Тайна ключа из слоновой кости

Вдруг она припомнила. Крест подходит только для борьбы с вампирами, а не с призраками.

– Я докажу вам, – прошептала она, охваченная новой идеей. – Только мне надо найти мой спортивный костюм.

– Спортивный костюм? Что это такое – спортивный костюм?

– Одежда, которая была на мне, когда я поднималась на холм. Он весь промок и был такой тяжелый, что я скинула его, но он должен быть где-то тут, футах в тридцати отсюда, не больше.

Какую-то долю секунды призрак колебался, затем стало ясно, что он решил потакать ей.

– Я пойду с тобой.

Еще один удар грома раскатился по небу и еще одна молния озарила лес, когда он встал. Дождь неожиданно сменился легкой изморосью, похожей на туман. Призрак наклонился и взял Хоуп за руку, чтобы помочь встать. На мгновение ей страстно захотелось вырвать руку: его очень сильная хватка испугала ее. В нем слишком чувствовался мужчина, и это напомнило ей дни и ночи в Центральной Америке, когда она все время находилась под страхом насилия. От болезненной шишки на голове се слегка подташнивало. Все вокруг смещалось и кружилось, и Хоуп никак не удавалось справиться с этими ощущениями. Однако не успела она что-либо сказать, как он уже отпустил ее руку и встал рядом, с явно увеличивающимся беспокойством поджидая ее следующего движения и все больше хмурясь.

Она поплотнее запахнула на себе его камзол и зашагала вниз по тропинке, что вела с холма. В одном месте тропинка выравнивалась, образуя небольшую полянку футов в десять. Тут в грязи валялся спортивный костюм. Земля и дождь превратили его ярко-голубой цвет в ржаво-коричневый.

Хоуп подняла костюм и стала выжимать, надеясь выиграть время. Но, повернувшись, чтобы пойти назад на холм, она обнаружила призрака рядом с собой.

Он стоял, упершись руками в бедра и немного отставив одну ногу в сторону, – это помогало ему удерживать равновесие на склоне холма. Вид у него был не из лучших. Мокрая рубашка прилипла к телу, подчеркивая каждый мускул. Темно-золотистые панталоны обрисовывали ноги подобно женским колготкам, исчезая под коленом в черных блестящих, облегающих ноги ботфортах. Без своего расшитого золотом камзола он сейчас походил больше на пирата, чем на офицера французской армии. Вид у него был весьма рассерженный и немного смущенный.

– Хорошо, Фейт, дорогая. Что ты нашла в этом грязном свертке материи, чем ты докажешь, что твои заблуждения являются истиной?

– Вот что. – И она протянула ему куртку.

Он наклонил голову, рассматривая. Длинные тонкие пальцы исследовали ткань, нежно пощупали бархатистый велюр.

Хоуп потрясла куртку.

– Да не ткань, а молния.

– Что?

– Застежка-молния, – терпеливо объяснила она. – Застежка, которая вшита в эту одежду, была изобретена в начале двадцатого столетия и теперь используется почти во всех видах одежды. – Она соединила полы куртки и потянула за наконечник. – Видите?

Арман взял куртку у нее из рук, пристально рассмотрел, а затем попытался открыть молнию. Не глядя на Хоуп, он несколько раз открыл и закрыл ее, а затем спросил:

– И это изобрели французы?

– Господи помилуй! – простонала она. – Я не знаю, и сейчас это неважно. Суть в том, что это изобрели уже после того, как вы умерли!

Он на мгновение застыл, словно она оскорбила его, а потом сказал:

– Франция издавна является законодательницей моды. Мы очень гордимся этим, как должна гордиться и ты, дорогая Фейт, если тебе суждено тоже стать француженкой.

Она ласково улыбнулась, хотя глаза ее, казалось, метали в него языки золотистого пламени.

– Я не собираюсь становиться француженкой. И меня зовут Хоуп.

И вот тут-то она впервые заметила, что он начинает сомневаться в своей собственной правоте.

Вряд ли вся ее речь казалась ему осмысленной, но по крайней мере до него кое-что начало доходить. Вдруг Хоуп припомнила, зачем прибежала на этот холм.

– О, пойдемте сюда! – воскликнула она, забыв, что должна придерживать накинутый камзол. Она схватила Армана за руку и побежала вниз, увлекая его за собой. – Я сейчас покажу!

Вот он. Снимок, который она уронила на мох у подножия скалы, был забрызган грязью и промок, но он еще мог пригодиться, чтобы доказать разницу между ее временем и его.

– Видите? Вот зачем я сюда прибежала! Я сняла это вчера, вместе с другими кадрами. Это же вы! – Она вытерла трясущиеся руки об его камзол и протянула ему фотографию.

Синие глаза затуманились, когда призрак стал ее рассматривать. Затем он осторожно перевернул тонкий листок фотобумаги, заглянул на изнанку и опять посмотрел на снимок. Вдруг он застыл, и взгляд его приковался к призрачным фигурам, что привлекли ее внимание с самого начала.

– Как это называется?

– Фотография.

– А как она делается?

– Я навожу фотоаппарат на объект съемки и открываю объектив, который помогает перевести изображение того, что я снимаю, на так называемую пленку, которая поглощает свет и помогает запечатлеть картинку. – Она объяснила ему весь процесс, хотя и видела, что он ничего не понимает.

– И сколько времени на это требуется?

Она осознала, что он действительно не мог понять то, что она ему говорила. Да и как ему было понять, если он даже не представлял себе, что такое фотоаппарат?

– Примерно секунда или две, чтобы навести фотоаппарат, а потом еще примерно час, чтобы проявить пленку.

Он прищурил глаза, загоревшиеся недобрым светом.

– Ты издеваешься надо мной? Это что, шутка?

Она медленно покачала головой. Ей было понятно его нежелание верить ей. Разве она чувствовала бы себя по-иному, окажись на его месте?

– Нет. Этим я зарабатываю на жизнь.

– Mon Dieu, – прошептал он, прислоняясь к скале и уставившись на улику, которую держал в руках. – Значит, это не тысяча семьсот шестьдесят второй год?..

– Нет, – хрипло прошептала Хоуп.

Пальцы ее ног глубже зарылись во влажный мох.

Он посмотрел на нее, и она видела, что его глаза полны отчаяния.

– Значит, хотя вы и являетесь ее образом, вы – не моя Фейт.

– Нет, – прошептала она в ответ, почему-то сожалея об этом и о том, что не может стереть невыносимую боль в его взгляде.

– Но все-таки я жив.

Хоуп не ответила. Она не знала, что ему сказать.

Но он настаивал:

– Дотроньтесь до меня. Прикоснитесь ко мне! Нащупайте мое сердце! Разве я не кажусь вам живым? Разве я не дышу тем же воздухом, что и вы? Разве не ощущаю то же, что и вы? – Арман схватил ее руку, прижав к своей груди. Сердце его билось сильно и ровно.

Где-то далеко ударил гром. Гроза уходила прочь, оставляя за собой тоскливый, пасмурный день. Даже изморось прекратилась.

– Я вижу вас. Я трогаю вас. Но я не знаю, живы вы или нет. – Глаза Хоуп умоляли его понять ее смятение, но и призрак, казалось, был слишком поглощен своим страданием – он никак не реагировал на ее мольбу. Она вздохнула, поправляя за ухом мокрые волосы. – Пойдемте со мной в дом. Мы сможем все там обсудить, а я тем временем согреюсь.

Он посмотрел на фотографию, которую держал в руке, и кивнул.

– Oui, так мы и сделаем.

Хоуп зашагала впереди него по тропинке, шлепая босыми ногами по сырому мху и мокрым листьям. Она знала, что Арман идет следом, потому что чувствовала его присутствие – как чувствовала еще ребенком, как ощущала вчера. От этого присутствия ей становилось теплее – казалось, оно согревало ее.

Они осторожно спустились с холма. Хоуп все так же шла впереди, она направилась к дому. Но тут вдруг услышала, что Арман Сантой выругался, и круто повернулась. Он стоял совершенно неподвижно, протянув руки перед собой, ладонями к ней.

– Что случилось? – Она сделала два шага назад и была уже так близко, что могла бы дотронуться до него.

– Я не могу идти дальше! – Его ответ прозвучал и удивленно, и раздраженно. Он подвигал ладонями в воздухе, словно упираясь во что-то. Его движения заставили Хоуп вспомнить представление мима, которое она когда-то видела в Нью-Йорке. Тогда артист изображал, что между ним и зрительным залом выросла стеклянная стена. Вот только Арман не был мимом…