Наследница

Жишонга улыбнулся и повертел пальцами перстенек на своем мизинце. Движения черных точеных рук с гибкими запястьями завораживали.

– Вам понравились наши колечки? Но такие не только у нас с Эриком. Они у всех членов братства.

– Какого еще братства?

– Братства «Прекрасной дамы». Звучит немного архаично, но это милая традиция имения Манор дю Ласмар.

У меня перехватило дух.

– С момента организации здесь отеля и гольф-клуба, – продолжал Жишонга, – еще в девятнадцатом веке. Времена изменились, но по традиции кроме членов гольф-клуба в братство входит верхушка персонала, и все называются совсем на старинный манер: дворецкий, конюший, кухмейстер – то есть старший повар, садовник – ваш покорный слуга, ну и так далее. – Он улыбнулся и добавил: – Этакая пародия на рыцарский орден. Даже с ритуалами и символикой. – Его пальцы опять повертели перстень. – В общем, чтобы челядь и господа могли обедать за одним столом. Я удовлетворил ваше любопытство?

– Манор дю Ласмар… – наконец-то выдохнула я. – Значит, это то самое Манор дю Ласмар…

– У вас такой вид, словно вы не знали, где находитесь.

Я закивала.

– Не знала, правда. Сале не сказал мне, как называется владение. Но как же я-то сама раньше не соединила все вместе! Онфлёр. Нормандия. Хозяина звали де Ласмар. Да еще вы здесь! Это же ваш знаменитый проект «Прошлое будущее»!

– «Будущее прошлое», – гордо поправил он. – А вы, я так понял, тоже окончили мою альма-матер?

– Нет. Просто я преподаю там математику.

– Высшую, профессор?

– Прикладную. И пока еще доктор. Но защита назначена уже на эту весну.

– О, я горжусь вами, патронесса!

– Да нечем особенно. Я, математик, не смогла логически увязать воедино очевидные вещи!

– Патронесса, даже если бы вы забыли таблицу умножения, тоже было бы неудивительно. Я и сам стал бы путать лево и право, свались на меня такое богатство. Особенно с учетом всей той игрушечной таинственности, с какой «братцы» обставили ваш приезд! Учтите, – Жишонга доверительно понизил голос, – мы с Вариаблем были категорически против, но все решилось большинством голосов. Даже мэтр Анкомбр отнесся к этому восторженно.

– Нотариус? Он тоже член братства?

– О! Он с младых ногтей заядлый гольфист!

– А Сале? У него ведь вроде нет перстня?

– Поздравляю, патронесса, вот к вам и вернулось логическое мышление. Вы на правильном пути.

– Сале выслуживается? Да? Мечтает попасть в круг избранных? – Мне было ужасно неприятно от мысли, что я позволила Сале тот поцелуй на спине коня.

Лицо черного Аполлона вдруг действительно превратилось в лик статуи.

– Снобизм – не самый большой порок, – заявил он, не дрогнув ни единой черточкой. – Хотя, безусловно, лакейство – омерзительно.

Мне совершенно не хотелось с ним ссориться, и я миролюбиво подытожила:

– Все ясно. Сале – лакей. Жан-Пьер – шут в ожидании вожделенного колечка и должности своего шефа.

– Нет, что вы! – Жишонга отрицательно замотал головой. – Жан-Пьер Миракло… – И осекся, потому что одновременно раздался стук в дверь, створка приоткрылась, и в нее заглянуло упомянутое лицо в поварском колпаке и с лучезарной улыбкой.

– Обслуживание номеро-ов! – бабьим голосом протянул южанин, распахивая дверь пошире и ввозя груженную позвякивающей посудой тележку. – Кушать подано, мадам метресс! Моя ясноокая несравненная госпожа! А колечко-то, вот оно! – И продемонстрировал мне «братский» перстенек на левом мизинце, прежде чем начал сервировать передо мной на кофейном столике вокруг пустого бокала и моего с коньяком. – Я его в кармашке держу, чтоб не замесить в фарш или там, скажем, в тесто. А вы бы, мадам метресс, поосторожнее с этим мсье гением. Совершенно верно, я – шут! Для пущего смеху – в поварском колпаке. Так и значусь в ведомости. А присутствующий здесь мсье гений – соглядатай по штату, стукач, проще говоря. Я-то хоть еще омлет или там супчик какой-никакой сварганить могу, а этот только притворяется садовником. Сам даже розу от елки отличить не в состоянии! Только ходит всюду, вынюхивает, высматривает, а потом – шнырь к старику Варю. И – ши-ши-ши, ши-ши-ши – старикану на ушко. Вот такие дела, мадам метресс! – И склонился в поклоне с перекинутой через левую руку салфеткой. – Изволите приказать шампанское открывать? Или продолжите коньячком пробавляться с мсье гением?

Я терпеливо ждала развязки шоу, поглядывая то на повара, то на Жишонгу. Красавчик-южанин гримасничал, как обезьяна. Черное лицо античной статуи было непроницаемым. Единственный раз белые, словно инкрустированные белки блеснули, когда Жан-Пьер назвал меня «мадам метресс». Но я сделала ему знак, что как раз это волнует меня меньше всего.

– А вы, мсье гений? Что ж вы стесняетесь? – не унимался Жан-Пьер. – Присаживайтесь к ножкам мадам хозяйки, как верный пес. Она вам и коньячку плеснет, и кусок какой кинет с барского стола. Глядишь, вы и за меня словечко замолвите, что мол, дескать, не такой уж этот шут никчемный…

– Знаете, мсье Миракло, хамство Моник по сравнению с вашим просто лепет младенца, – не выдержала я.

Повар вдруг упал на колени и воздел руки:

– О горе мне! Пощадите! Не прогоняйте, хозяйка!

Но от меня не ускользнул его взгляд, брошенный на Жишонгу. Причем тот встретился с поваром глазами, шумно выдохнул и отвернулся. И этот крошечный эпизод мне совсем не понравился.

– Мсье Жишонга, у меня такое ощущение, что это очередной розыгрыш в местном стиле.

– Да нет! Что вы! Ни в коем случае! – запротестовал он.

– Но вы ведь, кажется, обещали мне свидание с мсье Миракло?

– Паскаль, правда, что ли? – изумился повар, садясь на пол и заговорив совершенно нормальным голосом. – Ты ей со мной правда рандевушку обещал?

– В том смысле, что ты дашь перекусить патронессе с дороги. Я пошел за тобой, но как-то так получилось, что мы разговорились. – Жишонга смущенно развел руками, показывая на сервировку. – А ты сам догадался… молодец. Кстати, наша патронесса – доктор математических наук. Преподает в том же самом вузе, который я закончил. Вот…

Повар резко вскочил на ноги, чуть не свернув левым плечом могучее кресло, вытянул руки по швам.

– Честь имею представиться, капитан ВВС Жан-Пьер Миракло. В отставке. У меня одного глаза нет. Потому вечно сшибаю мебель. – И потянулся именно к левому глазу, как бы с намерением его вынуть.

– Пьеро! – одернул его Жишонга. – Ну правда, хватит уже. С глазами у тебя все в порядке. У тебя нет одной почки.

– Ух! – Миракло погрозил ему кулаком. – Почки – это неинтересно. А вот глаз стеклянный – это да! Скажите, патронесса?

– Почки – это грустно, – сказала я. – Почки – это значит, что вы не можете есть половины того, что готовите. И вино вам пить нельзя.

Он вдруг раскатисто захохотал.

– Вино? Да я его в девках в рот не брал! Коньяк – вот мужской напиток. А что касается стряпни, то я и выучился готовить, потому что жрать… ой, пардон! есть ничего было нельзя. А потом как-то так навострился, что теперь зимой меня как звезду диетической кухни приглашают во всякие там люксовые ресторации. Ведь у которых денег много, у тех, считай, всегда, больной потрох, – кокетливо похлопав себя по талии, почти пропел он. – А здесь такая скукотища зимой. Жуть! Гостей нет, прислуга в отпуске. Даже наши старики и те, бывает, сваливают в Париж. Тут же два часа на машине. Один этот черный демон, в смысле гений, – повар ткнул пальцем в Жишонгу, с нежностью глядя на него, – сидит тут со своим компьютером. А потом хлоп! Бог мой! Под каким-нибудь Сиднеем или Рио его экологические пейзажи уже торжественно открывают с речами и при большом стечении прессы и мировой общественности. А зануда, как есть зануда! Ничем не проймешь. Сделает каменную морду, и хоть ты тресни! И вот почему он гений, а я нет?

– Ладно, Пьеро, пойдем, ты самый великий гений, – ласково обнимая его за плечи, сказал Жишонга. – Пойдем. Патронесса и так уже без сил. А тут ты со своим трепом.

– Вот видите, патронесса? Вот так всегда. Всегда бедный Пьеро виноват. А все хорошее – этому черному демону, в смысле гению. И самые лучшие женщины, и коньяк из хозяйских ручек.