Флирт на грани фола

Отчаянный и душераздирающий вздох в коленки. Хью его проигнорировал.

– …которая в свои – сколько вам там, тридцать? Тридцать пять? – выглядит на сорок восемь. Я больше не желаю видеть перекрученные колготки, юбку пятьдесят третьего года выпуска и мужские сорочки, застегнутые под горлышко. Я не желаю слышать о теннисных туфлях. Меня стошнит, если вы еще раз причешетесь на прямой пробор или оденете ободок на волосы, потому что не удосужились их вымыть утром…

Моника совершенно спокойно подумала: выйду из офиса и утоплюсь. Все равно жить после такого нельзя. Что там жить! Даже глаз поднять нельзя.

– …И я не желаю больше видеть, как вы трескаете свои сиротские бутерброды с сыром на подоконнике пожарной лестницы! Что это такое, а? Вы что, мало получаете? Вам прибавить зарплату? Пожалуйста!

– Не на…

– Надо! Я не могу позволить себе роскошь держать рядом с собой чучело, вечно впадающее в панику, как только на него посмотрят не как на ответственного сотрудника, а как на существо женского пола. В конце концов, есть такое понятие, как дресс-код! Извольте отправляться домой!

– Вы меня увольняете?

– Еще чего! Я даю вам неделю – слышите, неделю! – на то, чтобы вы сходили к психоаналитику…

– Я уже была…

– Значит, к психиатру. Потом вы пойдете в СПА-салон, приведете себя в порядок, сделаете прическу, макияж, депиляцию, массаж, клизму – все, что потребуется. Наконец, после всего этого вы отправитесь в магазин. Бутик! Не на блошиный рынок, не в секонд-хэнд, не на помойку и не в благотворительные ночлежки! В Б-У-Т-И-К! И поскольку вы ничего не смыслите в моде и стиле, то вы попросите тамошних девчонок подобрать вам полный комплект одежды. От трусов – да, да, я произнес слово «трусы», оно вовсе не ругательное! – до шубы. От пляжных тапочек до зимних сапог…

Моника шумно высморкалась, но головы так и не подняла. Лица, вероятно, просто больше нет, только нос, из которого течет, и щелочки вместо глаз. Все остальное опухло и покрылось пятнами – манная каша с малиновым вареньем!

Хьюго гремел уже в совсем патетическом регистре.

– …И вот когда вы все это приобретете, вы отправитесь в ювелирный магазин и попросите подобрать вам украшения на каждый день и для торжественных приемов. Покажете им свои покупки, они сообразят.

– Бистер Бэгшо… Я де богу больше… Зачеб вы так бедя…

– Потому что достали! Молодая баба, а ведет себя, как старая дева в климаксе! Я миллионер или кто?! Желаю капризничать! Хочу, чтоб секретарша была зашибись, а не чучело огородное! И учтите, я не собираюсь жалеть о сказанном. Будь я жадным кровососом-капиталистом, а вы – бедной работящей девушкой, содержащей десяток малолетних братьев и сестер, старушку-мать и двух канареек редкой породы, я бы еще понял. Но вы получаете хорошие деньги, прекрасно знаете, что я не могу без вас прожить ни минуты, живете в частном доме совершенно одна – и не можете позаботиться о такой малости, как собственная внешность!

– У меня есть семья…

– Перестаньте, чудовище! Мир тесен, и потом, я смотрел документы в отделе кадров. У вас брат двадцати двух лет, сестра двадцати лет и мать – активистка партии зеленых. Миссис Слай выглядит прекрасно. Элегантна, подтянута, энергична, коммуникабельна…

Вот тебе бы ее в секретарши, мстительно подумала практически уничтоженная Моника. Или Дрю… А Энди – в финансовые советники…

– …Сестра – красавица, белокурая бестия, наследница божественной Мерилин. С некоторых пор самая желанная телепередача для меня – прогноз погоды на шестьдесят первом канале. Брат… ну, тут вам виднее. Живут отдельно, зарабатывают сами. Миссис Слай летает по всему миру с миссиями различной степени благородства. Вы предоставлены самой себе! Об этом неприлично говорить, но по самым скромным подсчетам за три года работы со мной вы должны были накопить… тысяч двести? Двести пятьдесят?

Моника скорбно сопела, но в голове против воли вертелась совершенно новая мысль: а действительно, сколько у меня денег?

Хью подхватил падающее полотенце и погрозил опущенной темноволосой головке Моники кулаком.

– Тем не менее, я не собираюсь вас вынуждать тратить сумасшедшие деньги из своего кармана. Все будет за счет фирмы.

– Нет! Я не могу…

– Успокойтесь, лицемерка! Никаких подарков. Все это будет считаться униформой. Уволитесь – сдадите по описи. За трусы и чулки вычту, в связи с амортизацией и износом.

– Мистер Бэгшо…

– Это – приказ номер один. Номер два – на увольнение. Выбирайте.

– Я…

– Считаю до трех – два с половиной…

– Но мне…

– Все. Время вышло.

– Хорошо. Только я… я не умею…

– В вашем возрасте пора учиться. Телефон психотерапевта моей тетки и банковскую карту с неограниченным кредитом вам передаст миссис Призл. Жду вас через неделю!

И Хьюго Бэгшо гордо вышел из кабинета, начисто позабыв о скатерти и босых ногах. Позади него дымились и догорали жалкие обломки того, что раньше называлось «суперсекретарша Моника Слай».

4

Моника заперла входную дверь и без сил привалилась к ней спиной. Такси довезло ее до самого дома, миссис Призл была неумолима, но, честно говоря, Моника мало что понимала.

Все, что наговорил ей Хьюго Бэгшо… нет, не отсюда. Все, что она натворила на работе сегодня утром, а потом и все, что наговорил ей Хьюго Бэгшо, было настолько нереальным, настолько диким и неправдоподобным, что сейчас Моника Слай словно бы раздвоилась. Традиционная скромница и молчунья покорно и с ужасом взирала на картины, проносившиеся в мозгу, свято веря, что это случилось не с ней. С ней всего этого произойти просто не могло.

Вторая же Моника Слай, неведомая и безумная, хулиганка, разгромившая кабинет собственного босса, сорви-голова, совавшая руку в аквариум с пираньями, короче, эта фантастическая Моника Слай пылала гневом и стыдом. Именно так: сначала гневом, а потом стыдом. И стыдилась отнюдь не того, что сделала, – а того, что так и не решилась сделать.

Встать, вытереть сопли и слезы, надменно взглянуть на капиталиста-кровососа, этого хама-миллионщика, и ледяным голосом процедить: «Мое заявление будет у вас на столе через десять минут, а сейчас потрудитесь оставить меня одну…».

Моника ощутила, что в руках у нее какой-то сверток. Поднесла судорожно сжатый кулак к глазам. Конверт с логотипом «Бэгшо Индепендент», а в нем небольшой плотный квадратик. Моника медленно распечатала конверт.

Тускло сверкнуло серебро. Платиновая карта на предъявителя.

Она была отличным делопроизводителем. Она разбиралась почти во всем, пусть и не глубоко, но достаточно, чтобы вспомнить: платиновая карта обеспечивается капиталом не менее пятисот тысяч долларов. Полмиллиона баксов. Пол-лимона.

Хью Бэгшо, самодур и хам, отдал ей в полное распоряжение полмиллиона долларов. И еще одну вещь отдал, приказ – за неделю перестать быть Моникой Слай. Стать другим человеком. Красивой, уверенной в себе, прекрасно упакованной штучкой. Говорящий костыль, инкрустированный бриллиантами.

Можно представить, как они все будут смеяться. Все эти Сью, Бель, Линды, Мэгги, Джины и Сандры. И громче всего будет хохотать красавчик Хью, Хью Бэгшо, ее босс и тайная любовь.

Потому что она влюбилась в него с первого же взгляда, и невозможность этой безумной, немыслимой любви приняла так же покорно и обреченно, как всю жизнь принимала все тычки и насмешки младших брата и сестры, постоянное ехидство матери, недоуменное пренебрежение сослуживцев, равнодушное презрение сверстниц – тех самых красавиц, в одну из которых ей велел за неделю перевоплотиться Хью Бэгшо.

Она не зарыдала, не закричала, не швырнула карточку в стену, просто положила ее на подзеркальный столик и побрела, шаркая ногами, в ванную. Встать под горячий душ, смыть с себя вонь тухлого мяса и сегодняшнего позора, забыть, забыть…

Солнце заливало ванную сквозь матовые стекла, и в помутневшей воде тяжело метался крупный серебристый карп. Джозеф. Ее домашний питомец.