-крепко, что дыхание перехватывает и слезы жгут глаза.

- Мурка, - тихо сказал он, убрав одеяло с моей головы и поцеловав в шею.

Я чуть улыбнулась, но поворачиваться не стала. Стыдно стало мне. И ему, наверное. Лучше помолчать. Вот так вот, когда он меня обнимает, помолчать. А ведь, Ромка никогда меня так не обнимал. Крепко-крепко, словно боялся потерять меня. Но, я же не он. Не убегу.