Рука в руке

— Да, действительно очень.

Не зная, что еще сказать, хозяйка встала и пошла на кухню отдать приказания служанкам. Рафаэль снова легла на солнце и прикрыла глаза. Ее немного раздражал слепящий свет солнца. В этом году сентябрь выдался жарким, и весь Камарг будто уснул под палящими лучами.

Окна были закрыты еще с вечера, поэтому в комнате сохранилась ночная прохлада. Рафаэль легла в постель и беспокойно уснула, видя во сне скачущих коней и свирепых быков.

Виржиль развернул своего андалузского скакуна и сказал:

— 41-й в прекрасной форме, ты не находишь? Такой воинственный, настоящий trapio [8]своей расы! Мне он нравится, а тебе?

Жослин прикрылся ладонью от солнца и бросил через плечо:

— Да, он великолепен! Действительно нагоняет страху…

Жослин с восхищением смотрел, как Руис направляет своего коня к быку. Жара не давала им пошевелиться в седле. Рубашки намокли от пота.

Они долго искали быков, и Жослин утомился: все тело ныло от усталости, мышцы болели, а сбруя хлестала по бокам. Жослин был отличным наездником, но не мог превзойти в этом Руиса. Юноша с интересом наблюдал за ним издалека и не вмешивался, пока Жослин пытался справиться со своей строптивой лошадью, которая чуть что пускалась вскачь, даже если это была стая пролетающих птиц.

— Она любит потанцевать! — процедил Жослин сквозь зубы Руису, который уже вовсю смеялся.

— Сожми ее крепко ногами, проучи ее, — посоветовал юноша.

Жослин попытался понять, какое именно чувство вызывал в нем Руис, но тут они нашли быков, и пришло время возвращаться домой. Жослин пристроился рядом с Виржилем, наблюдая за старым другом. Руис иногда перебрасывался парой слов с отцом. Все тело Жослина напрягалось каждый раз, когда животное ускоряло шаг. Руис же с ловкостью справлялся со своим скакуном. Несколько ездоков остались далеко позади. Иногда Виржиль и Жослин переглядывались, и их взгляды были полны радости и восхищения Руисом, который с легкостью гнал стадо быков.

Вернувшись домой только к двум часам, они не чувствовали свои тела и передали конюхам лошадей в пене, с выпученными глазами и вздутыми жилами. Как только Жослин ступил на землю, у него закружилась голова. Он с трудом дошел до своей комнаты с одним лишь желанием: свалиться на диван прямо в гостиной.

Руис заметил Рафаэль у бассейна и подошел к ней. Наклонившись, он коснулся ее плеча.

— Опасно спать на солнце, Рафаэль.

Девушка медленно открыла глаза, и первое, что она увидела, были шпоры Руиса со слипшимися клочками шерсти, покрытыми потом и кровью. Затем она подняла взгляд и встретилась с огромными темными глазами Руиса, мерцающими совсем рядом с ее лицом. Она смущенно поднялась и прошептала:

— Мне нужно принять душ…

Юноша повернулся и пошел прочь, а она, проводив его взглядом, снова почувствовала неловкость.

Покончив с буйабес — традиционной рыбной похлебкой, все потянулись к бокалам с вином, и через некоторое время за столом воцарилось всеобщее веселье. Ресторан, куда их привел Виржиль, не относился к числу элегантных туристических мест, так любимых приезжими. Их посадили в крохотную комнатку, и они заняли две ее трети. По своему обыкновению, Мария оделась в яркое платье и надела блестящие украшения из толедского золота. Ее высокий черный шиньон был украшен стразами. Внешний вид хозяйки дома мог бы вызвать смех, не будь она душой компании. Мария постоянно отпускала свои любимые шутки, веселившие всех. Но особое очарование ей придавали эти восхитительные, томные глаза, доставшиеся Руису по наследству и уже завоевавшие сердца стольких женщин от Камарга до Андалусии.

Виржиль говорил громко, и это соответствовало его росту, крепкому телосложению и авторитету. Только Мария могла иногда прервать его, чтобы вставить новую шутку. Мигель тоже много говорил, но его слова не выделялись в общем шуме. Глядя на Мигеля, сложно было поверить, что он является частью этой семьи. Кроме имени, которое ему выбрала Мария, в нем не было ничего испанского. У него были светло-каштановые волосы, по цыганской традиции Васкесов, довольно длинные. Он не отличался ни огромным ростом, как отец, ни изяществом, как его младший брат; в нем также трудно было угадать черты француза или жителя Прованса. Мигель был незаметен в семье, где каждый являлся яркой личностью. Он с презрением относился к безумной смелости Руиса, скучал во время разговоров о быках. Только одна черта вызывала уважение к нему: его постоянная, почти вычурная вежливость. Иногда, при желании, он мог быть интересным, обсуждая как известные книги, так и особенности выращивания быков на ферме его отца.

Пабло, старший из сыновей, в этом году не смог покинуть свое хозяйство в Испании и жену с новорожденным. Жослин сожалел, что Пабло не было с ними в этот вечер. Он был его любимчиком, этот первенец Виржиля, и с самого рождения мальчика Жослин немного завидовал его отцу. Со временем это чувство переросло в настоящую привязанность к ребенку, к которому он проявлял почти отцовскую любовь и внимание. Потом он стал так же заботиться и о новорожденном Мигеле. Почему-то мальчики, подрастая, не напоминали им с Виржилем о приближающейся старости.

Васкесы ни разу не были в Париже, и их встречи происходили только по инициативе Жослина, который хотел снова и снова прочувствовать атмосферу своего детства, сидя за одним столом с давним другом. Руиса он знал меньше других. В последние годы Жослин был чересчур занят работой, потом у него появилась Рафаэль, поэтому он редко бывал в Камарге. Для него Руис оставался все тем же мальчиком пятнадцати лет, безумно влюбленным в лошадей и быков, который был непоседливым учеником в классе, быстро рос и организовал Жослину несколько памятных поездок верхом. Когда он три дня назад увидел его в Арле в костюме тореадора, то почти не узнал. Руис превратился в красивого зрелого мужчину, которым восхищались женщины. В глубине души Жослин почувствовал опасность со стороны Руиса, и эта мысль была ему неприятна.

В этот вечер Виржиль пригласил Жавьера и его очаровательную женушку Альбу. Их веселая компания из восьми человек требовала от хозяйки заведения угощения и танцев. Жослин наблюдал за счастливой Рафаэль, которая наверняка предавалась мечтам стать женой и матерью. Матерью! Ему, в его-то пятьдесят, было уже поздно думать о детях. Когда он думал о Пабло, уже давно ставшем отцом, когда смотрел на Мигеля и особенно на Руиса, то понимал всю несбыточность этого желания. Рафаэль заставила вспомнить его о многих давно забытых вещах и желаниях. Теперь он был готов на любое безрассудство. Наверное, поэтому он взял ее с собой к Виржилю. Ему требовалась поддержка старого друга. Виржиль всегда давал ему мудрые советы, искренне высказывал свое мнение, лишенное предвзятости.

Виржиля всегда веселило, что Жослин зарабатывал деньги на недвижимости. Неужели можно заплатить хотя бы франк за совместное пользование футляром для лыж или пляжным зонтиком?! Однако его не интересовали проблемы человеческой глупости и особенности ведения дел Жослином. Он не придавал этому значения. Его просто расстраивало, что друг работает, чтобы жить, когда он, Виржиль Васкес, живет ради своей работы.

В начале карьеры Виржиль вложил немалый капитал в приобретение чистокровного стада испанских быков, которых он готовил к боям. Затем он стал членом UCTL [9], где особое значение придавалось правильному воспитанию боевого быка. Мария помогала ему, как могла, и он полностью отдался своей страсти, не имея пути назад. К глубочайшему сожалению жены, Виржиль не хотел никуда уезжать из Камарга только потому, что не смог бы жить в другом месте. Он так хорошо знал эти земли, что смог бы вырастить еще не одно поколение чистокровных быков…

— Я ненавижу этого человека! — Неожиданный выкрик Марии во всеобщем веселье заставил Жослина оторваться от своих раздумий.